Александр Уланов
*
обучаясь речи легких богов стрижей и утреннего тумана
веса шепота веса сброшенной кожи змеи
к ним перипл персеид каждый раз первый
так говорит трава там ее тронуть встать
пешие снег и дождь боли магниты глаз открыт уязвим чтобы видеть
что происходит внутри длинных ветвей воды
переплетение голоса дыхания перо
что будет памяти больше что поперек и над
точность разрыва нечетность течения похожие на возможно
в легкости кости горящие ветви письма
охра и умбра от вздоха к вдоху
летних летучих вкуса кометы
*
Свет слишком прям для воды, она не пускает его в себя, подбрасывает волнами. Или глотает осенним спокойствием, колодезной чернотой. Но иногда, неглубокая, неуверенная, чуть держащаяся сама, жалеет его, тысячи раз отражает внутри. И свету становится смешна его прямизна, он превращается в тысячи гибких волокон, не найти ни одного похожего, сплетаясь с течениями воды, улыбаясь им. Камни и листья, песок и лед помогают, оставаясь на месте и увлечены, не теряя свои границы, но открывая их. Вспыхивают, ловя мгновения, когда свет еще жив – никто не знает, в какое из них он исчезнет, не оставив в воде даже чешуйки пепла.
*
от ножей монет магний маятника лица движений позади пыли сетью города собирая за ветвями льда тысячей углов комнаты выйти из штукатурки проявляется карта сотами сна в хрупкости утра созданиями улитки дыхания в окне стола надкушенная рубашка украшена шорохом воды самое урожайное место лестница
*
вторник перенести на завтра шмелем над снегом
запах камней генуэзских на стол поставив
хлеб картошка лошади температуры
у часов стекло разбито в кипении перехода
в коридорах тяжести синтаксис встречи
на основании сделанного возможно
неопределенное к неопределившемуся прибавить
на переломе шага на перевале нити
в тесноте раны чиркнуть ветром о стену
спичкой слуха о молчании не спрашивая
голос его пусть вмещает и длится
так стекло стирает себя в озноб меда
*
Поле состоит из следов. Потому и оставляют в нем колени и взгляды. А берег сам ходит туда и сюда, звук шагов – шуршание, удар. Он съедает следы. То, что не горлом, а ступнями, ладонями – голос? Берега, не моря, не волнения одного и того же, а встречи различного. Цвет появляется из белого углом призмы. Сырость растет до прозрачного звона невидимых углов. Не слепота, а тонкость и прозрачность того, что хочется увидеть. Что случается увидеть, когда настоящее – настоящее.
У озера встречать туман ночью. Там с водой говорят листья и трава, с морем камни и другие птицы, жесткие, чайки из тонкого мрамора, бакланы с черной шеей из легкого гибкого угля. Интересное многослойно, слои иногда разрешают увидеть другие, становясь прозрачными. Открытие – когда слой открывается, пропуская другой слой себя в настоящем. Бывшее настоящее откладывается слоями известняка, непрозрачное, но из него города и чайки. Дрожь открытия – песня голубя внутри него, во внимании хождения. Свист стрижа вне, в скорости полета. Стриж садится и превращается в голубя, голубь взлетает и становится стрижом. Светящееся окно позволяет предполагать, но становится прозрачным, когда свет выключен.
*
на морозе вода по(д)нимает дым
и ушедшее в гнездах воздуха ночь
в жесткость роста тупик угла
выползает за молнией чешуя угля
и встречает шагом чем дышать в лед
мягкий пепел где спеет миндаль
в центробежном снегу листья хранят шипы
дальше дома ветки обводит свет
ягодами раскрывая предположение огня
к встреченному по край волос
*
Пескобазой эйдоса к дороге, неожиданной глиной к воде. Не к городу, к тебе, попробовать успеть за катящейся. Искать друг друга в длине движения. Под зонтом точности кузнечики сигарет. Модники-дрозды подстригают хвосты, модницы-крачки красят крылья в черный цвет. Бетон ступеней становится деревом, дерево тлеет дальше в коричневую пену. Мост наклонен к другому берегу, черные пятна на березе разрастаются в волнующийся шар, балкон притворяется полной бочкой. Пообедаем ветром, обнимая книгой до глаз в глаза.
