Психи

очевидно, как психи
выглядят двое озябших
в песочнице у пруда —

грибок накренился,
песок под снегом,
лес вдалеке, как черта

четырнадцать лет назад
мы, действительно, числились психами
в дурке под Электросталью,

четырнадцать лет назад
мы навсегда потеряли
ты жизнь, я дорогу —

покружу и сижу у пруда…
такая вот ерунда…
из песочницы смотришь на Бога:

«кем же мы, Господи, стали?»,
а эхо доносит: «…до-ста-ли
пси-хи из Электро-стали»


Миг

след от самолета растворяется в реке,
вдоль берега кто-то колесит налегке,
нет более важных и значимых дел,
чем мчаться и видеть, как миг пролетел,

как в синее небо взмывает пыльца,
как листья, почти что касаясь лица,
мелькают, и пляшет в глазах светотень,
и жизнь пролетает, запомнившись тем,

как крестик серебряный плыл налегке
по небу и по реке


Охотники

Есть дом и сад, железная дорога,
вид из окна, и больше ничего.
Все остальное хлопотно и быстро
проходит мимо. Ну его

совсем. Туманный утренник.
В нем нет иного смысла,
чем двор, мангал, вчерашние угли,
на столике неубранные листья,
и ни души. Держались как могли,

но за ночь облетели. Две недели
(ну, три) — и листья занесет,
замерзнет озеро, и, как у Брейгеля,
пестро и звонко высыпет на лед

толпа: дела закончены, суббота,
горят костры, вино течет рекой,
охотники идут домой с охоты,
идут домой,

минуя полустанок, на пригорок;
им видно, как в селе горят огни
и огибает медленные горы
случайный скорый, где сидят одни

в своих удобных креслах пассажиры,
и каждый представляет, что вот он —
живет внутри придуманного мира
там, за окном, где дерево и дом,

но только быстро: раз — и жизнь мелькнула,
раз — и сменились листья и дома,
и неподвижны только три фигуры —
охотники, смотрящие с холма.


***

зарыли тазик, обложив
по краю дерном и камнями,
вот вам и пруд; вот вам и флот —
мы управляем кораблями
из мелких щепок и коры;
мы все в плену своей игры:

вот мышка вышла из норы,
вот птичка ловит червячков,
вот, отражаясь от очков,
сверкает зайчик на камнях,
вот девочка стоит в дверях;
а мы, затянуты в сукно
парадных кителей, на дно
идем на наших кораблях

лишь в то и стоило играть,
за что не страшно умирать:
за сад и пруд, за божьих птах,
за не сдается наш «Варяг»,
за девочка стоит в дверях
в смешных сандалиях


***

— Давай по порядку.
— Давай.
— Был май.
— Ну, допустим, был май.
— Давай без допустим.
— Давай. Был без допустим май.

— Кажется, вишни цвели.
— Яблони.
— Вишни.
— Пускай,
вишни. Мы вышли, мы шли.
Сквозь без допустим май.

Мимо заборов косых,
яблонь, роняющих цвет…
— Вишен.
— Что вишен? Ах да,
в смысле — не яблонь. — Нет,

в смысле — без смысла: звезда
в небе, заброшенный сад
роняет на землю цвет
с вишен ли, с яблонь. — Пускай
с яблонь. Разницы нет.

Вечерний ли утренний свет,
круговорот росы,
пыль не хранит следы,
плыл на манер звезды
неуловимый цвет.


***

Холодная августовская ночь,
Все застыло;
Какая сила
Держит в равновесии светила
И ветра, не ясно,

Но, возможно, и не важно,
Лишь бы им хватило
Терпения, а мне хватило сил,
Не понимая сути этих чисел, глядеть на них
И восхищаться почерком творца:

Переплетением отдельных разных линий,
Нажимом ровным, чистотой цветов… Какой глубокий синий,
Там, где он
За лесом опускает в воду солнце,
И красный гаснет в черных небесах,
А между ними тонкая полоска —
Глубокий синий.

Жизнь его — как миг,
Когда все меркнет перед этим цветом,
Почти невидимым, настолько он глубок
И краткосрочен, небывалый синий,
Когда застыло все и, затаив
Дыхание, глядит, как этот цвет
В себя вбирает все наши печали,
Не изменяясь;
                          и когда в начале
Времен и мест мне вспомнится едва ли,
Откуда на ладони эти линии,
Наступит август. Ночь. Глубокий синий.шаблоны для dle