АЛЕКСАНДР ЗАЙЦЕВ / РАССКАЗЫ
Икс, игрек, зет
Одна из любимых мыслей Олега в эти месяцы: как прекрасна все-таки сингулярность каждого человека (в голове выплывает почему-то именно такое, довольно мудреное для русского языка слово, а не, скажем, «уникальность»; «сингулярность», по его мнению, звучит скромнее и симпатичнее). И он холит и лелеет свою, не концентрируясь, впрочем, на ней, а с удовольствием разглядывая сингулярность в других.
…На работе некоторые уже считают «блаженным»; некоторые — сломавшимся, отказавшимся от карьерной борьбы за повышение дохода и офисную микровласть; иные, впрочем, подозревают в поведении Олега лишь маскировку непонятной, но наверняка коварной стратегии.
…Нет, он не в равновесии: напротив, даже радуется метаниям, ошибкам, заблуждениям, боли, терпит то, что называет неизбежными периодами… Устойчивый баланс ведь не нужен — потому что из него выходишь всегда посрамленный и всегда через что-то гнусное… Да и… люди ведь бывают стабильно покойные, то есть абсолютно земные, и те, для которых спокойствие невозможно, убийственно, и стремление к гармоничной нераскачанности и согласию с самим собою было бы постыдным усыплением ума…
…Что за периоды? — Да хотя бы чередования силы и слабости. Никак не связаны они с возрастом, здоровьем, нагрузкой…
(…Могут ли быть колебания в вере?.. любви?.. Допустимы ли перепады напряжения в таких сферах? Самый комичный ответ будет, разумеется, самым верным, думает Олег.)
***
Судя по всему, сейчас период силы. Как-то все удается, все делается легко и тютелька в тютельку, внутри и вокруг него ленты правильно развивающихся идей, затей, историй… Например, откуда ни возьмись появившаяся Полина — у которой с тобой, кажется, совпадают многие движения души, увлечения, внутренний строй… Но радоваться ли этому?.. Пока подождем… Пока это вызывает подозрение. Не надо ее и отталкивать: посмотрим, что выйдет. Хотя раньше подобного не встречалось. В общем, загадка.
Каждый раз, думая о Полине, он выдвигает на передний план разные ее черты.
Сейчас (едет в трамвае) ему кажется, что главное в ней для него — забота о речи. Да — бережное отношение ко всем простым, бросаемым мимоходом фразам. От уровня грамматики до уровня цензуры, сочетающей вкус, мораль, хорошую самовлюбленность. …Ни он, ни она не филологи, не связаны с академическим пуризмом. Речевая строгость, верно, сама проросла еще в детстве как ступень к пониманию всего остального, залог нормальности…
Улыбнулся, прислонив голову к дребезжащему окну…
Улыбчивость остается и на работе, во время болтовни с коллегами за несколько минут до начала рабочего дня, садится за компьютер…
Худой молодой мужик, немного обросший бородой, слабо улыбается, а реплики его выделяются аккуратностью и взвешенностью. «Не от мира сего».
***
В двадцать шесть Полина решила, что окончательно готова к браку, семье, детям. Ее мать и отец имеют много денег, и она четко видит, что ей нужна настоящая, долговечная, абсолютная любовь, а не расчет. Расчет достоин презрения.
В следующие два года она будет уже счастливой женой и матерью. Тем более что как только она этого пожелала (а она не просто капризно сказала себе «хочу», нет, — она молилась об этом Богу!), ей встретился идеальный мужчина. Не стяжатель, скромный, нежный, худенький, с любимым цветом глаз. И говорит о таких вещах, что невооруженным глазом заметны ум и талант. И ей хочется быть с ним, прилепиться к нему и любить то, что любит он. Многое узнанное от него тут же перемололось и стало ее — без сложностей. Теперь его взгляды, интересы, желания — часть Полины. Они ей близки и понятны. Хотя в целом редки и, местами, исключительны. Она им гордится. Она видит, что Бог отвечает на молитвы, потому что Бог есть и Он хороший.
Иногда она вот что думает:
…Бог — мужчина.
…Ну, то есть недаром Его изображают как мужчину. И Сам Он говорит: «Сын Мой»; и Христос говорит: «Отец Мой».
…Как прекрасно слово «сын».
Примерно таковы ее регулярные мысли в эти месяцы.
***
А познакомились так. Он («менеджер среднего звена», работающий не по профессии, чтобы не голодать) играет в самодеятельной рок-группе. В выходные дни выступает с друзьями в приличном баре на Таганке, в большом нижнем зале. В репертуаре — от Клэптона до Blood, Sweat & Tears, от Гарольда Арлена до Майкла Фрэнкса. В январе Полина пришла туда с подругой, осталась после концерта… Пили кофе, болтали.