*
в свете утренней подушки поскрипывание китов слезы стрижей пунктир бабочки голоса рыб в камне в окне цветка порох мелом тумана письмо в даль пробоины вечернего дома в снегу вином фотографии у фиалок вкус мяты светло-зеленого на светло-сером рассыпается опора подбрасывая
*
в скомканной комнате воздухом открыты
действующие незамеченные
растеряны не потеряны
разветвляя друг друга до пространства
таять тебя рассчитав тело тьмы
между прикосновением и ладонью
где кожа падает в себя
вне и внутри строим основание для воды
уголь губ приложение точки
от тебя мост от меня
дважды замкнуты друг на друга ток непрерывно
успевая за криком
опрокинутым в белое прорастая
спишь как говоришь
*
чешуйки земли прорастают тонкой сухостью веток, те расцветают прожилками влаги синих глаз, чьи плоды падают гладкой длиной мимо клюва шерстяной птицы в воронки песочных часов лестниц, что становятся временем окон домов, круглящихся водопадами, из них между кипящих капель обсидиана идет дождь, превращая землю в чешуйки, которые прорастают
*
Ржавчина стекает с двери цвета ноябрьского неба. В ней не сохранилось стекла, только решетка, но под дверью разбросаны конфетти, такие остаются на улицах Венеции после карнавала, возможно, дверь открывается туда. Другая дверь приняла белые пятна во весь рост – закрашивание надписей подготовляет пространство для появления других? Но из одного уже проступает голова зеленоглазой птицы. Третья дверь деревянная, но хочет выглядеть как железная, ее распирают изнутри тусклые гордость и старость. Четвертая стала решеткой и ловит в свои ромбы день широкой площади. Ты прячешься за всеми четырьмя, не зная, что делать, и неоткрытые врастают в землю и становятся забором.
*
множеством берегов кувшинами островов
опираясь на было и будет
где горит вода краской разрыва
что точнее сна к подводным колодцам
прикосновениями слов
словами прикосновений
разность различия
повторяя не повторяясь
в ночь рождения да
в измерении плавания
в центре тумана
в перепутанных ветках
кто внутри руки в сетях ветра
через локоть тени
так останавливает жар
хлебный камень
*
Днем молчание уверенное, знает, что где. Работает, говорить некогда. Не нуждается в словах, видно, о чем оно. Янтарь, блестит, не пускает в себя, но притягивает. Дневное читает, ночное в шорохах и шепотах, которые в буквы не уложить. Днем идет за возможностями, ночью их содержит. Дневному не хватает, в ночном слишком много. Отстраненное от чужого, охватывая близкое, как бы далеко оно ни было. Медленно спеет. Невозможностью точности (она и днем невозможна, но дневное не знает). Невозможностью ответа на «кто ты?», «где ты?» Перерастая голос прикосновением. Паузы кометы. Созданная тобой черная вода, в которой плывешь, становясь ее частью.
*
утром улитка днем ветер вечером рыба ночью крик в комнате что больше для птиц в бесконечности колебаний света рельеф появляется в лучах латуни из толщины линий на листе рисовать как нагрелся фасад от утра к вечеру хочет ли его камень подчеркивающей краски в лесе растущей волны в персиковом песке к челке моста приближаясь за светом и тенью к лицу в танце с картиной голубым платком к красной шали если суметь неспокойно расскажут в тесноте белокаменного собора занятого столпами опор об ахеменидских львах на капителях сумерки обостряют звуки птицы перекричат собак
*
*
ветер что долго рубили упал медленно заворачивая в себя прикосновение памяти прикосновения копии стекла между нами фарфоровые углы отведенно от места провалившееся в глаза распадаясь в орехи загорается вдох жечь желчь сниться траве в кипении ребер легкий дождь письма
*
*
В воздухе море, дельфин высовывает оттуда спину с плавником, морские звезды летят навстречу птицам около надутых гусениц облаков. Снег улицы между башен, церковка на горушке, а удивленный глаз выше, ближе к небу и солнцу ночи. С черной кошкой в голове, по спине летучие мыши цветов. Вот и встретилось крыло легкости с крылом течения. Дерево колебаний на твердость легче от встать, от открытой двери уходит болезнь.
