Недавно я побывал на вечере, посвященном показу и обсуждению поэтических видеороликов. Я и прежде бывал на таких просмотрах, но не брался сформулировать для себя впечатление от увиденного, как-то подсознательно крутилась мысль, что это новый жанр, что он делает первые шаги и что не надо поэтому его судить слишком строго. Надо радоваться тому, что он возник и ждать пока создатели клипов не наберутся сил и мастерства. С тех пор прошло уже несколько лет, и вот на просмотре я был вынужден констатировать тот печальный факт, что силы и мастерства не только не набралось, но кажется, что за истекший период у создателей даже не возникло мысли о том, что произведения, появившиеся в большом количестве и размещаемые, в основном, в Интернете, в этом нуждаются. В силе и мастерстве. Они получают премии на крымском фестивале, крутятся, обсуждаются, собирают сотни и тысячи «лайков» в социальных сетях, словом жизнь бьет ключом и все довольны. Этот странный факт и заставил меня задуматься.
Одна из зрительниц высказалась после просмотра примерно так: ролики мне понравились, такие душевные слова и мелодии, прямо мурашки по коже,  а главное, что не надо ничего понимать – так бы и сидела дальше и смотрела, как там на экране что-то мелькает, меняется, движется, прямо медитация. Ну что ж, зрительница безусловно почувствовала свое столь поощряемое последнее время весомое право среднего зрителя, от которого зависит рейтинг, на оценку. То, что зритель может быть при этом человеком, не имеющим чутья ни к кино, ни к поэзии, или вообще не обладать никаким вкусом как и сами ролики – не так важно. Более того, подобная активная безграмотность и неосведомленность, интенсивно приветствуется и именно такое новое поколение зрителей активно формируется. Огромная индустрия ТВ программ воспитывает и выводит к жизни новый тип зрителя, изо всех сил прокатывая километры сериалов и «Домов», от которых не только трудно оторваться, но и отрываться, в общем-то незачем. Сиди себе и «медитируй».
Что ж, зрителей создают создатели фильмов, но вдруг меня осенило, что создателями фильмов на сегодня являются, в основном, те самые зрители, которые «медитируют», глядя на экран с образцами среднего жанра. Для этого нашей зрительнице надо просто вспомнить, что не боги горшки обжигают, что у нее есть право на свои три минуты славы, сходить в магазин, купить видеокамеру и начать снимать видеопоэзию, загадочный жанр, который по выражению одного из создателей, представлявшего ролики тем вечером, не имеет границ и определенно не нуждается в том, чтобы слова стихотворения вообще можно было разобрать.
Но возникает вопрос – если у жанра нет границ, то существует ли сам жанр?
Мне странно, что приходиться говорить эти элементарные вещи об элементарных правилах ремесла. Если у рабочего, ремонтирующего ваш автомобиль, а вернее у жанра его работ не будет границ, то вы вряд ли порадуетесь тому, что получите в результате и о чем можно только догадываться.
В результате просмотра у меня сложилось сначала интуитивное, а потом уже и сознательное ощущение, что я имею дело с отходами. С одной стороны это было похоже на те отходы, которые возникают при любом производстве – некоторая бесформенная, хаотическая общность «всего понемножку», имеющая место и на кухне ресторана и в столярной мастерской, с другой на от-ход от чего-то обладающего формой и смыслом. Сама по себе это идея не новая – мы помним эстетическое внимание к грязи, фекалиям, отходам, которое возникло в 60-е годы на срезе постмодерна и репрезентации вещей в стиле «реди-мейда», к которому относится любопытная переписка А. Парщикова с Курицыным по поводу установления маршрутов движения фекалий по географической карте России. Но в данном случае процесс происходит явно спонтанно и вне поля самоанализа. Задорная зрительница, как и создатели клипов явно не обладали талантами и эрудицией упомянутых поэта и критика.