От мелкого интереса (к внешности девушки) Олег сразу перешел к глубокому, и вот почему: когда, не пытаясь вдаваться в тему, бросал наудачу пару (сокровенных) соображений о пьесах такого-то или импровизациях такого-то, она вдруг с готовностью и мелкой дрожью понимания подхватывала, продолжала, да, буквально продолжала, заканчивала его фразы — и сияла. Его кольнуло — не то чтобы он сразу начал ее «обожать», ведь обожание, по его мнению, глупость; просто он быстро и легко перешел к общению в другом измерении, таком удобном, желанном, приятном… ох, и долго же не было нормальных, интересных разговоров с женщиной… он и не помнит…
***
Итак, Олег не заметил, как качнулся в очередной период, — увы, теперь гармонии. Жизнь снова гладка, и увенчивает всё Полина рядом, мягко-властно и глубоко вошедшая в его мир. Проклятое шаткое равновесие, кажущееся, пока оно царит, прочным. И в нем он сильный. …Так, минуточку, надо разобраться: сила равна покою? уверенности? …Тогда слабость — более благо-родна? Достоинство обретается и расцветает в провале, униженности, колебаниях, страхе, растоптанности (?). И заметь: в покое нет кротости и смирения. А при буре и потрясениях — есть (?!)…
Спустя три месяца Полина говорит о свадьбе. В ее грамматически выверенных пассажах, так напоминающих ему собственные, то и дело мелькает «сын». Попробовать стоит. Летом, впрочем, многое наверняка будет выглядеть иначе…
***
Если я не ошибаюсь, по-французски «речь» — parole. Заимствованное в русский язык, это слово приобрело значение секретного кода. Да, наша речь и есть шифр и одновременно ключ. И если пароли между людьми нужны для распознавания «своих», то пароли индивидуальные помогают худо-бедно идентифицировать самого себя.
Пароль Полины в соцсетях (ее присутствие в них — единственное, что не нравится Олегу; она, разумеется, с ним согласна: всякие фейсбуки — вещь пошлая, но на работе ее обязали завести страничку в Сети, так что дело это, мол, сугубо служебное) содержит элемент «супер» и указание на Абсолют.
А Олегу на днях попалась газетная заметка с рейтингом популярных тайных буквосочетаний: на первом месте — упоминание Господа; на втором — указание на сексуальность; на третьем — что-то вроде девичьей фамилии мамы; далее, кажется, имена кумиров…
Забавно, думает он… к вопросу о сингулярности… Немного неприятно, что и его пароль от почтового ящика — из той же оперы, что у всех…
***
Однажды они сидели у нее в кухне, Олег допивал кофе, а она возилась с ноутбуком. На экране несколько раз мелькнуло имя — какой-то Антон Емелин, да маленькая фотография-«аватарка»: Олег заметил невольно. Когда Полина ушла, любопытство взяло свое. Кто есть этот Антон? Через поисковую систему нашел ссылки, упоминания, пролистал чаты… Стало неприятно. Равновесие зашаталось. Почитал еще — сделалось мерзко. На голову обрушился поток ледяной воды.
Олег увидел: живет вот человек с такими же симпатиями, антипатиями, внутренним механизмом, юмором… Играет в самодеятельной блюз-группе («Да это же прямо как я!..»). Конечно, нет ничего экстраординарного в том, что люди одного поколения, уровня образования и развития любят одних и тех же писателей или музыкантов, имеют близкие соображения о жизни и смерти… Но — пантеон их любимцев, выбор приглянувшихся цитат, анекдотов, выражений совпадают процентов на 95, и суждения со всеми их причудливыми изгибами звучат как вышедшие из одних уст…
Далее взбредает в голову невероятное: попробовать открыть почтовый ящик этого Антона, подобрав пароль. Как бывает перед крупным выигрышем, Олег уверен — получится. И находит его с восьмой попытки, чем так ошарашен, что даже и не берется читать письма (да он и не стал бы, наверное)… Просто закрывает ящик, нажав на «ВЫХОД».
***
Два года спустя: Олег в поезде метро. Двери открываются, и в вагон входит мужчина, и контакт глазами дает пугающую, притягивающую и одновременно отталкивающую искру.
