ЭКСКУРС В ИСТОРИЮ
ЭКСКУРС В ИСТОРИЮ:
16-го июня 1990 года поэтом Вадимом Месяцем и старшим следователем Прокуратуры Андреем Сорокой (в книге «Ветер с конфетной фабрики» он назван Андреем Лебедем) был совершен штурм конфетной фабрики «Заря коммунизма», мотивированный не только хулиганскими соображениями. Страна рушилась, остановить коллективный мазохизм не было невозможно. С каждым днем утрачивались все новые и новые атрибуты государственности: гербы, флаги, партии, военные части и красные уголки… Тогда-то и было решено, что только конфетные фабрики и кондитерские комбинаты могут быть последним «оплотом утраченного СССР». «Именно конфеты именем своим, памятью нашей молодости и детства будут связывать нас с предыдущими поколениями, с прахом отеческих гробов, с кровью, пролитой на общее благо». Наступление сникерсов и баунти надо было остановить. «Алеко», «Балтика», «Белочка», «Золотая нива», «Кара-кум», «Красная», «Куйбышевские», «Ладога», «Маска», «Ну-ка отними», «Чародейка», «Петушок-Золотой гребешок», «Утро», «Дорожные», «Грецкий орех», «Моя мечта№… Мы встали на защиту этих ласкающих слух наименований - и победили.
Будь мы чуть более сознательными – и родной Советский Союз был бы спасен. И жевали бы сейчас, как и прежде, конфеты «Таллинн» и «Белорусская картошка». И жили бы в рабоче-крестьянской державе, а не в сырьевом придатке Европы. Ответственности у Месяца с Сорокой не хватило – спьяну они захватили хлебный завод. Хлеб – имя существительное, объект материалистический. Вот и пришлось – всем народом – вернуться с небес на землю. Почему мы занялись этим? Что подвигло нас на столь экзальтированные шаги?
«И здесь я отвечу, что останавливаюсь на поступках из ряда вон выходящих лишь потому, что только такие поступки способными изменить картину мира, нарушить его гибельное равновесие. Все на земле люди, так или иначе, ведут правильный образ жизни: работают, производят потомство, сажают деревья и так далее. Тем не менее, все планомерно летит в пропасть и нет никакого способа это остановить. Вероятность того, что хоть что-нибудь изменится в результате совершенно бессмысленных и свободных действий очень мала, но если есть хоть малейший шанс, – почему бы не попробовать?
Можно тысячу раз спросить себя – зачем? Почему? Кто я такой? Тысячу раз объяснить, что все материки уже открыты, непокоренные народы завоеваны и истреблены, неприступные крепости и монастыри превращены в музеи, но эти объяснения лишь укрепят нас в отчаянной злобе. Мировой порядок выдуман или открыт самими нами, – неужели наш опыт и есть истина в последней инстанции? Но кто же тогда восхитит небеса своим невежеством и сумасбродством? Кто подтвердит, что в мире до сих пор еще возможно черт знает что, невероятное, незапланированное, дикое…
Мы ведь так окончательно скиснем, если не будем предполагать, даже в самой отдаленной перспективе, чего-то радикально нового. Надеяться на полное избавление от душегубов и дураков, на построение царствия Божьего на земле вопреки всем законам исторического развития, на возвращение собственной молодости, любимых людей... Кто сказал, что истинная вера это - лишь то, что устремлено к вечному, а тоска о многоэтажных странах, белых штанах и Голливудских любовницах есть нечто второсортное? Не все ли равно, что нас ведет по жизни, если порой мечты о самых земных и обыкновенных вещах достигают уровня религиозного экстаза?
В какой-нибудь системе координат любой пустяк и хулиганская выходка становятся событиями всемирно-исторического значения, душевность превращается в духовность, беспричинный смех в настоящий подвиг. Поэтому, сознавая бессмысленность и несбыточность начинаний, нужно действовать, пусть нами и движут откровенно ложные идеи, – ведь без ложных идей никто никогда ничего бы и не сделал. Свобода – на то и есть свобода, что наперед никто не знает, что она принесет с собой, то ли продолжение радости и любви, то ли совсем что-то никудышное и отвратительное (1)».