От чего же от-ходит поэтическая видеопродукция, приобретая форму отхода, остатка, аморфной массы? Мы помним, от чего от-ходила фотография – от живописи. И там сразу возникла преемственность – проблема падающего света, сюжета и видеорамки возникла не на пустом месте, а сразу же стала осмысляться в новом свете и прежде всего в понятийном ключе разности технологий и природы этих двух типов изображений. Т.е. – границы нового жанра, чтобы остаться границами объекта искусства, должны были быть определены, переориентированы и установлены заново. Речь шла о работе с новой формой, ощущающей свою преемственность и от-ход от старой – от живописи. При таком условии от-ход не превратился (частично) в отход производства, но привел к появлению нового искусства или хотя бы ремесла. Кинематограф тоже ощутил себя на первых порах как от-ход. На этот раз от фотографии. И не зря первое определение, которое давалось движущимся на экранах синема черно-белым картинкам  было – «ожившая фотография». Новое искусство понимало гибельность разрыва с волей к формообразованию, которая уже была проартикулирована и принята в фотографии. От-ходя от фотографии и не теряя связи с ее формообразующими правилами кинематограф постепенно нащупывал возможности своей собственной формы, того внутреннего скелета, на котором бы удержалось все тело кино. Потому что без скелета от-ход быстро превратился бы в отход, в мусор. Правда к тому времени «мусорная эстетика» еще не заявила о своих правах.
Видео поэзия в тех ее образцах, которые на сегодня являются доминирующими – ни от чего не от-ходит, заранее интуируя, что попадание в поле отходов в современном мире не может лишить ее права на существование. Отход (мусор, содержимое канализационных отстойников, грязь) сегодня ИМЕЕТ ПРАВО быть искусством. Не формулируя это, но чуя поле новых возможностей, наша простодушная зрительница попала в точку. Мне это нравится и я считаю это своим искусством – такого заявления на сегодня достаточно, чтобы любой объект – от мочи до обрезков кожи или обработанного трупа – считался искусством. Но, знаете, у меня ведь тоже есть свои зрительские права, ибо я тоже сижу в зале и смотрю на экран. Поэтому давайте считаться и со мной. А я говорю – это не искусство, дорогие мои, это халтура важничающих дилетантов и недоучек, не нашедших иного способа самовыражения.
Но есть ли у видеопоэзии свой от-ход, то от чего стоит оттолкнуться в поисках себя, то на что стоит ориентироваться, от-ходя? Безусловно. Прежде всего, это, кино и декламация. И, кажется, не стоит возводить генезис видеоролик к музыкальному видеоклипу – это уж совсем из третьих рук продукт. Вполне возможно, стоит задуматься над возможностями кино и еще раз вернуться к образцам декламации, начиная с тех восковых роликов, на которые были записаны первые голоса русских поэтов – Блока, Есенина, Маяковского. Это самые ранние звучания, более старые нам просто недоступны. Это наш художественный архив, начало. Во вторых надо приглядеться к тому, как мастера кино растворяли видеопоэзию в своих больших вещах. Например к «внутренним видеороликам», которые Тарковский или Хуциев так по-разному монтировали в основную канву своих картин. То, что у них это получилось, не вызывает никакого сомнения. Но у них видеоролики были поданы на «подносе» всей ленты, поддержаны уже сконцентрированным зрительским вниманием и поэтому здесь надо понять, что же произойдет, если «поднос» исчезнет.
Надо еще раз понять, почему один из самых знаменитых суфийских музыкантов (и не он один) объявляют человеческий голос самым богатым и самым духовным из всех музыкальных инструментов.
К слову сказать - суть искусства – не паразитировать, а преодолевать. Не использовать и растрачивать заемную энергию, а создавать свою. Оба эти правила видеопоэзией не усвоены и в результате на экране происходит союз хирургически беспощадных свойств технологий, запечателенных в самой видеокамере, и совершенно аморфной человеческой массы «художественных объектов» на экране. Нет сомнения в том, кто здесь на кого работает - создатели явно обслуживают видеокамеру, ее технологические данные, ее бесстрастную энергию. Свою энергию, способную превратить камеру в послушный инструмент творения, создателям, похоже, просто неоткуда взять.
