ВАДИМ МЕСЯЦ / ТОЧКИ НАД "i" ИЛИ РАБОТА НАД ОШИБКАМИ
Публикации и отзывы последнего времени, посвященные нашему журналу, навели меня на мысль о систематической ошибке, совершаемой нами то ли по неведению, то ли из ложной скромности. Авторы видят в «Гвидеоне» - обыкновенный толстый журнал, наполненный стихами и рассказами, реагируют на них в меру своей искушенности, но наотрез отказываются воспринимать факт существования издания как части целостного проекта, ценность которого видна лишь в комплексе с остальной деятельностью «Русского Гулливера». «Дух дышит, где хочет» - ключевая фраза, лозунг, наиболее четкое объяснение «Поэзии в действии». То есть «гулливерусы» склонны видеть поэзию не только в литературных опытах классиков и современников – мы готовы видеть ее в их действиях. И более того, склонны эти действия совершать. Уже в первом нашем манифесте было однозначно сказано: «Поэзия может изменить мир». Недовольство пессимистов по этому поводу было предсказуемо, но его провоцирование не являлось целью наших действий: задачи-то другие, великие. Нота была взята высокая, планка поднята до предела. Я понимал, что удержать на этой планке авторов «Гулливера» и «Гвидеона» не удастся и ориентировался лишь на наиболее преданных членов арт-группы, представляющих в те времена т.н. «Орден Гутуатеров». Отсутствие дисциплины, веры в неминуемое исполнение задуманного, попытки бытования, как в составе «Русского Гулливера», так и в мелкобуржуазной литературной среде, быстро показали неосуществимость «рыцарского градуса» проекта. Я приводил примеры «Четвертого пути» Гурджиева и “King Krimson-а» Роберта Фриппа в качестве образцов поведения, но литераторами, уверенными, что главной их задачей является литературная известность, понят не был. Сиюминутных выгод моя позиция не давала. Я говорил об изменениях в невидимых мирах и получал в ответ лукавые улыбки. Мои соратники уверенно существовали в мирах предметных, умело работали с книгами и напитками, а разговоры о «жизни духа» воспринимали лишь как необходимую абстракцию, надстройку поэтического труда.
Именно поэтому 30 октября 2008 года специально для «сомневающихся» в городе Санкт-Петербурге при большом стечении народа нами был остановлен дождь. Литературно-музыкальная композиция «Гидромахия», составленная в соавторстве с Игорем Вишневецким, Андреем Тавровым и музыкантами Федором Сафроновым и Софией Левковской оказалась тем самым «чудом», столь необходимым на начальном этапе «неверия». Я понимаю сомнительный характер чудес, догадываюсь о причинах их неприятия серьезными мировыми религиями. Чудеса не могут быть целью поэзии и жизни, но иногда именно они нужны для того, чтобы заставить человека задуматься, пересмотреть закоснелую картину мироздания. В конце концов, если целью литературы станет возвращение смысла жизни и смысла самой литературы, мы вернемся к правильному порядку вещей. Вас никогда не смущало, что поэзия стала бессодержательной забавой белоручек, пустой красотой, не способной к реальным свершениям и рискованным действиям, графическим узором, напрочь лишенным подобного внутреннего заряда и качества?
Нас обвиняли в религиозности (этот пункт обвинения становится популярным, а в силу безнаказанности, логически может дойти и до агрессии в стиле 20-х годов прошлого столетия). Обвиняли, впрочем, безосновательно: чувствовали, что что-то не то, и обвиняли во всех «тяжких» современности от интегрального традиционализма до гомофобии. Оппоненты не могли допустить существования иных форм жизни и творчества, кроме хрестоматийных (западнических и почвеннических, например). С другой стороны, ни с одной из традиционных религиозных конфессий «Русский Гулливер» себя не идентифицирует. И единственной метафизической подоплекой проекта является отношение к поэзии как к духовной практике. Именно к поэзии. Она и становится нашей немассовой религией, достигает мистической страсти, переводит в другой модус бытия. Ситуация не нова, но и не лишена специфических особенностей, «лица необщего выраженья». Вы можете назвать этот подход как угодно: «городским шаманизмом», «романтическим мракобесием», «апологией варварства», но одна, самая главная вещь этой идеологии, останется непоколебимой и непререкаемо важной для всех. Как ни странно, я говорю о прагматичности, почти об американской рациональности наших начинаний, будь то литература в чистом виде, ритуальное песнопение, танец, акционизм или видео-мессидж (именно эти виды творчества остаются за кадром для наших рецензентов, не желающих ознакомиться о деятельности «Гулливеруса» через интернет).
Повторяю, мы ничего не делаем просто так, даже абсурд манифестов и некоторых деяний строго подчинены общей цели. Что означает фраза «поэзия может изменить мир»? Она означает, что после того, как ты напишешь определенный текст у очередного babykiller-а в зоне «переделов влияния» заклинит затвор штурмовой винтовки М-16 или АКМ, а в результате переливания воды из Гудзона в Амстел-ривер, ученые расшифруют геном утконоса. Кстати, холодная война закончилась после того, как я перелил в конце 80-х годов воду из Белого моря в Черное: противоположности встретились и слились воедино. Гармония восстановилась. Вам этого мало?
