Алена Толорая / ДЖЕММА СТРЕЛЯЕТ
Об авторе: АЛЕНА ТОЛОРАЯ
Родилась в Москве. Окончила факультет международной журналистики МГИМО. Занималась организацией музыкальных и театральных мероприятий и развитием международных культурных связей. Жила в Южной Корее, Австралии и Австрии. В настоящее время живет в Москве. Ученица сценарной мастерской Александра Гоноровского.
Ее звали Джемма, и никто не знал, откуда у нее пистолет.
Зато все знали, что это она пристрелила отца.
Джемму арестовали в тот же день. А через два дня отпустили. За недостаточностью улик.
Впрочем, их никто особо и не искал, эти улики. Джемминого папашу с превеликим удовольствием кокнула бы половина города, и менты не исключение. Был он подлецом и проходимцем каких поискать, не гнушался даже самыми отвратительными аферами и попортил нам всем немало крови. А еще он любил маленьких девочек, и это тоже все знали, и потому-то никто не удивился, когда его нашли с дыркой в башке.
И вот с тех пор началась у Джеммы совсем другая жизнь.
Когда ее отпустили из ментовки, мы все собрались на нее посмотреть. Ей было тогда четырнадцать, и она всегда была замарашкой. Сутулая, тощая, вечно в синяках и ссадинах, в куцем пальто, которое еле-еле попу прикрывало. Но когда она вышла за ворота СИЗО, мы сначала ее не узнали. Пальто было то же самое, и синяки никуда не делись — но она шла как фотомодель, высоко неся свою голову с дурацкой детской косичкой. Прошла мимо нас — и вдруг медленно обернулась, подмигнула и улыбнулась краешками губ.
И эта улыбка до сих пор мне снится, а ведь уже двадцать лет прошло.
В общем, Джемма вдруг оказалась самой настоящей красоткой. Бабушка моя говорила, что породой она пошла в мать — та тоже считалась первой красавицей - синеглазая златовласка, отличница, гордость семьи.
Когда Джемма наконец пристрелила папеньку, мать была седой старухой с трясущимися руками.
Через полтора года Джемма закончила школу с золотой медалью и уехала в Москву. Мы отчаянно завидовали, а наши бабки предрекали ей участь проститутки.
Два года о ней ничего не было слышно. Потом вдруг пошел слух, что она работает моделью. Бабки качали головами: сразу же сказали, что ей одна дорога, всем известно, чем эти модели занимаются.
Потом, еще год или два спустя, вышла та статья, в каком-то бульварном журнальчике: Джемма Александрова — русская фотомодель покорила Америку! И фотографии: Джемма на подиуме, Джемма на светском вечере, Джемма, со своей знаменитой полуулыбкой, сидит на подоконнике высоченного окна, а за ее спиной лежит, поверженный, Нью-Йорк.
«Полуголая», возмущались бабки, «срам-то какой!»
В тот год умерла ее мать — мы ждали, что Джемма приедет на похороны, но она так и не явилась.
Зато Джемма появлялась на обложках самых известных журналов, вручала «оскаров» и «грэмми», мелькала то рядом с Джорджем Клуни, то под руку с Джонни Деппом.
Очередной бульварный журнальчик принес сногсшибательную новость: наша Джемма выходит замуж за принца. Принц был самый настоящий, из британской королевской семьи. Правда, в очереди на престол он был то ли двенадцатым, то ли пятнадцатым, но это было неважно.
Бабки сели вязать носочки будущему маленькому принцу (или принцессе), но Джемма не спешила порадовать их долгожданной новостью. Она продолжала выходить на подиум, сниматься для журналов и возглавлять рейтинги самых красивых женщин мира.
И вот новость о прибавлении в королевском семействе: Джемма и принц объявляют об удочерении двух детей из какой-то африканской страны: девочки-сиротки с редким генетическим заболеванием и ее маленького брата. На фото сияющая Джемма прижимает к груди испуганного малыша, а принц, в строгом сером костюме, держит за руку девочку лет десяти.
Бабки разочарованно выбросили вязание, посовещались и пришли к выводу, что если уж Джемме так охота заниматься благотворительностью, то лучше бы она помогла родному городу.
С появлением детей Джемма успокоилась, осела дома, почти перестала появляться на обложках.
А спустя еще несколько месяцев ее имя снова замелькало в заголовках новостей.
Совершено покушение на британского принца! В принца стреляла его жена, русская фотомодель Джемма Александрова! Принц жив, но находится в тяжелом состоянии! Джемма Александрова арестована!
Мы ничего не понимали. В эту ночь никто из нас не лег спать — мы смотрели новости и силились понять, зачем Джемма снова схватилась за пистолет.