Истоки философии и романтического магизма «Русского Гулливера» надо искать в начале девяностых. Тогда люди еще помнили, что такое свобода. Одним из немногих ее проявлений свободы стала блестящее прозрение Сергея Курехина о том, что Ленин был лесной гриб (и радиоволна). В «Манифесте новых магов» был указан в общих чертах путь, на который «Гулливеры» встали бессознательно.
«Налицо кризис искусства. Отсутствие витальности. Доминация чистого механицизма. Постмодернизм - сам синдром дегенерации - выродился. Интерес к искусству сегодня либо кич (театр, кино, рок-концерты), либо das provozierte Leben ("спровоцированная жизнь" - Г.Бенн), занятие для узкого и замкнутого круга "вампирической интеллигенции", полностью утратившей ориентиры, но не утратившей вместе с тем потребность в пропитании, социальном статусе и тщеславие.
В такие моменты цикла упадка развитие должно получить новый импульс, лежащий как правило вне сферы самого процесса.
Этой новой областью является магия. Магия изучает не события, вещи, предметы, но их причины (причем не просто описывают причины, но активно работает с ними). Магия предшествует искусству и политике. Искусство и политика стали самостоятельными, отделившись от своего магического истока. Этот исток никуда не исчез, но отошел на периферию, воздействовал косвенно. Тайные общества, ложи, ордена управляли историей, вдохновляли художников.
Отныне косвенного воздействия недостаточно, политика и искусство забыли о необходимости постоянного обращения к магии. Ситуацию может спасти только прямая и тотальная замена искусства и политики магией.
Лучший критик того времени Слава Курицын восторженно принимает «Манифест» :
«Кризис искусства и политики внешне кажется чем-то объективным. Не стройте иллюзий, его организовали мы. Для того, чтобы расчистить путь новой расе. Расе магических королей... Искусство станет ярче, политические действа - еще круче. Идиоты и интеллигенты не пройдут.»
Вот именно! «Русский Гулливер» всегда обращается к простым, хорошим людям. Он - «всех живущих прижизненный друг!». Неужели люди доброй воли откажутся связать землю и небеса воедино и вернуться к цельному типу человека? Конечно, они помогут. Кто хочет бродить по ровным дорожкам политкорректности и разрешенных свобод? «Свобода приходит нагая, бросает на сердце цветы!»
В 2006-ом году из 15-летней американской ссылки в Россию возвращается Вадим Месяц. За годы, проведенные на оторванном от традиции материке, он начинает работу над монументальным эпосом о вымышленном короле Хельвиге и его стране Норумбеге. Возможно ли равновесие Иерусалима и Афин с сущностью подземной Шамбалы, думает он. Обязательно ли все песни находятся в поле гравитации планеты? Вот-вот начнется эпоха «поэзии в действии». Предварительная работа уже совершена. За годы странствий (с 1989 по 2009 годы) Месяцем собрана уникальная коллекция воды из различных водоемов планеты: рек, озер, морей, океанов; по бутылочкам разлиты образцы дождей и ураганов, остатки праздничных напитков и борщей. Когда-то, в туманном прошлом, им перевезена вода из Белого моря в Черное, благодаря чему, по мнению специалистов, закончилась Холодная война.
Поэзия без прямого, ощутимого результата ничего не значит!
Если Господь дал вам талант – помогайте людям. На американской чужбине Месяц помогает не только «братьям по разуму»: 18 мая 1998 г.: в Колумбии (Южная Каролина) организовано «Кладбище божьих коровок» (2). Каждая Божья тварь имеет право на обретение покоя во Христе. 14 апреля 2000 г.: в Мэстик-Ширли (Лонг Айленд) создан «Птичий Иерусалим»: терема-кормушки с исламским полумесяцем, православным крестом и иудейской звездой Давида. Птицы также имеют право на свободу религий.