Доктор философских наук С.И. Трунев, ознакомившись с нашей деятельностью по многострадальному второму выпуску бумажного «Гвидеона», остался не удовлетворен журналом и трагически вопросил: «Так ли происходит революция и так ли выполняется великая миссия?» Он называл ритуал «Призывания царей на родине Александра Македонского» пестрым миром путешествий по литературным и музыкальным тусовкам, а также по линиям жизни иноязычных культурных революционеров – Ф. Гарсиа Лорки, и уже упомянутого Э. Паунда». Какое неожиданное представление о стиле жизни участников проекта! В материале я рассказывал о встрече в Греции с поэтами-анархистами, участниками молодежного восстания декабря 2008 года, жестоко подавленного полицией. Это тоже тусовка? Нет, скорее это похоже на заговор, на подпольную сходку. А то, что многие заговоры маскировались под променады, семинары, банкеты – вещь в истории конспиралогии обычная. Кстати говоря, встреча любых двух поэтов, понимающих друг друга – всегда заговор: заговор живого против скучного, например. Слово тусовка автор употребляет в статье несколько раз, видимо, настаивая, что творец должен быть одинок. «Ты царь, живи один». Для этого, правда, сначала нужно стать царем. Или призвать его из глубин веков или земных толщ. Пусть способ и ракурс восприятия литературного пространства останется на совести автора, другое дело - факты. В том, что далеко не все факты до сих пор доведены до сведения нашего читателя, несомненно есть наша вина. И сегодняшний меморандум далек от жанра проповеди – скорее это признание в несовершенстве, работа над ошибками, расстановка точек нал «I».
Сегодня я констатирую, что главным результатом ритуала призвания царей 18 сентября 2009 года в Салониках, стала крупнейшая за последнее время массовая демонстрация в любимом нами Катманду, начавшаяся сразу же после первых ударов наших непальских бубнов на родине Александра Великого. Горские племена вслед за нами выдвинули требование восстановления монархии. В Непале мы частые гости. Именно здесь 14 декабря 2008 года началось смешение священных почв: мы с Алексеем Остудиным зарыли камень с Синайской горы Моисея в Гималаях на территории монастыря Намо Будда в Гималаях (здесь царевич Гаутама кормил тигрицу своей плотью). В этот же день в Греции вспыхнули массовые волнения. В Афинах субботним вечером в правительственные здания, офисы банков и полицейских полетели бутылки с зажигательной смесью и булыжники. Стражи порядка были вынуждены приметить слезоточивый газ в ответ на действия участников беспорядков. Волнения были отмечены и в городе Салоники, где акции в память о погибшем Александросе Григоропулосе обернулись погромами. 14 декабря, видимо, инициируемый нашей акцией, иракский журналист швырнул ботинками в президента Джорджа Буша, единственного полномочного представителя абсолютного зла на земле. Метафизика должна выявлять характер самых парадоксальных причинно-следственных связей. И тогда она становится поэзией. Я продолжу свой список, поскольку именно неупоминание наших реальных дел и их результатов приводят к разночтениям нашей работы. С другой стороны, может быть, Трунев принципиальный враг монархии? Монархия более совершенная форма правления по сравнению с демократией, говорил Платон, еще более совершенно их совмещение, но нашей целью было призвание «царя, как универсального человека», не более того. Может быть, для профессора и эта интенция недостаточна для «революции и великой миссии»? Царей мы продолжили призывать в разных частях мира: в Екатеринбурге на месте расстрела Романовых, у Кельнского собора, где по легенде похоронены цари-волхвы, пришедшие к младенцу-Христу, под землей в индейских пещерах Пенсильвании (в Америке, как известно, царей вообще никогда не было – представляете, как там по ним скучают!).
Может быть, ирония Трунева связана с тем, что он знает другие, более действенные и масштабные выходы из сложившейся упаднической ситуации? Вот, что он пишет, вернее, говорит стихами, выражая свое жизненное кредо: «атавизмов культуры не пряча, как бывает в присутствии дам/ то красивую фразу смастрячу, то, не мешкая, руку подам». То смастрячу, то подам. Серьезная, многообещающая позиция настоящего поэта. Что такое «атавизмы культуры», кстати? Тусовка на вершине Гималаев? Возложение цветов с могилы Чаадаева на могилу Бродского? Пение собственных песен в тюрьмах для несовершеннолетних? И потом, где обещанная «красивая фраза»? Поэт-философ признается: «Творчество у меня сезонное, зимой пишу о зиме, весной о весне. Не очень-то люблю писать длинные стихи. У меня вообще плохо пишется. Вдохновения нет, есть тупая работа. Никогда не пишу с одного раза, долго шлифую. Думаю бросить поэзию - процесс мучительный, ибо «уснуть до рассвета мешает не сосед, а совесть», а выхлопа никакого. А вот критику, рецензии я не брошу никогда». Похвальное решение. Критик продолжает: «Поэту нужно говорить, что он гениален, поскольку всякий, кто занимается творчеством – эгоист. Для себя я круче всех, исключая Бродского». Это заметно. Поэтому с удовольствием говорю. Сергей, вы гениальны! Смастрячьте, пожалуйста, еще одну красивую фразу. И вдохновения не надо. Просто поработайте, да и все.