*
*
есть хлеб книги прикосновения
жидкие стены под замерзающим небом мед превратился в песок чужой воздух весом закрытого в потерю времени не медленность внимания
но против не воля неволя и легкие многих всегда тяжелы из весны в зиму непродолжаемого окуни да ежи подойди да скажи что стоять на горохе страха
мы промежутки раскрытые руки на магните движения будем держаться в опоре на лишнее на полу письма не забудем лопатки и щиколотки солью критского моря
в свете да на горизонте ветра
*
*
*
белая льдинка связи в луковице тревоги кости бросать стоит ли увиденное страха ломкость захватывающего где не могу помочь на слишком длинной прозрачной нити висит хватит ли радости удержать щиплет камень в накипь и в перелом тишина вымытым полом ладони не смыть хочешь выйти в первую на сегодня букву ветра улица зачерствела в осаде кашля рассыпаются фигуры но выходят лемуры горячее глаз сахар в соль в сетку нервов падение поймать дом будет с()нами
*
глубокоглазый голубоглазый лемур длиной от германии до цейлона трудно тебе поместить коленки на диване в белой тени твоей плечом время к легкости находя одеты в прикосновения так приплывает вода здесь больше стран в глазах тем на большее наплевать больше кружащейся головы и ладони в руке раскаляются смотрящие друг на друга зеркала серебряный яд змеи в запястье соль с тобой сварим и проживем окнами будем греть и сосульку погладим изнутри начиная продолжать
*
свет принеся исчезает крепостью дальше якоря
много ли ветер без паруса предугадывая движение
флейту голоса миндаля не понимать узнавать не торопится место
не полить навсегда цветок не вытереть пыль
обида вернется что бы ни делать снова звать улыбку и огонек в зрачки
в чернилах яблок ежевика наверное память углем теней топить
только мертвый устроен ветер в карман не положишь
птица рука на плече букет дождя в дыме взгляда запах ночного моря
место облако переносные осы глубже город спокойной ласточкой
ты сквозь меня счастье не Glük выйдем к острому летнему свету
*
*
маковое зерно на плечах где разбивается взгляд и сгорает шаг подо льдом Антарктиды древность растений подо льдом Гренландии древность камня одной руке всегда заколачивать дыры разматывая кокон ухода по ступеням предполагаемого в свете прошедшего из возможности тьмы в тьму возможностей видимый в головокружении скорости легкий запах луны и достаточно следов на воздухе и на воде превращение не прекращение
обучаясь речи легких богов стрижей и утреннего тумана
веса шепота веса сброшенной кожи змеи
к ним перипл персеид каждый раз первый
так говорит трава там ее тронуть встать
пешие снег и дождь боли магниты глаз открыт уязвим чтобы видеть
что происходит внутри длинных ветвей воды
переплетение голоса дыхания перо
что будет памяти больше что поперек и над
точность разрыва нечетность течения похожие на возможно
в легкости кости горящие ветви письма
охра и умбра от вздоха к вдоху
летних летучих вкуса кометы
*
Свет слишком прям для воды, она не пускает его в себя, подбрасывает волнами. Или глотает осенним спокойствием, колодезной чернотой. Но иногда, неглубокая, неуверенная, чуть держащаяся сама, жалеет его, тысячи раз отражает внутри. И свету становится смешна его прямизна, он превращается в тысячи гибких волокон, не найти ни одного похожего, сплетаясь с течениями воды, улыбаясь им. Камни и листья, песок и лед помогают, оставаясь на месте и увлечены, не теряя свои границы, но открывая их. Вспыхивают, ловя мгновения, когда свет еще жив – никто не знает, в какое из них он исчезнет, не оставив в воде даже чешуйки пепла.
*
от ножей монет магний маятника лица движений позади пыли сетью города собирая за ветвями льда тысячей углов комнаты выйти из штукатурки проявляется карта сотами сна в хрупкости утра созданиями улитки дыхания в окне стола надкушенная рубашка украшена шорохом воды самое урожайное место лестница
*
вторник перенести на завтра шмелем над снегом
запах камней генуэзских на стол поставив
хлеб картошка лошади температуры
у часов стекло разбито в кипении перехода
в коридорах тяжести синтаксис встречи
на основании сделанного возможно
неопределенное к неопределившемуся прибавить
на переломе шага на перевале нити
в тесноте раны чиркнуть ветром о стену
спичкой слуха о молчании не спрашивая
голос его пусть вмещает и длится
так стекло стирает себя в озноб меда
*
Поле состоит из следов. Потому и оставляют в нем колени и взгляды. А берег сам ходит туда и сюда, звук шагов – шуршание, удар. Он съедает следы. То, что не горлом, а ступнями, ладонями – голос? Берега, не моря, не волнения одного и того же, а встречи различного. Цвет появляется из белого углом призмы. Сырость растет до прозрачного звона невидимых углов. Не слепота, а тонкость и прозрачность того, что хочется увидеть. Что случается увидеть, когда настоящее – настоящее.
