АЛЕКСЕЙ ТОРХОВ / ВСЕ РЫБЫ МОЕГО МИРА
иное
Одуванчик, как зелена Украина!
Моя белокурая мать не вернулась домой.
Пауль Целан
иной ветер: внутренний
иное время: прочь
седые шары одуванчиков
отрываются от стебельков
летят ввысь
молча
не сказав ни пушинки
не желают взрастать
бегут затоптанной земли
летят и летят
всё укрупняясь
набухая светом
и взглядами
всё летят и летят
огромные в бесконечном
иная степь: высота
иные могилы: облака
иное молчание: несказáнное
иное небо: седое
чуть слышно шевелится
седое
обнажает иную память:
не разболтать
имя Бога
помолчи тоньше
Тишина, как золото, кипящее
в обугленных руках.
Пауль Целан
жить на кончиках пальцев
умирать на кончике языка
отбивные ладоней —
страсти по смолкшей симфонии
помолчи тоньше
стенание струн не лови сетью памяти
дай улететь
помолчи чуточку тоньше
ощупывай лица и дни
секундной стрелки коснись
не затупи наконечник её
целящий в сердце
тоньше нити и легче
вьётся из пальцев жизнь
не порви не запутай
зверь-тишина
человек-молчание
им ли слово нужнее глотка воды
не станет ли крови глотком
врата ржавые ощутишь наг и нем
не стучи
прикоснись да услышат
это я, Отче, это мельчающий я
молю истончаясь в ближнем
возьми моё имя
вместо ветхого рубища
прикоснись
помолчи тоньше
не носи на кончике языка
все рыбы моего мира
Девять рыб резвятся в водах,
которые вместо неба.
У первой плавники суть крылья.
Она плывёт по течению, но это — полёт.
У второй — глаза-зеркала.
И отразившись, молчишь, узнав врасплох.
У третьей вместо чешуи — диковинные письмена.
Читая их от головы к хвосту,
не понимаешь чуточку меньше,
чем, если бы читал наоборот.
Четвёртая — просто тень, нафаршированная словами,
которые не высказать.
Пятая бьет хвостом как в колокол,
но круги расходятся во все стороны,
кроме твоей.
Шестая плещется на отмели —
гербом шевелящегося флага.
Седьмая плавает хвостом вперед
и думает вдогонку о прошлом.
Восьмая носит чешую, как ламеллярные доспехи,
и каждый, у кого взгляд с наконечником — враг.
И самая девятая, самая неожиданная рыба — я сам.
Знать бы — какая она?!
Девять рыб.
Девять оболочек.
Девять прикосновений к Матери Речке.
Сливаются воедино и плавают сами в себе.
Выплескиваются прочь и плавают в других.
Все рыбы моего мира...
мёртвая вода
мёртвый час
колыбельной полыни шелест
убиенный солдатик
чуть слышно не дышит
внутри его черепа
копошится божьей коровкою сон
по небу ползут облака
подползает змея-медсестра
лишь ему не ползти
лишь мечтать
как божья коровка взлетит
сны — молитвы мёртвых солдат
а в ржавую каску как в плошку
ненужное налито время
в пробоину вытекает
мёртвой водой
кукушиная охота
*
ненасытны часы на стене
неотступны их птицы
взлетели
…
жизни моей песчинки
с ладони клюют
*
кукушиной охоты гон
зажимаю остаток
на всякий
…
неугомонны до крови
клюют мой кулак
*
увязаю в птицах по грудь
сею по свежему ветру
во сыры небеса
…
руки не находят
клюют мою высь
у ничьей реки
и вот к водопою вышли
на берег ничьей реки: тишины
пригоршнями поём
смываем потные лица
крадём во славу
пьём во спасение
так много нас жаждущих
с кричащими именами
и медведь: бах
и лев: бетховен
олень: чайковский и моцарт-олень
и ещё
рысь: курёхин
пантера: шнитке
росомаха: вивальди
ещё и ещё
и с именами молчащими: много
(моё молчит предпоследним)
нас тьмы и тьмы итить мы!