Человек видит в другом самого себя. Возраст — плюс-минус пять лет. Одежда на обоих, хотя и разная, кажется им подобранной идеально. Комплекция сходная. Лица — довольно разные. Движения, жесты, мимика кажутся самыми верными: мол, я бы шагнул / скривил рот / сел / поправил брюки / почесал нос точно так же. Глаза различаются оттенком, но светятся одинаково. Это завораживает и ужасает. Они поняли сразу всё друг о друге: что сделано ими, не сделано, может быть сделано, узрели все глубины и мелочи, разоблачили и устыдились не устыдившись, потому что скрывать себя от себя — верх лицемерия или идиотизм, и одновременно восхитились, потому что увидеть себя в полный рост, равновеликого в другом — редкость… Хотя… Почему редкость?
Антон когда-то не ответил Полине на настойчивые ухаживания, после нескольких встреч отдалил от себя; и что же? — ей потребовалась всего пара недель, чтобы найти эквивалент — Олега. В эпоху Интернета подыскать можно что угодно… причем в том же городе… районе…
Но Полина-то для обоих — прошлое. Добавим еще о ситуации в метро.
Антон видит в вагоне себя и: любопытствует и пугается, испытывает притяжение и отторжение, изумление и тошноту.
Олег испытывает то же (разумеется); но вдобавок еще знает, кто перед ним.
Что может родиться из соприкосновения таких субъектов?
У них возникает мощнейшее желание (мольба) никогда не встречаться больше, чтобы (главное) — не пересекаться больше взглядами. Не смотреть в глаза.
На следующей станции Антон выходит, а у Олега звонит телефон, он отвлекается…
***
Олег считает, что правильно поступил, порвав с Полиной после обнаружения в ее недалеком прошлом копии себя. Тот Антон ее «отфутболил», и она захотела его же, но другого. И нашла тогда меня, думает Олег. Зараза. Как унизительно. (Унизительно?..) А я не придумал ничего лучше, чем послать ее ко всем чертям. Точнее, простился холодно и безо всяких объяснений.
Олег говорит себе сегодня, после встречи в метро: все это время я вспоминал о Полине спокойно; но теперь, когда я увидел Антона, понял, что она мне ненавистна — ненавистна тем, что сделала.
Но оставим Олега.
…А она? Как жила дальше она? Возможно, «разочаровалась» в Боге, дважды ее «подколовшем»? Или не разочаровалась, но пополнила ряды сбитых с толку, не выучивших урок, дезориентированных, на ощупь делающих шаги надежды («что, если?») или хотя бы какие-то шаги, шаги ради шагов? Не думаю, что она оседлала земного мужика и биться перестала.
Одна из любимых мыслей Олега в эти месяцы: как прекрасна все-таки сингулярность каждого человека (в голове выплывает почему-то именно такое, довольно мудреное для русского языка слово, а не, скажем, «уникальность»; «сингулярность», по его мнению, звучит скромнее и симпатичнее). И он холит и лелеет свою, не концентрируясь, впрочем, на ней, а с удовольствием разглядывая сингулярность в других.
…На работе некоторые уже считают «блаженным»; некоторые — сломавшимся, отказавшимся от карьерной борьбы за повышение дохода и офисную микровласть; иные, впрочем, подозревают в поведении Олега лишь маскировку непонятной, но наверняка коварной стратегии.
…Нет, он не в равновесии: напротив, даже радуется метаниям, ошибкам, заблуждениям, боли, терпит то, что называет неизбежными периодами… Устойчивый баланс ведь не нужен — потому что из него выходишь всегда посрамленный и всегда через что-то гнусное… Да и… люди ведь бывают стабильно покойные, то есть абсолютно земные, и те, для которых спокойствие невозможно, убийственно, и стремление к гармоничной нераскачанности и согласию с самим собою было бы постыдным усыплением ума…
…Что за периоды? — Да хотя бы чередования силы и слабости. Никак не связаны они с возрастом, здоровьем, нагрузкой…
(…Могут ли быть колебания в вере?.. любви?.. Допустимы ли перепады напряжения в таких сферах? Самый комичный ответ будет, разумеется, самым верным, думает Олег.)
***
Судя по всему, сейчас период силы. Как-то все удается, все делается легко и тютелька в тютельку, внутри и вокруг него ленты правильно развивающихся идей, затей, историй… Например, откуда ни возьмись появившаяся Полина — у которой с тобой, кажется, совпадают многие движения души, увлечения, внутренний строй… Но радоваться ли этому?.. Пока подождем… Пока это вызывает подозрение. Не надо ее и отталкивать: посмотрим, что выйдет. Хотя раньше подобного не встречалось. В общем, загадка.
Каждый раз, думая о Полине, он выдвигает на передний план разные ее черты.