«Мы рождены для вдохновенья, для звуков сладких и молитв», - не про Трунева. «Поэт в России больше чем поэт» - тоже. По крайней мере, оба мировоззрения оппонента не устраивают. Может, ему подойдет «гулливеровская прагматика»? Попробуйте написать что-нибудь и сделать, чтобы это принесло пользу людям. Остановите пожар взглядом, как Волошин, воскресите ребенка, или хотя бы кошку. Заплачьте о лошади, как Ницше или Маяковский. Если не можете остановить стихами дождь, осушите лужу. Для этого вам не нужна никакая тусовка или связи в Нобелевском комитете. И если нет вдохновения, то можно и нахрапом, хоть это и не наш стиль. Гулливеров любят за легкость, за прекрасную непредсказуемость, что вовсе не противоречит взятой на душу ответственности. Кто мог предположить, что в результате возложения Ельцина в Мавзолей, проведенного в день России 12 июня 2011 года, в Эритрее началось извержение вулкана Дубби, расположенного в провинции Дэбуб-Кэй-Бахри на южном побережье Красного моря? В связи с выбросом пепла из вулкана Дубби госсекретарь США Хиллари Клинтон вынуждена была в понедельник прервать поездку по Африке и вылетела из Аддис-Абебы на два дня раньше. По существу, мы спасли Африку от наветов и сглазов старой ведьмы, которая после акта Моники Левински с ее мужем в Овальном кабинете, избрала смыслом своей жизни – месть. Уязвленность и ненависть – плохие советчики для политика.
Наш уважаемый оппонент пишет: «Звучит заявленная Вадимом Месяцем позиция журнала амбициозно, опять же, высоколобо и в достаточной мере пафосно. В стиле поздних славянофилов, для которых наше нынешнее – это всегда предвестие чего-то грядущего, и всегда более масштабного, граничащего со вселенским: «Славянский ренессанс, обозначенный Милорадом Павичем, вполне может состояться на просторах нашей родины. Способность нести обаятельную пургу, через которую, тем не менее, просвечивает святая и бездонная истина, мерцает в нас от Гоголя до Курехина».
«Русский Гулливер» действительно призывал к масштабности начинаний, «сезонное творчество» - не наш стиль. Я призывал к написанию новой Илиады. Известно, что именно поэмы Гомера стали основанием нынешнего европоцентризма, столь пагубно проявившегося через века то в виде геноцида цветных народов, то в форме нацизма, то - неолиберальных доктрин. Учитывая, что и «Одиссея», и «Илиада» не соответствуют исторической действительности (свидетельство Диона Христосома, раскопки и т.п.), мы нуждаемся в новом эпосе. Чем собственно я и занимаюсь, сочиняя «Норумбегу: мифы о северном будде Хельвиге». А мой соратник Андрей Тавров пишет легенды о Агашвероше-Агасфере. Однако это детали. Вдохновенные уроки чистописания, со стилем поздних славянофилов вряд ли связаны. Да и не знаком я с этим стилем. Я пишу, что славяне обладают хорошим чувством юмора и способны нести обаятельную пургу, вспоминая Павича, Гоголя и Сергея Курехина, с супругой которого Настей познакомился в возрасте четырех лет. Ничего против русского космизма не имею – отличная школа, поднимающая не только национальный, но и мировой дух, но здесь говорю о «гоголевском носе» и «курехинском грибе». Философ против того, что «наше нынешнее – это всегда предвестие чего-то грядущего, и всегда более масштабного, граничащего со вселенским».
Итак, оптимистического национального характера критик сторонится. Лишь бы не походить на поздних славянофилов. Однако когда я говорю об интернациональном характере поэзии, и ее высокой религиозной сути, он опять - против. «Невозможно согласиться и с тем, что: «Поэзия сверхчеловечна и наднациональна», говорит он. Правильно, Ваша поэзия этими свойствами не обладает. А «поэзия действия», призывающая царей, спасающая от наводнений мировые столицы и инициирующая молебны за наших врагов и вчерашних палачей – обладает. «Простите, но поэзия глубоко национальна и практически непереводима на другие языки, помимо родного», продолжает Трунев. И я с ним согласен. Разная бывает поэзия. И критику неплохо бы определиться насколько он «глубоко национален», или наоборот чурается любого почвенничества. «Русский Гулливер» в этом смысле конкретен: идеология «глобального почвенничества» раскрывается у нас, как минимум, в двух книгах: «Норумбега», НЛО, 2011 и «Поэзия действия, ЦСЛ, 2011.