Почувствовав важность момента в эти же годы на родину возвращается поэт Игорь Вишневецкий, примкнувший к нашей революционной группе на начальном этапе. Писатель Александр Давыдов, издатель журнала «Комментарии» также сочувствовал нам. Идеологами оставались Вадим Месяц, Андрей Тавров (и познакомивший их поэт Алексей Парщиков), основатель оргаистических культов Олег Дарк и создатель религиозной метафизики Олег Асиновский, поэты-практики Алексей Остудин и Герман Власов, другие люди доброй воли и чистой идеи… В июне 2007 совместно с Владимиром Смоляром мы приступили к работе над оперой «Бестиарий», выявляющей, что каждый поэт кроме человеческой и ангелической ипостаси имеет звериную сущность. Двенадцать поэтов представили своих тотемных животных, пять композиторов написали музыку под текст. К главной теме мы побирались долго. Только к октябрю 2008 «Гулливер» объявил о воссоздании пред-друидического Ордена Гутуатеров, любителей молитв, что, видимо, означало окончательное оформление идеологии.
«Глобальное почвенничество» и «магический регионализм» «Русского Гулливера» берут свое начало в ситуационизме Рауля Ванейгема и чудачестве поп-механики Сергея Курехина. Похожее со стороны на актуальное искусство «смешение священных почв», год за годом проводимое сторонниками «Гулливера», от актуального искусства отличается. Современные актуальные художники соревнуются в изобретательности, удовлетворении тщеславия и получения грантов, мы – обращаемся в архетипическим основам мира и меняем сам мир. Его климат, политическое устройство, границы, цвет кожи народов. Благодаря нашим действиям распускаются политические тюрьмы и ложатся на дуло пистолета антинародные олигархи. Мы останавливаем дожди и наводнения, предупреждаем землетрясения, восстания и войны. Поэзия – ритуал, танец, жест, действие. Лучшие люди планеты поддерживают нас в этих действиях. Поскольку они понимают, что поэт в России больше, чем поэт, и только поэзия способна изменить мир».
Ангелина Башлачева для сайта www.gulliverus.org
16-го июня 1990 года поэтом Вадимом Месяцем и старшим следователем Прокуратуры Андреем Сорокой (в книге «Ветер с конфетной фабрики» он назван Андреем Лебедем) был совершен штурм конфетной фабрики «Заря коммунизма», мотивированный не только хулиганскими соображениями. Страна рушилась, остановить коллективный мазохизм не было невозможно. С каждым днем утрачивались все новые и новые атрибуты государственности: гербы, флаги, партии, военные части и красные уголки… Тогда-то и было решено, что только конфетные фабрики и кондитерские комбинаты могут быть последним «оплотом утраченного СССР». «Именно конфеты именем своим, памятью нашей молодости и детства будут связывать нас с предыдущими поколениями, с прахом отеческих гробов, с кровью, пролитой на общее благо». Наступление сникерсов и баунти надо было остановить. «Алеко», «Балтика», «Белочка», «Золотая нива», «Кара-кум», «Красная», «Куйбышевские», «Ладога», «Маска», «Ну-ка отними», «Чародейка», «Петушок-Золотой гребешок», «Утро», «Дорожные», «Грецкий орех», «Моя мечта№… Мы встали на защиту этих ласкающих слух наименований - и победили.
Будь мы чуть более сознательными – и родной Советский Союз был бы спасен. И жевали бы сейчас, как и прежде, конфеты «Таллинн» и «Белорусская картошка». И жили бы в рабоче-крестьянской державе, а не в сырьевом придатке Европы. Ответственности у Месяца с Сорокой не хватило – спьяну они захватили хлебный завод. Хлеб – имя существительное, объект материалистический. Вот и пришлось – всем народом – вернуться с небес на землю. Почему мы занялись этим? Что подвигло нас на столь экзальтированные шаги?