К утру стало известно: Джемма утверждает, что принц пытался изнасиловать их приемную дочь.
Адвокаты британской семьи тут же выставили армию свидетелей, утверждавших, что мисс Александрова — очень сомнительный фрукт. Каким-то образом они раскопали и историю с убитым отцом Джеммы, и то обстоятельство, что Джемма не была на похоронах матери.
Когда Джемму спросили, раскаивается ли она в своем поступке, она ответила: «Жалею, что не убила эту мразь».
Мы только вздохнули — и ежу ясно, что после таких слов британская монархия Джемму в порошок сотрет.
Приговор был обвинительным, Джемма отправилась в тюрьму, и я думаю, ей крупно повезло, что осталась жива. Был бы принц не двенадцатым, а, скажем, третьим в очереди на престол, то Джемма так легко бы не отделалась.
Наш МИД требовал экстрадиции, но британцы предпочли оставить Джемму под своим присмотром.
Первое время о Джемме много писали, образовалось целое движение в ее поддержку, но как только газеты потеряли к ней интерес, все сошло на нет.
Следующие три года о Джемме помнили только мы. Я отметил в календаре дату, когда ее должны были освободить. Считал недели. Потом дни.
На исходе второго года я написал ей письмо. Не только от себя, от всех нас. Просто несколько дежурных строк. Что мы ее помним. Что всегда ждем. Что готовы помочь.
Она не ответила.
Джемма вышла из тюрьмы под Новый год.
Наш город завалило снегом, самолеты не летали, и мы волновались, как Джемма доберется домой.
Почему-то никто не сомневался, что теперь-то она точно вернется.
Но она не приехала.
В прессе ее освобождение прошло незамеченным. Только одна малотиражная лондонская газетенка опубликовала пару строчек и нерезкую фотографию Джеммы: в пуховике, в капюшоне, закрывающем лицо. Я все равно распечатал ее, положил в свое досье – и принялся ждать.
До весны о Джемме ничего не было слышно. «Конечно», – причитали бабки, – «кому она нужна-то теперь. Ясное дело, проституткой станет».
Но Джемма снова всех удивила.
Не просто какой-то журнал — американский «Вог». Не просто какой-то фотограф — сама Энни Лейбовиц. Фотосессия, которая потом войдет во все учебники — черно-белые фотографии Джеммы в тюремном дворе. Джемма, обнаженная, спиной к зрителям, вскидывает руку с пистолетом. Джемма в арестантской робе, лицо в тени, ярко освещенные руки на прутьях решетки. И последняя фотография — крупный план. Джемма смотрит прямо в камеру. Улыбается краешками губ. Через всю щеку — толстый бугристый шрам.
За фотографиями следовало интервью. Джемма рассказывала о своей жизни в тюрьме. О том, как тяжело ей пришлось поначалу — иностранка, да не просто иностранка, а русская; модель — да не просто модель, а девушка с обложки, не понимавшая и половины тюремного жаргона, она была в тюрьме вдвойне, втройне чужой.
Джемма призналась, что она долго терпела — тычки, насмешки, издевательства — но чем больше она терпела, тем злее, тем больнее ее били. И однажды она не выдержала. В ответ на очередное оскорбление тихая, молчаливая Джемма вдруг вцепилась своей обидчице в волосы.
Началась драка. Кто-то выхватил нож. Джемму полоснули по щеке, по плечу.
«Я не помню, как нож оказался у меня в руке. Я вообще смутно помню эту драку. Но я очнулась в тот момент, когда занесла нож над горлом своей сокамерницы. И поняла, что опять чуть не убила человека», – рассказывала Джемма в интервью.
На шум прибежали охранники, драку разняли, Джемму отвели в медпункт. Зашили щеку.
С тех пор ее никто не трогал.
После этой публикации Джемма снова стала звездой.
Она выходила на подиумы, загадочно улыбаясь, и шрам полумесяцем изгибался на ее щеке.
Ее называли русской Джокондой. Все хотели знать о ней все. Но после той публикации в Воге Джемма не дала ни одного интервью. Впрочем, недостатка в информации не было: папарацци следовали за ней по пятам. Мое досье пухло как на дрожжах.
Потом Джемма потребовала у бывшего мужа право опеки над приемными детьми. Британская монархия предпочла уладить дело миром: мальчик остался у принца, а Джемме отдали девочку. Впрочем, ребенок был совсем не подарком: в дополнение к генетическому заболеванию у девочки диагностировали расстройство аутического спектра.
Джемма улыбалась и отвечала, что диагнозами ее не напугать, ведь с детьми самое главное — это любовь.
Девочка все время ездила с ней.