У озера встречать туман ночью. Там с водой говорят листья и трава, с морем камни и другие птицы, жесткие, чайки из тонкого мрамора, бакланы с черной шеей из легкого гибкого угля. Интересное многослойно, слои иногда разрешают увидеть другие, становясь прозрачными. Открытие – когда слой открывается, пропуская другой слой себя в настоящем. Бывшее настоящее откладывается слоями известняка, непрозрачное, но из него города и чайки. Дрожь открытия – песня голубя внутри него, во внимании хождения. Свист стрижа вне, в скорости полета. Стриж садится и превращается в голубя, голубь взлетает и становится стрижом. Светящееся окно позволяет предполагать, но становится прозрачным, когда свет выключен.
*
на морозе вода по(д)нимает дым
и ушедшее в гнездах воздуха ночь
в жесткость роста тупик угла
выползает за молнией чешуя угля
и встречает шагом чем дышать в лед
мягкий пепел где спеет миндаль
в центробежном снегу листья хранят шипы
дальше дома ветки обводит свет
ягодами раскрывая предположение огня
к встреченному по край волос
*
Пескобазой эйдоса к дороге, неожиданной глиной к воде. Не к городу, к тебе, попробовать успеть за катящейся. Искать друг друга в длине движения. Под зонтом точности кузнечики сигарет. Модники-дрозды подстригают хвосты, модницы-крачки красят крылья в черный цвет. Бетон ступеней становится деревом, дерево тлеет дальше в коричневую пену. Мост наклонен к другому берегу, черные пятна на березе разрастаются в волнующийся шар, балкон притворяется полной бочкой. Пообедаем ветром, обнимая книгой до глаз в глаза.
*
в свете утренней подушки поскрипывание китов слезы стрижей пунктир бабочки голоса рыб в камне в окне цветка порох мелом тумана письмо в даль пробоины вечернего дома в снегу вином фотографии у фиалок вкус мяты светло-зеленого на светло-сером рассыпается опора подбрасывая
*
в скомканной комнате воздухом открыты
действующие незамеченные
растеряны не потеряны
разветвляя друг друга до пространства
таять тебя рассчитав тело тьмы
между прикосновением и ладонью
где кожа падает в себя
вне и внутри строим основание для воды
уголь губ приложение точки
от тебя мост от меня
дважды замкнуты друг на друга ток непрерывно
успевая за криком
опрокинутым в белое прорастая
спишь как говоришь
*
чешуйки земли прорастают тонкой сухостью веток, те расцветают прожилками влаги синих глаз, чьи плоды падают гладкой длиной мимо клюва шерстяной птицы в воронки песочных часов лестниц, что становятся временем окон домов, круглящихся водопадами, из них между кипящих капель обсидиана идет дождь, превращая землю в чешуйки, которые прорастают
*
Ржавчина стекает с двери цвета ноябрьского неба. В ней не сохранилось стекла, только решетка, но под дверью разбросаны конфетти, такие остаются на улицах Венеции после карнавала, возможно, дверь открывается туда. Другая дверь приняла белые пятна во весь рост – закрашивание надписей подготовляет пространство для появления других? Но из одного уже проступает голова зеленоглазой птицы. Третья дверь деревянная, но хочет выглядеть как железная, ее распирают изнутри тусклые гордость и старость. Четвертая стала решеткой и ловит в свои ромбы день широкой площади. Ты прячешься за всеми четырьмя, не зная, что делать, и неоткрытые врастают в землю и становятся забором.