«И здесь я отвечу, что останавливаюсь на поступках из ряда вон выходящих лишь потому, что только такие поступки способными изменить картину мира, нарушить его гибельное равновесие. Все на земле люди, так или иначе, ведут правильный образ жизни: работают, производят потомство, сажают деревья и так далее. Тем не менее, все планомерно летит в пропасть и нет никакого способа это остановить. Вероятность того, что хоть что-нибудь изменится в результате совершенно бессмысленных и свободных действий очень мала, но если есть хоть малейший шанс, – почему бы не попробовать?
Можно тысячу раз спросить себя – зачем? Почему? Кто я такой? Тысячу раз объяснить, что все материки уже открыты, непокоренные народы завоеваны и истреблены, неприступные крепости и монастыри превращены в музеи, но эти объяснения лишь укрепят нас в отчаянной злобе. Мировой порядок выдуман или открыт самими нами, – неужели наш опыт и есть истина в последней инстанции? Но кто же тогда восхитит небеса своим невежеством и сумасбродством? Кто подтвердит, что в мире до сих пор еще возможно черт знает что, невероятное, незапланированное, дикое…
Мы ведь так окончательно скиснем, если не будем предполагать, даже в самой отдаленной перспективе, чего-то радикально нового. Надеяться на полное избавление от душегубов и дураков, на построение царствия Божьего на земле вопреки всем законам исторического развития, на возвращение собственной молодости, любимых людей... Кто сказал, что истинная вера это - лишь то, что устремлено к вечному, а тоска о многоэтажных странах, белых штанах и Голливудских любовницах есть нечто второсортное? Не все ли равно, что нас ведет по жизни, если порой мечты о самых земных и обыкновенных вещах достигают уровня религиозного экстаза?
В какой-нибудь системе координат любой пустяк и хулиганская выходка становятся событиями всемирно-исторического значения, душевность превращается в духовность, беспричинный смех в настоящий подвиг. Поэтому, сознавая бессмысленность и несбыточность начинаний, нужно действовать, пусть нами и движут откровенно ложные идеи, – ведь без ложных идей никто никогда ничего бы и не сделал. Свобода – на то и есть свобода, что наперед никто не знает, что она принесет с собой, то ли продолжение радости и любви, то ли совсем что-то никудышное и отвратительное (1)».
Истоки философии и романтического магизма «Русского Гулливера» надо искать в начале девяностых. Тогда люди еще помнили, что такое свобода. Одним из немногих ее проявлений свободы стала блестящее прозрение Сергея Курехина о том, что Ленин был лесной гриб (и радиоволна). В «Манифесте новых магов» был указан в общих чертах путь, на который «Гулливеры» встали бессознательно.
«Налицо кризис искусства. Отсутствие витальности. Доминация чистого механицизма. Постмодернизм - сам синдром дегенерации - выродился. Интерес к искусству сегодня либо кич (театр, кино, рок-концерты), либо das provozierte Leben ("спровоцированная жизнь" - Г.Бенн), занятие для узкого и замкнутого круга "вампирической интеллигенции", полностью утратившей ориентиры, но не утратившей вместе с тем потребность в пропитании, социальном статусе и тщеславие.
В такие моменты цикла упадка развитие должно получить новый импульс, лежащий как правило вне сферы самого процесса.
Этой новой областью является магия. Магия изучает не события, вещи, предметы, но их причины (причем не просто описывают причины, но активно работает с ними). Магия предшествует искусству и политике. Искусство и политика стали самостоятельными, отделившись от своего магического истока. Этот исток никуда не исчез, но отошел на периферию, воздействовал косвенно. Тайные общества, ложи, ордена управляли историей, вдохновляли художников.
Отныне косвенного воздействия недостаточно, политика и искусство забыли о необходимости постоянного обращения к магии. Ситуацию может спасти только прямая и тотальная замена искусства и политики магией.
Лучший критик того времени Слава Курицын восторженно принимает «Манифест» :
«Кризис искусства и политики внешне кажется чем-то объективным. Не стройте иллюзий, его организовали мы. Для того, чтобы расчистить путь новой расе. Расе магических королей... Искусство станет ярче, политические действа - еще круче. Идиоты и интеллигенты не пройдут.»