Другая загадочная мысль оппонента… Хм… С каких пор амбициозность начинаний и масштабность задач стала характерной чертой московской тусовки, о которой столь неприязненно отзывается ученый? Может, ему стоит поинтересоваться биографиями участников проекта, обратить внимание на географический диапазон авторов «Русского Гулливера» и «Гвидеона», не говоря уже об интенции «преодоления литературы» как таковой? Не социальной зависимости от литературного сообщества, а самой литературы… «Дух дышит, где хочет». Вне зависимости от сезона и расположения в пространстве. В этом смысле лекция Сергея Анатольевича Курехина о роли грибов в октябрьской революции – высокая поэзия, возложение камней Будды, Моисея и Мерлина под американские военные базы, здание Госдепа и дачу в Вискулях (Беловежская Пуща), где было подписано соглашение о роспуске СССР – тоже. Не удивлюсь, что утрата оригинала этого пьяного документа связана с действиями «Гулливера»: какой-никакой, но эффект все-таки достигнут…
В совокупности наша деятельность так и называется «революция Русского Гулливера». А как еще? Такая вот перманентная революция. Абсолютно, кстати, бескровная. Лишенная как физического, так и умственного насилия. Нас не поняли? Что ж. Будем объяснять. Мы нацелены на благо людей, презрение к бессмысленной тусе и производству словес. Мы изменяем мир к лучшему действием и словом. Достаточно ли подробно я объяснил суть «поэзии в действии»?
Поэтому так странно звучит обвинение другого критика «Гвидеона», опубликованное в 118 номере НЛО, Александра Уланова: «За стилевой нечувствительностью следует более опасная. Терпимое отношение к тоталитарности, если та не принимает совсем уродливых форм, как в гитлеровской Германии… …Точно такая же риторика обеспечила приемлемость фашизма для многих интеллектуалов 1920—1930-х гг. Замечательно, что журнал не пожалел на это (публикация Э.Паунда) более чем 100 страниц в № 2. То, что это именно Паунд, сотрудничавший с режимом Муссолини, тоже наводит на грустные размышления… …История могла бы также напомнить, что именно из соображений борьбы с «духовной деградацией» сотрудничали с праворадикальными организациями в начале своего пути, например, Бланшо, Чоран, Элиаде, Поль де Ман. Однако те, кто смогли опомниться, сделали это еще до Второй мировой войны. А редакторам «Гвидеона» остается только пожелать, чтобы некоторые их надежды (на корпоративно-тоталитарном обществе)не сбылись».
Эти пассажи принять за провинциальное недомыслие уже трудно. Это донос. По мнению критика, мы ждем и, как можем, приближаем приход фашизма. Как иначе понимать ход его мысли? Догадываюсь, что он рассчитывает на понимание «рукопожатной интеллигенции» вопреки мнению собственного народа.
В споре (литературном, политическом, семейном) в стране-победительнице России проигрывает тот, кто первым вспоминает о Гитлере и называет оппонента фашистом. Прием запрещенный, дешевый. Переход на подобное передергивание свидетельствует об интеллектуальном бессилии спорщика, когда аргументов по существу уже не осталось. Уязвленность и ненависть – плохие советчики не только для политика, но и для литератора.
Остается только догадываться, что довело автора до столь отчаянного состояния, но факт публикации этого «документа» можно воспринимать как участие в кампании по запрету мышления, попытку задушить свободу. Но времена меняются. И если наш уважаемый оппонент остановился в своем развитии на уровне конца 80-х, начала 90-х годов и думает, что он по-прежнему вещает на диссидентской кухне, то он может оставаться при своих иллюзиях. Мы живем здесь и сейчас. Мы действуем. Деятельность «Русского Гулливера» постоянно задевает тех, кто окончательно отказался от великих задач и разуверился в своих силах. И хотя Гулливер - доктор по профессии, не каждые болезни в его компетенции. Вам понятно теперь, почему мы призываем царей, стараемся вернуть в жизнь тайну и чудо? Помните печального путешественника Лемюэля, вернувшегося от лилипутов и великанов в родную Англию и обреченного на неверие и позор? Или Мюнхгаузена, всходящего к жерлу пушки перед полетом на луну? Повторять ошибок предшественников не хочется, тем более, пока что у нас все получается, все удается. И все чаще сбываются самые радикальные мечты.
«В портовый город Салоники при полном своем параде вступают цари. Целое войско царей, племя, народ солнца. Почерневшие от времени короны сверкают рубиновыми каменьями, разноцветные бороды взъерошены, золотые зубы надменно переливаются в свете электрических ламп, горностаевые мантии, чуть источенные молью, напоминают о животном царстве. Они несут символы царской власти в своих крепких руках: шары, кресты, мечи, амфоры с вином. Они поют песни, от которых хочется плясать джигу. Подле каждого из них верный пес для защиты от черни: и когда царь хохочет, пес скалит зубы. К царям бегут прокаженные, и те снимают с них болезнь наложением рук. Магнаты и депутаты спешат упасть им в ноги, извиняясь за незаконный захват власти. Царям не до этого. Для этого, извините, у нас Страшный Суд. Цари пришли. Самые настоящие. От Бога. Это вам не хухры-мухры. Прошли обманные времена, наступила пора правды. Цари идут, слышно как скрипят их старые сильные кости.