*
множеством берегов кувшинами островов
опираясь на было и будет
где горит вода краской разрыва
что точнее сна к подводным колодцам
прикосновениями слов
словами прикосновений
разность различия
повторяя не повторяясь
в ночь рождения да
в измерении плавания
в центре тумана
в перепутанных ветках
кто внутри руки в сетях ветра
через локоть тени
так останавливает жар
хлебный камень
*
Днем молчание уверенное, знает, что где. Работает, говорить некогда. Не нуждается в словах, видно, о чем оно. Янтарь, блестит, не пускает в себя, но притягивает. Дневное читает, ночное в шорохах и шепотах, которые в буквы не уложить. Днем идет за возможностями, ночью их содержит. Дневному не хватает, в ночном слишком много. Отстраненное от чужого, охватывая близкое, как бы далеко оно ни было. Медленно спеет. Невозможностью точности (она и днем невозможна, но дневное не знает). Невозможностью ответа на «кто ты?», «где ты?» Перерастая голос прикосновением. Паузы кометы. Созданная тобой черная вода, в которой плывешь, становясь ее частью.
*
утром улитка днем ветер вечером рыба ночью крик в комнате что больше для птиц в бесконечности колебаний света рельеф появляется в лучах латуни из толщины линий на листе рисовать как нагрелся фасад от утра к вечеру хочет ли его камень подчеркивающей краски в лесе растущей волны в персиковом песке к челке моста приближаясь за светом и тенью к лицу в танце с картиной голубым платком к красной шали если суметь неспокойно расскажут в тесноте белокаменного собора занятого столпами опор об ахеменидских львах на капителях сумерки обостряют звуки птицы перекричат собак
*
*
ветер что долго рубили упал медленно заворачивая в себя прикосновение памяти прикосновения копии стекла между нами фарфоровые углы отведенно от места провалившееся в глаза распадаясь в орехи загорается вдох жечь желчь сниться траве в кипении ребер легкий дождь письма
*
*
В воздухе море, дельфин высовывает оттуда спину с плавником, морские звезды летят навстречу птицам около надутых гусениц облаков. Снег улицы между башен, церковка на горушке, а удивленный глаз выше, ближе к небу и солнцу ночи. С черной кошкой в голове, по спине летучие мыши цветов. Вот и встретилось крыло легкости с крылом течения. Дерево колебаний на твердость легче от встать, от открытой двери уходит болезнь.
*
*
есть хлеб книги прикосновения
жидкие стены под замерзающим небом мед превратился в песок чужой воздух весом закрытого в потерю времени не медленность внимания
но против не воля неволя и легкие многих всегда тяжелы из весны в зиму непродолжаемого окуни да ежи подойди да скажи что стоять на горохе страха
мы промежутки раскрытые руки на магните движения будем держаться в опоре на лишнее на полу письма не забудем лопатки и щиколотки солью критского моря
в свете да на горизонте ветра
*
*
*
белая льдинка связи в луковице тревоги кости бросать стоит ли увиденное страха ломкость захватывающего где не могу помочь на слишком длинной прозрачной нити висит хватит ли радости удержать щиплет камень в накипь и в перелом тишина вымытым полом ладони не смыть хочешь выйти в первую на сегодня букву ветра улица зачерствела в осаде кашля рассыпаются фигуры но выходят лемуры горячее глаз сахар в соль в сетку нервов падение поймать дом будет с()нами
*
глубокоглазый голубоглазый лемур длиной от германии до цейлона трудно тебе поместить коленки на диване в белой тени твоей плечом время к легкости находя одеты в прикосновения так приплывает вода здесь больше стран в глазах тем на большее наплевать больше кружащейся головы и ладони в руке раскаляются смотрящие друг на друга зеркала серебряный яд змеи в запястье соль с тобой сварим и проживем окнами будем греть и сосульку погладим изнутри начиная продолжать
*
свет принеся исчезает крепостью дальше якоря
много ли ветер без паруса предугадывая движение
флейту голоса миндаля не понимать узнавать не торопится место
не полить навсегда цветок не вытереть пыль
обида вернется что бы ни делать снова звать улыбку и огонек в зрачки
в чернилах яблок ежевика наверное память углем теней топить
только мертвый устроен ветер в карман не положишь
птица рука на плече букет дождя в дыме взгляда запах ночного моря
место облако переносные осы глубже город спокойной ласточкой
ты сквозь меня счастье не Glük выйдем к острому летнему свету
*
*
маковое зерно на плечах где разбивается взгляд и сгорает шаг подо льдом Антарктиды древность растений подо льдом Гренландии древность камня одной руке всегда заколачивать дыры разматывая кокон ухода по ступеням предполагаемого в свете прошедшего из возможности тьмы в тьму возможностей видимый в головокружении скорости легкий запах луны и достаточно следов на воздухе и на воде превращение не прекращение