Сейчас (едет в трамвае) ему кажется, что главное в ней для него — забота о речи. Да — бережное отношение ко всем простым, бросаемым мимоходом фразам. От уровня грамматики до уровня цензуры, сочетающей вкус, мораль, хорошую самовлюбленность. …Ни он, ни она не филологи, не связаны с академическим пуризмом. Речевая строгость, верно, сама проросла еще в детстве как ступень к пониманию всего остального, залог нормальности…
Улыбнулся, прислонив голову к дребезжащему окну…
Улыбчивость остается и на работе, во время болтовни с коллегами за несколько минут до начала рабочего дня, садится за компьютер…
Худой молодой мужик, немного обросший бородой, слабо улыбается, а реплики его выделяются аккуратностью и взвешенностью. «Не от мира сего».
***
В двадцать шесть Полина решила, что окончательно готова к браку, семье, детям. Ее мать и отец имеют много денег, и она четко видит, что ей нужна настоящая, долговечная, абсолютная любовь, а не расчет. Расчет достоин презрения.
В следующие два года она будет уже счастливой женой и матерью. Тем более что как только она этого пожелала (а она не просто капризно сказала себе «хочу», нет, — она молилась об этом Богу!), ей встретился идеальный мужчина. Не стяжатель, скромный, нежный, худенький, с любимым цветом глаз. И говорит о таких вещах, что невооруженным глазом заметны ум и талант. И ей хочется быть с ним, прилепиться к нему и любить то, что любит он. Многое узнанное от него тут же перемололось и стало ее — без сложностей. Теперь его взгляды, интересы, желания — часть Полины. Они ей близки и понятны. Хотя в целом редки и, местами, исключительны. Она им гордится. Она видит, что Бог отвечает на молитвы, потому что Бог есть и Он хороший.
Иногда она вот что думает:
…Бог — мужчина.
…Ну, то есть недаром Его изображают как мужчину. И Сам Он говорит: «Сын Мой»; и Христос говорит: «Отец Мой».
…Как прекрасно слово «сын».
Примерно таковы ее регулярные мысли в эти месяцы.
***
А познакомились так. Он («менеджер среднего звена», работающий не по профессии, чтобы не голодать) играет в самодеятельной рок-группе. В выходные дни выступает с друзьями в приличном баре на Таганке, в большом нижнем зале. В репертуаре — от Клэптона до Blood, Sweat & Tears, от Гарольда Арлена до Майкла Фрэнкса. В январе Полина пришла туда с подругой, осталась после концерта… Пили кофе, болтали.
От мелкого интереса (к внешности девушки) Олег сразу перешел к глубокому, и вот почему: когда, не пытаясь вдаваться в тему, бросал наудачу пару (сокровенных) соображений о пьесах такого-то или импровизациях такого-то, она вдруг с готовностью и мелкой дрожью понимания подхватывала, продолжала, да, буквально продолжала, заканчивала его фразы — и сияла. Его кольнуло — не то чтобы он сразу начал ее «обожать», ведь обожание, по его мнению, глупость; просто он быстро и легко перешел к общению в другом измерении, таком удобном, желанном, приятном… ох, и долго же не было нормальных, интересных разговоров с женщиной… он и не помнит…
***
Итак, Олег не заметил, как качнулся в очередной период, — увы, теперь гармонии. Жизнь снова гладка, и увенчивает всё Полина рядом, мягко-властно и глубоко вошедшая в его мир. Проклятое шаткое равновесие, кажущееся, пока оно царит, прочным. И в нем он сильный. …Так, минуточку, надо разобраться: сила равна покою? уверенности? …Тогда слабость — более благо-родна? Достоинство обретается и расцветает в провале, униженности, колебаниях, страхе, растоптанности (?). И заметь: в покое нет кротости и смирения. А при буре и потрясениях — есть (?!)…
Спустя три месяца Полина говорит о свадьбе. В ее грамматически выверенных пассажах, так напоминающих ему собственные, то и дело мелькает «сын». Попробовать стоит. Летом, впрочем, многое наверняка будет выглядеть иначе…
***
Если я не ошибаюсь, по-французски «речь» — parole. Заимствованное в русский язык, это слово приобрело значение секретного кода. Да, наша речь и есть шифр и одновременно ключ. И если пароли между людьми нужны для распознавания «своих», то пароли индивидуальные помогают худо-бедно идентифицировать самого себя.
Пароль Полины в соцсетях (ее присутствие в них — единственное, что не нравится Олегу; она, разумеется, с ним согласна: всякие фейсбуки — вещь пошлая, но на работе ее обязали завести страничку в Сети, так что дело это, мол, сугубо служебное) содержит элемент «супер» и указание на Абсолют.