Ты призывал царей нам в помощь? - спрашивает Катерина Илиопулу, - настоящих царей: в коронах, мантиях, с золотыми посохами и шарами? Уже слишком поздно!
- Нет, Катерина. Анархистам цари не помогают. Они нужны всем. Кто еще изменит этот тоскливый мир, как не цари? Настоящие, сказочные. Я же не предлагаю восстановить монархию. Не зову духов Шамбалы из преисподней. Вот Андрей Тавров в своих стихах имеет в виду царей-волхвов Каспара, Валтасара и Мельхиора. Я – семь подземных королей из детской сказки. У каждого свой царь. В голове».
Вадим Месяц
9 февраля, 2013
Именно поэтому 30 октября 2008 года специально для «сомневающихся» в городе Санкт-Петербурге при большом стечении народа нами был остановлен дождь. Литературно-музыкальная композиция «Гидромахия», составленная в соавторстве с Игорем Вишневецким, Андреем Тавровым и музыкантами Федором Сафроновым и Софией Левковской оказалась тем самым «чудом», столь необходимым на начальном этапе «неверия». Я понимаю сомнительный характер чудес, догадываюсь о причинах их неприятия серьезными мировыми религиями. Чудеса не могут быть целью поэзии и жизни, но иногда именно они нужны для того, чтобы заставить человека задуматься, пересмотреть закоснелую картину мироздания. В конце концов, если целью литературы станет возвращение смысла жизни и смысла самой литературы, мы вернемся к правильному порядку вещей. Вас никогда не смущало, что поэзия стала бессодержательной забавой белоручек, пустой красотой, не способной к реальным свершениям и рискованным действиям, графическим узором, напрочь лишенным подобного внутреннего заряда и качества?
Нас обвиняли в религиозности (этот пункт обвинения становится популярным, а в силу безнаказанности, логически может дойти и до агрессии в стиле 20-х годов прошлого столетия). Обвиняли, впрочем, безосновательно: чувствовали, что что-то не то, и обвиняли во всех «тяжких» современности от интегрального традиционализма до гомофобии. Оппоненты не могли допустить существования иных форм жизни и творчества, кроме хрестоматийных (западнических и почвеннических, например). С другой стороны, ни с одной из традиционных религиозных конфессий «Русский Гулливер» себя не идентифицирует. И единственной метафизической подоплекой проекта является отношение к поэзии как к духовной практике. Именно к поэзии. Она и становится нашей немассовой религией, достигает мистической страсти, переводит в другой модус бытия. Ситуация не нова, но и не лишена специфических особенностей, «лица необщего выраженья». Вы можете назвать этот подход как угодно: «городским шаманизмом», «романтическим мракобесием», «апологией варварства», но одна, самая главная вещь этой идеологии, останется непоколебимой и непререкаемо важной для всех. Как ни странно, я говорю о прагматичности, почти об американской рациональности наших начинаний, будь то литература в чистом виде, ритуальное песнопение, танец, акционизм или видео-мессидж (именно эти виды творчества остаются за кадром для наших рецензентов, не желающих ознакомиться о деятельности «Гулливеруса» через интернет).
Повторяю, мы ничего не делаем просто так, даже абсурд манифестов и некоторых деяний строго подчинены общей цели. Что означает фраза «поэзия может изменить мир»? Она означает, что после того, как ты напишешь определенный текст у очередного babykiller-а в зоне «переделов влияния» заклинит затвор штурмовой винтовки М-16 или АКМ, а в результате переливания воды из Гудзона в Амстел-ривер, ученые расшифруют геном утконоса. Кстати, холодная война закончилась после того, как я перелил в конце 80-х годов воду из Белого моря в Черное: противоположности встретились и слились воедино. Гармония восстановилась. Вам этого мало?
Доктор философских наук С.И. Трунев, ознакомившись с нашей деятельностью по многострадальному второму выпуску бумажного «Гвидеона», остался не удовлетворен журналом и трагически вопросил: «Так ли происходит революция и так ли выполняется великая миссия?» Он называл ритуал «Призывания царей на родине Александра Македонского» пестрым миром путешествий по литературным и музыкальным тусовкам, а также по линиям жизни иноязычных культурных революционеров – Ф. Гарсиа Лорки, и уже упомянутого Э. Паунда». Какое неожиданное представление о стиле жизни участников проекта! В материале я рассказывал о встрече в Греции с поэтами-анархистами, участниками молодежного восстания декабря 2008 года, жестоко подавленного полицией. Это тоже тусовка? Нет, скорее это похоже на заговор, на подпольную сходку. А то, что многие заговоры маскировались под променады, семинары, банкеты – вещь в истории конспиралогии обычная. Кстати говоря, встреча любых двух поэтов, понимающих друг друга – всегда заговор: заговор живого против скучного, например. Слово тусовка автор употребляет в статье несколько раз, видимо, настаивая, что творец должен быть одинок. «Ты царь, живи один». Для этого, правда, сначала нужно стать царем. Или призвать его из глубин веков или земных толщ. Пусть способ и ракурс восприятия литературного пространства останется на совести автора, другое дело - факты. В том, что далеко не все факты до сих пор доведены до сведения нашего читателя, несомненно есть наша вина. И сегодняшний меморандум далек от жанра проповеди – скорее это признание в несовершенстве, работа над ошибками, расстановка точек нал «I».