Вот именно! «Русский Гулливер» всегда обращается к простым, хорошим людям. Он - «всех живущих прижизненный друг!». Неужели люди доброй воли откажутся связать землю и небеса воедино и вернуться к цельному типу человека? Конечно, они помогут. Кто хочет бродить по ровным дорожкам политкорректности и разрешенных свобод? «Свобода приходит нагая, бросает на сердце цветы!»
В 2006-ом году из 15-летней американской ссылки в Россию возвращается Вадим Месяц. За годы, проведенные на оторванном от традиции материке, он начинает работу над монументальным эпосом о вымышленном короле Хельвиге и его стране Норумбеге. Возможно ли равновесие Иерусалима и Афин с сущностью подземной Шамбалы, думает он. Обязательно ли все песни находятся в поле гравитации планеты? Вот-вот начнется эпоха «поэзии в действии». Предварительная работа уже совершена. За годы странствий (с 1989 по 2009 годы) Месяцем собрана уникальная коллекция воды из различных водоемов планеты: рек, озер, морей, океанов; по бутылочкам разлиты образцы дождей и ураганов, остатки праздничных напитков и борщей. Когда-то, в туманном прошлом, им перевезена вода из Белого моря в Черное, благодаря чему, по мнению специалистов, закончилась Холодная война.
Поэзия без прямого, ощутимого результата ничего не значит!
Если Господь дал вам талант – помогайте людям. На американской чужбине Месяц помогает не только «братьям по разуму»: 18 мая 1998 г.: в Колумбии (Южная Каролина) организовано «Кладбище божьих коровок» (2). Каждая Божья тварь имеет право на обретение покоя во Христе. 14 апреля 2000 г.: в Мэстик-Ширли (Лонг Айленд) создан «Птичий Иерусалим»: терема-кормушки с исламским полумесяцем, православным крестом и иудейской звездой Давида. Птицы также имеют право на свободу религий.
Почувствовав важность момента в эти же годы на родину возвращается поэт Игорь Вишневецкий, примкнувший к нашей революционной группе на начальном этапе. Писатель Александр Давыдов, издатель журнала «Комментарии» также сочувствовал нам. Идеологами оставались Вадим Месяц, Андрей Тавров (и познакомивший их поэт Алексей Парщиков), основатель оргаистических культов Олег Дарк и создатель религиозной метафизики Олег Асиновский, поэты-практики Алексей Остудин и Герман Власов, другие люди доброй воли и чистой идеи… В июне 2007 совместно с Владимиром Смоляром мы приступили к работе над оперой «Бестиарий», выявляющей, что каждый поэт кроме человеческой и ангелической ипостаси имеет звериную сущность. Двенадцать поэтов представили своих тотемных животных, пять композиторов написали музыку под текст. К главной теме мы побирались долго. Только к октябрю 2008 «Гулливер» объявил о воссоздании пред-друидического Ордена Гутуатеров, любителей молитв, что, видимо, означало окончательное оформление идеологии.
«Глобальное почвенничество» и «магический регионализм» «Русского Гулливера» берут свое начало в ситуационизме Рауля Ванейгема и чудачестве поп-механики Сергея Курехина. Похожее со стороны на актуальное искусство «смешение священных почв», год за годом проводимое сторонниками «Гулливера», от актуального искусства отличается. Современные актуальные художники соревнуются в изобретательности, удовлетворении тщеславия и получения грантов, мы – обращаемся в архетипическим основам мира и меняем сам мир. Его климат, политическое устройство, границы, цвет кожи народов. Благодаря нашим действиям распускаются политические тюрьмы и ложатся на дуло пистолета антинародные олигархи. Мы останавливаем дожди и наводнения, предупреждаем землетрясения, восстания и войны. Поэзия – ритуал, танец, жест, действие. Лучшие люди планеты поддерживают нас в этих действиях. Поскольку они понимают, что поэт в России больше, чем поэт, и только поэзия способна изменить мир».
Ангелина Башлачева для сайта www.gulliverus.org
Поделиться публикацией:
87
Опубликовано 21 апр 2018