и стынет в венах
водица страшная: музыка
отнимавшая от земли
отнимавшая силы выжить
топим-толкаем друг друга
лакаем запойное: тишь
а выше
по течению выше
сиротливо: мальчик
с наколками на запястьях: Иисус
пересохшие губы сжимает
молчит аки посуху
вышагивает водомеркой
следы Его: кру-ги
плоть Его: кру-ги
мысли Его: кру-ги
всё больше и больше
всё бли-же
всё гром-че
…
от безмолвья оглохший: лев
и мы с ним которые
трогаем лапами тишину
круги словно струны трогаем
а был ли: мОл-чИ!
она ли сестра
Из сердец и голов взрастают колосья ночи,
и слово, серпами сказанное, к жизни их клонит.
Пауль Целан
она ли сестра
птицы ночной молчок
влюблённая дрожь сквозняка
мой нерождённый близнец
колосок изначально стемневший
ходит неслышно по комнате
поправляет подушку
не будит
она ли сестра
она ли с собой позовёт
покажет игрушки
кушает темноту
невкусную кашу полночи
за папу
за маму
никак не растёт
тает
её ожиданье во мне
но каждую ночь: голова к голове
но каждую: на сердце ладонь
и слёзы её ко мне
её ко мне
клонит
она ли сестра
она ли слово запретное: смерть
она ли с собой позовёт
поправляет подушку
не будит до срока
пальцы
секунды сыплются
как пальцы
сквозь песок
и ногти
словно чешуя
пустынной рыбы
мерцают матово
и нечем взять
и некем
вот так и нимбы
осыпались
золотым
а мне бы
впрочем
ещё один мизинец
ухнул в бездну
не успевают
отрастать
не то что –
жить
снился
всего-то: снился
если бы не голос: живи
вот – кожа
вот – одежды
вот – февраль
вот – сердце: отнеси его подальше
и спрячь
всех прежде от себя
или накрой собой
когда рванёт
немного раньше
тогда и скажешь
а пока – молчи стихами
оглядываюсь в тьмеющее пламя
не слишком ли зарвался
заигрался
вот этим: жить
и примут ли назад
но – кто-то все следы мои собрал
как шишки по лесу
но – голос
«помни: сердце!»
Одуванчик, как зелена Украина!
Моя белокурая мать не вернулась домой.
Пауль Целан
иной ветер: внутренний
иное время: прочь
седые шары одуванчиков
отрываются от стебельков
летят ввысь
молча
не сказав ни пушинки
не желают взрастать
бегут затоптанной земли
летят и летят
всё укрупняясь
набухая светом
и взглядами
всё летят и летят
огромные в бесконечном
иная степь: высота
иные могилы: облака
иное молчание: несказáнное
иное небо: седое
чуть слышно шевелится
седое
обнажает иную память:
не разболтать
имя Бога
помолчи тоньше
Тишина, как золото, кипящее
в обугленных руках.
Пауль Целан
жить на кончиках пальцев
умирать на кончике языка
отбивные ладоней —
страсти по смолкшей симфонии
помолчи тоньше
стенание струн не лови сетью памяти
дай улететь
помолчи чуточку тоньше
ощупывай лица и дни
секундной стрелки коснись
не затупи наконечник её
целящий в сердце
тоньше нити и легче
вьётся из пальцев жизнь
не порви не запутай
зверь-тишина
человек-молчание
им ли слово нужнее глотка воды
не станет ли крови глотком
врата ржавые ощутишь наг и нем
не стучи
прикоснись да услышат
это я, Отче, это мельчающий я
молю истончаясь в ближнем
возьми моё имя
вместо ветхого рубища
прикоснись
помолчи тоньше
не носи на кончике языка
все рыбы моего мира
Девять рыб резвятся в водах,
которые вместо неба.
У первой плавники суть крылья.
Она плывёт по течению, но это — полёт.
У второй — глаза-зеркала.
И отразившись, молчишь, узнав врасплох.
У третьей вместо чешуи — диковинные письмена.
Читая их от головы к хвосту,
не понимаешь чуточку меньше,
чем, если бы читал наоборот.
Четвёртая — просто тень, нафаршированная словами,
которые не высказать.
Пятая бьет хвостом как в колокол,
но круги расходятся во все стороны,
кроме твоей.