Сегодня я констатирую, что главным результатом ритуала призвания царей 18 сентября 2009 года в Салониках, стала крупнейшая за последнее время массовая демонстрация в любимом нами Катманду, начавшаяся сразу же после первых ударов наших непальских бубнов на родине Александра Великого. Горские племена вслед за нами выдвинули требование восстановления монархии. В Непале мы частые гости. Именно здесь 14 декабря 2008 года началось смешение священных почв: мы с Алексеем Остудиным зарыли камень с Синайской горы Моисея в Гималаях на территории монастыря Намо Будда в Гималаях (здесь царевич Гаутама кормил тигрицу своей плотью). В этот же день в Греции вспыхнули массовые волнения. В Афинах субботним вечером в правительственные здания, офисы банков и полицейских полетели бутылки с зажигательной смесью и булыжники. Стражи порядка были вынуждены приметить слезоточивый газ в ответ на действия участников беспорядков. Волнения были отмечены и в городе Салоники, где акции в память о погибшем Александросе Григоропулосе обернулись погромами. 14 декабря, видимо, инициируемый нашей акцией, иракский журналист швырнул ботинками в президента Джорджа Буша, единственного полномочного представителя абсолютного зла на земле. Метафизика должна выявлять характер самых парадоксальных причинно-следственных связей. И тогда она становится поэзией. Я продолжу свой список, поскольку именно неупоминание наших реальных дел и их результатов приводят к разночтениям нашей работы. С другой стороны, может быть, Трунев принципиальный враг монархии? Монархия более совершенная форма правления по сравнению с демократией, говорил Платон, еще более совершенно их совмещение, но нашей целью было призвание «царя, как универсального человека», не более того. Может быть, для профессора и эта интенция недостаточна для «революции и великой миссии»? Царей мы продолжили призывать в разных частях мира: в Екатеринбурге на месте расстрела Романовых, у Кельнского собора, где по легенде похоронены цари-волхвы, пришедшие к младенцу-Христу, под землей в индейских пещерах Пенсильвании (в Америке, как известно, царей вообще никогда не было – представляете, как там по ним скучают!).
Может быть, ирония Трунева связана с тем, что он знает другие, более действенные и масштабные выходы из сложившейся упаднической ситуации? Вот, что он пишет, вернее, говорит стихами, выражая свое жизненное кредо: «атавизмов культуры не пряча, как бывает в присутствии дам/ то красивую фразу смастрячу, то, не мешкая, руку подам». То смастрячу, то подам. Серьезная, многообещающая позиция настоящего поэта. Что такое «атавизмы культуры», кстати? Тусовка на вершине Гималаев? Возложение цветов с могилы Чаадаева на могилу Бродского? Пение собственных песен в тюрьмах для несовершеннолетних? И потом, где обещанная «красивая фраза»? Поэт-философ признается: «Творчество у меня сезонное, зимой пишу о зиме, весной о весне. Не очень-то люблю писать длинные стихи. У меня вообще плохо пишется. Вдохновения нет, есть тупая работа. Никогда не пишу с одного раза, долго шлифую. Думаю бросить поэзию - процесс мучительный, ибо «уснуть до рассвета мешает не сосед, а совесть», а выхлопа никакого. А вот критику, рецензии я не брошу никогда». Похвальное решение. Критик продолжает: «Поэту нужно говорить, что он гениален, поскольку всякий, кто занимается творчеством – эгоист. Для себя я круче всех, исключая Бродского». Это заметно. Поэтому с удовольствием говорю. Сергей, вы гениальны! Смастрячьте, пожалуйста, еще одну красивую фразу. И вдохновения не надо. Просто поработайте, да и все.