Прошло полгода. Джемма моталась с одной съемки на другую. Она была лицом «Шанель», записала песню с Полом Маккартни, ее прочили на роль очередной девушки Бонда. И я не сомневаюсь, что она получила бы эту роль. Но вдруг разразился очередной скандал.
Однажды ночью соседи Джеммы вызвали полицию: они утверждали, что слышали детские крики и подозревают, что Джемма бьет свою дочь.
Медицинское освидетельствование подтвердило факт побоев: у девочки были синяки и ссадины.
В прессе поднялась волна осуждения. Бить ребенка — недопустимо, бить больного ребенка — за гранью добра и зла. Джемма в одночасье стала изгоем.
Она пыталась оправдаться. Даже пришла на телешоу, одно из тех, где полощут чужое грязное белье, и рассказала, как тяжело ей оказалось с больной дочкой. Истерики чередовались с приступами агрессии: девочка кусалась и царапалась, была совершенно неуправляемой и непредсказуемой.
Джемма призналась, что у нее просто сдали нервы.
– Почему вы молчали об этом раньше? Почему не обратились к психологу? – спросили ее, и Джемма только пожала плечами.
Они так и не поняли ничего про Джемму. Она не из тех, кто просит помощи.
После этого скандала с Джеммой разорвали контракты все крупные фирмы, продукцию которых она рекламировала. Ее перестали приглашать на съемки. И о ней перестали писать.
В том году мы отмечали 400-летний юбилей нашего города. Спустя два месяца после скандала с Джеммой я сидел на совещании, посвященном подготовке к юбилею.
К тому моменту я уже несколько лет работал в администрации помощником заместителя мэра по социальным вопросам. Считалось, что я сделал неплохую карьеру, родители мной гордились. А я был рад, что у меня есть выход в интернет и цветной принтер.
На совещании обсуждали подготовку к празднованию юбилея, а я думал о Джемме – о ней ничего не писали уже целый месяц, и я не знал, где она и как.
Мэр требовал свежих идей, подчиненные уныло креативили, предлагая народные гуляния, ярмарки и прочие стандартные увеселения.
Мэр недовольно морщился. Потом кто-то обронил:
– Можно какую-нибудь знаменитость пригласить...
Мэр милостиво кивнул.
Я понял, что это мой шанс.
Я быстро убедил шефа, что Джемма — то что нам нужно. Родилась в нашем городе, известна на весь мир, еще и ребенка у нее отобрали не пойми за что в этой Америке. Мэр дал согласие. Мы подготовили приглашение, и я сам отправил письмо Джемме.
На следующий день пришел отказ. Я выбросил его в мусорную корзину и написал Джемме еще одно письмо. И еще одно. И еще. Я написал ей, сколько у нее поклонников в нашем городе. Пообещал присутствие на мероприятии первых лиц нашего края. Выбил ей гонорар в три раза больше изначального. Придумал благотворительную акцию в помощь детям-инвалидам.
Она согласилась.
Мы с шефом встречали ее в аэропорту. Джемма прилетала всего на один день, и я представлял себе, что она обрадуется, увидев меня. Мечтал, как мы пройдем с ней по родным местам. Как сходим в нашу школу. Как я покажу ей могилу матери.
Я купил бутылку вина — самого дорогого, которое было в нашем магазине. Если вдруг она захочет зайти ко мне домой.
Она меня не узнала. Скользнула по мне взглядом, улыбнулась и отвернулась.
Попросила, чтобы ее отвезли в отель. И не беспокоили.
Вблизи было видно, что под глазами у нее темные круги. И шрам совсем не так красив, как кажется на фото.
Я помог ей отнести вещи в номер. Не удержался, взял ее за руку. Спросил:
– Джемма, ты меня помнишь?
Джемма выдернула руку, улыбнулась:
– Ну конечно!
И захлопнула дверь перед моим носом.
Она вышла из номера только для того, чтобы отработать мероприятие. Сказала дежурные слова. Раздала автографы. Сфотографировалась со всеми желающими. И улыбалась, улыбалась своей знаменитой полуулыбкой.
Потом она вдруг подошла ко мне. Я на секунду даже перестал дышать: может быть, сейчас попросит проводить ее в отель? Или захочет погулять по городу? Или...
Но она сказала:
– Простите... Когда вы сможете прислать мне фотографии?
На следующее утро мы провожали ее в аэропорт. Сейчас я вижу эти кадры как в замедленной съемке: аэропорт, вип-зал, шеф произносит слова благодарности и целует Джемме руку. Джемма подхватывает свою сумку, прощается. Дарит нам напоследок еще одну фирменную улыбку. И в этот момент мне бешено хочется схватить ее за плечи и как следует тряхнуть, чтобы она перестала улыбаться.