А Олегу на днях попалась газетная заметка с рейтингом популярных тайных буквосочетаний: на первом месте — упоминание Господа; на втором — указание на сексуальность; на третьем — что-то вроде девичьей фамилии мамы; далее, кажется, имена кумиров…
Забавно, думает он… к вопросу о сингулярности… Немного неприятно, что и его пароль от почтового ящика — из той же оперы, что у всех…
***
Однажды они сидели у нее в кухне, Олег допивал кофе, а она возилась с ноутбуком. На экране несколько раз мелькнуло имя — какой-то Антон Емелин, да маленькая фотография-«аватарка»: Олег заметил невольно. Когда Полина ушла, любопытство взяло свое. Кто есть этот Антон? Через поисковую систему нашел ссылки, упоминания, пролистал чаты… Стало неприятно. Равновесие зашаталось. Почитал еще — сделалось мерзко. На голову обрушился поток ледяной воды.
Олег увидел: живет вот человек с такими же симпатиями, антипатиями, внутренним механизмом, юмором… Играет в самодеятельной блюз-группе («Да это же прямо как я!..»). Конечно, нет ничего экстраординарного в том, что люди одного поколения, уровня образования и развития любят одних и тех же писателей или музыкантов, имеют близкие соображения о жизни и смерти… Но — пантеон их любимцев, выбор приглянувшихся цитат, анекдотов, выражений совпадают процентов на 95, и суждения со всеми их причудливыми изгибами звучат как вышедшие из одних уст…
Далее взбредает в голову невероятное: попробовать открыть почтовый ящик этого Антона, подобрав пароль. Как бывает перед крупным выигрышем, Олег уверен — получится. И находит его с восьмой попытки, чем так ошарашен, что даже и не берется читать письма (да он и не стал бы, наверное)… Просто закрывает ящик, нажав на «ВЫХОД».
***
Два года спустя: Олег в поезде метро. Двери открываются, и в вагон входит мужчина, и контакт глазами дает пугающую, притягивающую и одновременно отталкивающую искру.
Человек видит в другом самого себя. Возраст — плюс-минус пять лет. Одежда на обоих, хотя и разная, кажется им подобранной идеально. Комплекция сходная. Лица — довольно разные. Движения, жесты, мимика кажутся самыми верными: мол, я бы шагнул / скривил рот / сел / поправил брюки / почесал нос точно так же. Глаза различаются оттенком, но светятся одинаково. Это завораживает и ужасает. Они поняли сразу всё друг о друге: что сделано ими, не сделано, может быть сделано, узрели все глубины и мелочи, разоблачили и устыдились не устыдившись, потому что скрывать себя от себя — верх лицемерия или идиотизм, и одновременно восхитились, потому что увидеть себя в полный рост, равновеликого в другом — редкость… Хотя… Почему редкость?
Антон когда-то не ответил Полине на настойчивые ухаживания, после нескольких встреч отдалил от себя; и что же? — ей потребовалась всего пара недель, чтобы найти эквивалент — Олега. В эпоху Интернета подыскать можно что угодно… причем в том же городе… районе…
Но Полина-то для обоих — прошлое. Добавим еще о ситуации в метро.
Антон видит в вагоне себя и: любопытствует и пугается, испытывает притяжение и отторжение, изумление и тошноту.
Олег испытывает то же (разумеется); но вдобавок еще знает, кто перед ним.
Что может родиться из соприкосновения таких субъектов?
У них возникает мощнейшее желание (мольба) никогда не встречаться больше, чтобы (главное) — не пересекаться больше взглядами. Не смотреть в глаза.
На следующей станции Антон выходит, а у Олега звонит телефон, он отвлекается…
***
Олег считает, что правильно поступил, порвав с Полиной после обнаружения в ее недалеком прошлом копии себя. Тот Антон ее «отфутболил», и она захотела его же, но другого. И нашла тогда меня, думает Олег. Зараза. Как унизительно. (Унизительно?..) А я не придумал ничего лучше, чем послать ее ко всем чертям. Точнее, простился холодно и безо всяких объяснений.
Олег говорит себе сегодня, после встречи в метро: все это время я вспоминал о Полине спокойно; но теперь, когда я увидел Антона, понял, что она мне ненавистна — ненавистна тем, что сделала.
Но оставим Олега.
…А она? Как жила дальше она? Возможно, «разочаровалась» в Боге, дважды ее «подколовшем»? Или не разочаровалась, но пополнила ряды сбитых с толку, не выучивших урок, дезориентированных, на ощупь делающих шаги надежды («что, если?») или хотя бы какие-то шаги, шаги ради шагов? Не думаю, что она оседлала земного мужика и биться перестала.