Шестая плещется на отмели —
гербом шевелящегося флага.
Седьмая плавает хвостом вперед
и думает вдогонку о прошлом.
Восьмая носит чешую, как ламеллярные доспехи,
и каждый, у кого взгляд с наконечником — враг.
И самая девятая, самая неожиданная рыба — я сам.
Знать бы — какая она?!
Девять рыб.
Девять оболочек.
Девять прикосновений к Матери Речке.
Сливаются воедино и плавают сами в себе.
Выплескиваются прочь и плавают в других.
Все рыбы моего мира...
мёртвая вода
мёртвый час
колыбельной полыни шелест
убиенный солдатик
чуть слышно не дышит
внутри его черепа
копошится божьей коровкою сон
по небу ползут облака
подползает змея-медсестра
лишь ему не ползти
лишь мечтать
как божья коровка взлетит
сны — молитвы мёртвых солдат
а в ржавую каску как в плошку
ненужное налито время
в пробоину вытекает
мёртвой водой
кукушиная охота
*
ненасытны часы на стене
неотступны их птицы
взлетели
…
жизни моей песчинки
с ладони клюют
*
кукушиной охоты гон
зажимаю остаток
на всякий
…
неугомонны до крови
клюют мой кулак
*
увязаю в птицах по грудь
сею по свежему ветру
во сыры небеса
…
руки не находят
клюют мою высь
у ничьей реки
и вот к водопою вышли
на берег ничьей реки: тишины
пригоршнями поём
смываем потные лица
крадём во славу
пьём во спасение
так много нас жаждущих
с кричащими именами
и медведь: бах
и лев: бетховен
олень: чайковский и моцарт-олень
и ещё
рысь: курёхин
пантера: шнитке
росомаха: вивальди
ещё и ещё
и с именами молчащими: много
(моё молчит предпоследним)
нас тьмы и тьмы итить мы!
и стынет в венах
водица страшная: музыка
отнимавшая от земли
отнимавшая силы выжить
топим-толкаем друг друга
лакаем запойное: тишь
а выше
по течению выше
сиротливо: мальчик
с наколками на запястьях: Иисус
пересохшие губы сжимает
молчит аки посуху
вышагивает водомеркой
следы Его: кру-ги
плоть Его: кру-ги
мысли Его: кру-ги
всё больше и больше
всё бли-же
всё гром-че
…
от безмолвья оглохший: лев
и мы с ним которые
трогаем лапами тишину
круги словно струны трогаем
а был ли: мОл-чИ!
она ли сестра
Из сердец и голов взрастают колосья ночи,
и слово, серпами сказанное, к жизни их клонит.
Пауль Целан
она ли сестра
птицы ночной молчок
влюблённая дрожь сквозняка
мой нерождённый близнец
колосок изначально стемневший
ходит неслышно по комнате
поправляет подушку
не будит
она ли сестра
она ли с собой позовёт
покажет игрушки
кушает темноту
невкусную кашу полночи
за папу
за маму
никак не растёт
тает
её ожиданье во мне
но каждую ночь: голова к голове
но каждую: на сердце ладонь
и слёзы её ко мне
её ко мне
клонит
она ли сестра
она ли слово запретное: смерть
она ли с собой позовёт
поправляет подушку
не будит до срока
пальцы
секунды сыплются
как пальцы
сквозь песок
и ногти
словно чешуя
пустынной рыбы
мерцают матово
и нечем взять
и некем
вот так и нимбы
осыпались
золотым
а мне бы
впрочем
ещё один мизинец
ухнул в бездну
не успевают
отрастать
не то что –
жить
снился
всего-то: снился
если бы не голос: живи
вот – кожа
вот – одежды
вот – февраль
вот – сердце: отнеси его подальше
и спрячь
всех прежде от себя
или накрой собой
когда рванёт
немного раньше
тогда и скажешь
а пока – молчи стихами
оглядываюсь в тьмеющее пламя
не слишком ли зарвался
заигрался
вот этим: жить
и примут ли назад
но – кто-то все следы мои собрал
как шишки по лесу
но – голос
«помни: сердце!»