«Мы рождены для вдохновенья, для звуков сладких и молитв», - не про Трунева. «Поэт в России больше чем поэт» - тоже. По крайней мере, оба мировоззрения оппонента не устраивают. Может, ему подойдет «гулливеровская прагматика»? Попробуйте написать что-нибудь и сделать, чтобы это принесло пользу людям. Остановите пожар взглядом, как Волошин, воскресите ребенка, или хотя бы кошку. Заплачьте о лошади, как Ницше или Маяковский. Если не можете остановить стихами дождь, осушите лужу. Для этого вам не нужна никакая тусовка или связи в Нобелевском комитете. И если нет вдохновения, то можно и нахрапом, хоть это и не наш стиль. Гулливеров любят за легкость, за прекрасную непредсказуемость, что вовсе не противоречит взятой на душу ответственности. Кто мог предположить, что в результате возложения Ельцина в Мавзолей, проведенного в день России 12 июня 2011 года, в Эритрее началось извержение вулкана Дубби, расположенного в провинции Дэбуб-Кэй-Бахри на южном побережье Красного моря? В связи с выбросом пепла из вулкана Дубби госсекретарь США Хиллари Клинтон вынуждена была в понедельник прервать поездку по Африке и вылетела из Аддис-Абебы на два дня раньше. По существу, мы спасли Африку от наветов и сглазов старой ведьмы, которая после акта Моники Левински с ее мужем в Овальном кабинете, избрала смыслом своей жизни – месть. Уязвленность и ненависть – плохие советчики для политика.
Наш уважаемый оппонент пишет: «Звучит заявленная Вадимом Месяцем позиция журнала амбициозно, опять же, высоколобо и в достаточной мере пафосно. В стиле поздних славянофилов, для которых наше нынешнее – это всегда предвестие чего-то грядущего, и всегда более масштабного, граничащего со вселенским: «Славянский ренессанс, обозначенный Милорадом Павичем, вполне может состояться на просторах нашей родины. Способность нести обаятельную пургу, через которую, тем не менее, просвечивает святая и бездонная истина, мерцает в нас от Гоголя до Курехина».
«Русский Гулливер» действительно призывал к масштабности начинаний, «сезонное творчество» - не наш стиль. Я призывал к написанию новой Илиады. Известно, что именно поэмы Гомера стали основанием нынешнего европоцентризма, столь пагубно проявившегося через века то в виде геноцида цветных народов, то в форме нацизма, то - неолиберальных доктрин. Учитывая, что и «Одиссея», и «Илиада» не соответствуют исторической действительности (свидетельство Диона Христосома, раскопки и т.п.), мы нуждаемся в новом эпосе. Чем собственно я и занимаюсь, сочиняя «Норумбегу: мифы о северном будде Хельвиге». А мой соратник Андрей Тавров пишет легенды о Агашвероше-Агасфере. Однако это детали. Вдохновенные уроки чистописания, со стилем поздних славянофилов вряд ли связаны. Да и не знаком я с этим стилем. Я пишу, что славяне обладают хорошим чувством юмора и способны нести обаятельную пургу, вспоминая Павича, Гоголя и Сергея Курехина, с супругой которого Настей познакомился в возрасте четырех лет. Ничего против русского космизма не имею – отличная школа, поднимающая не только национальный, но и мировой дух, но здесь говорю о «гоголевском носе» и «курехинском грибе». Философ против того, что «наше нынешнее – это всегда предвестие чего-то грядущего, и всегда более масштабного, граничащего со вселенским».
Итак, оптимистического национального характера критик сторонится. Лишь бы не походить на поздних славянофилов. Однако когда я говорю об интернациональном характере поэзии, и ее высокой религиозной сути, он опять - против. «Невозможно согласиться и с тем, что: «Поэзия сверхчеловечна и наднациональна», говорит он. Правильно, Ваша поэзия этими свойствами не обладает. А «поэзия действия», призывающая царей, спасающая от наводнений мировые столицы и инициирующая молебны за наших врагов и вчерашних палачей – обладает. «Простите, но поэзия глубоко национальна и практически непереводима на другие языки, помимо родного», продолжает Трунев. И я с ним согласен. Разная бывает поэзия. И критику неплохо бы определиться насколько он «глубоко национален», или наоборот чурается любого почвенничества. «Русский Гулливер» в этом смысле конкретен: идеология «глобального почвенничества» раскрывается у нас, как минимум, в двух книгах: «Норумбега», НЛО, 2011 и «Поэзия действия, ЦСЛ, 2011.
Другая загадочная мысль оппонента… Хм… С каких пор амбициозность начинаний и масштабность задач стала характерной чертой московской тусовки, о которой столь неприязненно отзывается ученый? Может, ему стоит поинтересоваться биографиями участников проекта, обратить внимание на географический диапазон авторов «Русского Гулливера» и «Гвидеона», не говоря уже об интенции «преодоления литературы» как таковой? Не социальной зависимости от литературного сообщества, а самой литературы… «Дух дышит, где хочет». Вне зависимости от сезона и расположения в пространстве. В этом смысле лекция Сергея Анатольевича Курехина о роли грибов в октябрьской революции – высокая поэзия, возложение камней Будды, Моисея и Мерлина под американские военные базы, здание Госдепа и дачу в Вискулях (Беловежская Пуща), где было подписано соглашение о роспуске СССР – тоже. Не удивлюсь, что утрата оригинала этого пьяного документа связана с действиями «Гулливера»: какой-никакой, но эффект все-таки достигнут…
В совокупности наша деятельность так и называется «революция Русского Гулливера». А как еще? Такая вот перманентная революция. Абсолютно, кстати, бескровная. Лишенная как физического, так и умственного насилия. Нас не поняли? Что ж. Будем объяснять. Мы нацелены на благо людей, презрение к бессмысленной тусе и производству словес. Мы изменяем мир к лучшему действием и словом. Достаточно ли подробно я объяснил суть «поэзии в действии»?