Есть еще одна вещь, на которую стоит обратить внимание – то, каким должно быть чтение на экране  -  художественным или докуметальным. Кадры Хуциева, где в Политехническом читают стихи Вознесенский, Евтушенко, Ахмадулина – документальны, и это один тип видео-поэзии, самый чистый, самый энергоемкий, неустаревающий, как большинство важных документов-свидетельств, а эпизоды Тарковского с чтением актеров стихов его отца – это уже совсем другое дело. Т.е. энергии к этим кускам декламации в видеоряде подключены разные – и это тоже стоит учитывать. Есть очень хорошие документальные видеоклипы – например чтение Германа Власова на Волошинском фестивале или более ранние поразительные куски с читающим Маяковским или Эзрой Паундом, но что касается «художественных» клипов, они явно так и не нашли своего места в мире. Здесь, мне кажется, стоит принят к сведению опты киноэкранизации философских перформансов, который проделал, например, Эндрью Барни, в своем «Кремастере», создав завораживающую и охлажденную поэтику безупречно-безжизненных пространств. Кажется именно на этом пути можно начать поиск создания актерских образцов видеопоэзии, подумав, по каким законам в подобных перформансах мог бы расположиться голос, дикция.
И последнее, о чем я хочу сказать в этих кратких заметках, разумеется сделав оговорку, что эти заметки обращены не к той массе дилетантов, которым развиваться больше просто некуда и незачем, а к тем, кто хочет, чтобы поэзия звучала на экране. Вы все прекрасно знаете одно правило современного кинематографа – на экране все время должно что-то происходить, иначе зритель просто потеряет к ленте интерес. И даже в самых дилетантских клипах на экране все время что-то происходит. Что-то все время происходит и у больших мастеров кино. И в связи с эти возможны два вопроса по поводу события, отраженного (или донесенного) экраном. Первый – что там такого на экране произошло? Это вопрос легкий. Потому что всегда можно сказать, примерно следующее: ну, сначала чувак шел, потом споткнулся, упал в лужу, блин, а навстречу к нему канает голая телка, ну, а он ее типа не сразу увидел и ковыряется в своей луже, пузыри пускает, а тут типа, мерс вываливает из-за поворота… Почти по поводу всех кинопроизведений на это вопрос возможен легкий ответ. Потому что то, что происходит на экране расположено на поверхности.
И поэтому второй вопрос – трудный. А звучит он так – что БЫЛО на экране? Это вопрос о глубине происходящего. Потому что происходить и быть, случаться и быть – это совершенно разные, хотя и связанные между собой тональности, различные модусы жизни. У нас перед глазами все время что-то случается и поэтому наш ум, наше восприятие уловлены внешними формами, и мы, думая, что погружены в «медитацию», на самом деле –  ушли в анти-медитацию, в сновидение на ходу, в омраченное восприятие, которое подчиняет и завораживает наше внимание, делая нас заложниками внешнего мира. И поэтому мы не видим его основных вещей. Пробегаем мимо. Не видим цветка как он ЕСТЬ. Леса как он ЕСТЬ. Человека как он ЕСТЬ. Не видим сами себя. Ведь для этого надо поменять точку восприятия. Остановиться. Надо перестать бежать в случающемся мире. Сделать усилие, которое делать с каждым годом все труднее, но без которого непонятно, для чего мы тут, в «жизни» собрались. Ведь самое ценное в нашей жизни никогда не связано с тем, что в ней происходило, а с тем, что в ней - было. Глаза любимого человека, одиночество под дождем, дальнее эхо в лесу, внутренняя тишина горного озера. Именно сквозь эти вещи мы смотрим сами на себя глазами Бытия. Именно сквозь них отвечает нам жизнь на самые неразрешимые наши вопросы.
Любое произведение искусства, в котором нет плана бытия, внутренней глубины, тихого сияния потаенной жизни – вторично. Даже если оно и снято большим мастером. Такому художнику как Андрей Тарковский удавалось передать присутствие глубинного плана, тихую изначальность вещей, из которых состоит жизнь. И на вопрос, что там было, в «Зеркале», например, можно  ответить – вода, огонь, ветер, лес – они там были. Был человек. Тут дело не в словах. А в том, с чем мы соприкоснулись на более глубоких уровнях нашего восприятия, пока мы смотрели фильм. Там, где мы не случаемся, а есть. 
Но поэзия в самом своем начале была предназначена для того, чтобы свидетельствовать, передавать и проводить именно бытие, жизнь. И, несмотря на все ее дальнейшие метаморфозы, это ее фундаментальное качество при создании роликов видеопоэзии учитывать необходимо.
 шаблоны для dle