Поэтому так странно звучит обвинение другого критика «Гвидеона», опубликованное в 118 номере НЛО, Александра Уланова: «За стилевой нечувствительностью следует более опасная. Терпимое отношение к тоталитарности, если та не принимает совсем уродливых форм, как в гитлеровской Германии… …Точно такая же риторика обеспечила приемлемость фашизма для многих интеллектуалов 1920—1930-х гг. Замечательно, что журнал не пожалел на это (публикация Э.Паунда) более чем 100 страниц в № 2. То, что это именно Паунд, сотрудничавший с режимом Муссолини, тоже наводит на грустные размышления… …История могла бы также напомнить, что именно из соображений борьбы с «духовной деградацией» сотрудничали с праворадикальными организациями в начале своего пути, например, Бланшо, Чоран, Элиаде, Поль де Ман. Однако те, кто смогли опомниться, сделали это еще до Второй мировой войны. А редакторам «Гвидеона» остается только пожелать, чтобы некоторые их надежды (на корпоративно-тоталитарном обществе)не сбылись».
Эти пассажи принять за провинциальное недомыслие уже трудно. Это донос. По мнению критика, мы ждем и, как можем, приближаем приход фашизма. Как иначе понимать ход его мысли? Догадываюсь, что он рассчитывает на понимание «рукопожатной интеллигенции» вопреки мнению собственного народа.
В споре (литературном, политическом, семейном) в стране-победительнице России проигрывает тот, кто первым вспоминает о Гитлере и называет оппонента фашистом. Прием запрещенный, дешевый. Переход на подобное передергивание свидетельствует об интеллектуальном бессилии спорщика, когда аргументов по существу уже не осталось. Уязвленность и ненависть – плохие советчики не только для политика, но и для литератора.
Остается только догадываться, что довело автора до столь отчаянного состояния, но факт публикации этого «документа» можно воспринимать как участие в кампании по запрету мышления, попытку задушить свободу. Но времена меняются. И если наш уважаемый оппонент остановился в своем развитии на уровне конца 80-х, начала 90-х годов и думает, что он по-прежнему вещает на диссидентской кухне, то он может оставаться при своих иллюзиях. Мы живем здесь и сейчас. Мы действуем. Деятельность «Русского Гулливера» постоянно задевает тех, кто окончательно отказался от великих задач и разуверился в своих силах. И хотя Гулливер - доктор по профессии, не каждые болезни в его компетенции. Вам понятно теперь, почему мы призываем царей, стараемся вернуть в жизнь тайну и чудо? Помните печального путешественника Лемюэля, вернувшегося от лилипутов и великанов в родную Англию и обреченного на неверие и позор? Или Мюнхгаузена, всходящего к жерлу пушки перед полетом на луну? Повторять ошибок предшественников не хочется, тем более, пока что у нас все получается, все удается. И все чаще сбываются самые радикальные мечты.
«В портовый город Салоники при полном своем параде вступают цари. Целое войско царей, племя, народ солнца. Почерневшие от времени короны сверкают рубиновыми каменьями, разноцветные бороды взъерошены, золотые зубы надменно переливаются в свете электрических ламп, горностаевые мантии, чуть источенные молью, напоминают о животном царстве. Они несут символы царской власти в своих крепких руках: шары, кресты, мечи, амфоры с вином. Они поют песни, от которых хочется плясать джигу. Подле каждого из них верный пес для защиты от черни: и когда царь хохочет, пес скалит зубы. К царям бегут прокаженные, и те снимают с них болезнь наложением рук. Магнаты и депутаты спешат упасть им в ноги, извиняясь за незаконный захват власти. Царям не до этого. Для этого, извините, у нас Страшный Суд. Цари пришли. Самые настоящие. От Бога. Это вам не хухры-мухры. Прошли обманные времена, наступила пора правды. Цари идут, слышно как скрипят их старые сильные кости.
Ты призывал царей нам в помощь? - спрашивает Катерина Илиопулу, - настоящих царей: в коронах, мантиях, с золотыми посохами и шарами? Уже слишком поздно!
- Нет, Катерина. Анархистам цари не помогают. Они нужны всем. Кто еще изменит этот тоскливый мир, как не цари? Настоящие, сказочные. Я же не предлагаю восстановить монархию. Не зову духов Шамбалы из преисподней. Вот Андрей Тавров в своих стихах имеет в виду царей-волхвов Каспара, Валтасара и Мельхиора. Я – семь подземных королей из детской сказки. У каждого свой царь. В голове».
Вадим Месяц
9 февраля, 2013