Едва добравшись до дома, Джемма опубликовала на своем сайте сообщение о благотворительной акции в помощь детям-инвалидам. Разместила фотографии: очень трогательные. Написала, что планирует и дальше помогать детскому дому в своем родном городе, и начинает сбор средств в его поддержку.
Через пару часов новость появилась и в некоторых СМИ: пусть не первой линии, но все же.
Я подумал, что скоро Джемма снова будет улыбаться нам с обложек.
Вечером я открыл вино, которое купил для Джеммы. И медленно, одну за другой, просмотрел все фотографии из моего досье. На всех фотографиях — одна и та же улыбка. Из года в год, из кадра в кадр.
Я сложил все фотографии обратно в коробку. Снял со стен постеры. Собрал журналы. И, вместе с пустой бутылкой, вынес на помойку.
Оставил себе на память один кадр. Тот, который существует только в моей голове. Тот, на котором Джемма вскидывает голову с дурацкой детской косичкой и улыбается мне краешками губ.
Родилась в Москве. Окончила факультет международной журналистики МГИМО. Занималась организацией музыкальных и театральных мероприятий и развитием международных культурных связей. Жила в Южной Корее, Австралии и Австрии. В настоящее время живет в Москве. Ученица сценарной мастерской Александра Гоноровского.
Ее звали Джемма, и никто не знал, откуда у нее пистолет.
Зато все знали, что это она пристрелила отца.
Джемму арестовали в тот же день. А через два дня отпустили. За недостаточностью улик.
Впрочем, их никто особо и не искал, эти улики. Джемминого папашу с превеликим удовольствием кокнула бы половина города, и менты не исключение. Был он подлецом и проходимцем каких поискать, не гнушался даже самыми отвратительными аферами и попортил нам всем немало крови. А еще он любил маленьких девочек, и это тоже все знали, и потому-то никто не удивился, когда его нашли с дыркой в башке.
И вот с тех пор началась у Джеммы совсем другая жизнь.
Когда ее отпустили из ментовки, мы все собрались на нее посмотреть. Ей было тогда четырнадцать, и она всегда была замарашкой. Сутулая, тощая, вечно в синяках и ссадинах, в куцем пальто, которое еле-еле попу прикрывало. Но когда она вышла за ворота СИЗО, мы сначала ее не узнали. Пальто было то же самое, и синяки никуда не делись — но она шла как фотомодель, высоко неся свою голову с дурацкой детской косичкой. Прошла мимо нас — и вдруг медленно обернулась, подмигнула и улыбнулась краешками губ.
И эта улыбка до сих пор мне снится, а ведь уже двадцать лет прошло.
В общем, Джемма вдруг оказалась самой настоящей красоткой. Бабушка моя говорила, что породой она пошла в мать — та тоже считалась первой красавицей - синеглазая златовласка, отличница, гордость семьи.
Когда Джемма наконец пристрелила папеньку, мать была седой старухой с трясущимися руками.
Через полтора года Джемма закончила школу с золотой медалью и уехала в Москву. Мы отчаянно завидовали, а наши бабки предрекали ей участь проститутки.
Два года о ней ничего не было слышно. Потом вдруг пошел слух, что она работает моделью. Бабки качали головами: сразу же сказали, что ей одна дорога, всем известно, чем эти модели занимаются.
Потом, еще год или два спустя, вышла та статья, в каком-то бульварном журнальчике: Джемма Александрова — русская фотомодель покорила Америку! И фотографии: Джемма на подиуме, Джемма на светском вечере, Джемма, со своей знаменитой полуулыбкой, сидит на подоконнике высоченного окна, а за ее спиной лежит, поверженный, Нью-Йорк.
«Полуголая», возмущались бабки, «срам-то какой!»
В тот год умерла ее мать — мы ждали, что Джемма приедет на похороны, но она так и не явилась.
Зато Джемма появлялась на обложках самых известных журналов, вручала «оскаров» и «грэмми», мелькала то рядом с Джорджем Клуни, то под руку с Джонни Деппом.
Очередной бульварный журнальчик принес сногсшибательную новость: наша Джемма выходит замуж за принца. Принц был самый настоящий, из британской королевской семьи. Правда, в очереди на престол он был то ли двенадцатым, то ли пятнадцатым, но это было неважно.
Бабки сели вязать носочки будущему маленькому принцу (или принцессе), но Джемма не спешила порадовать их долгожданной новостью. Она продолжала выходить на подиум, сниматься для журналов и возглавлять рейтинги самых красивых женщин мира.
И вот новость о прибавлении в королевском семействе: Джемма и принц объявляют об удочерении двух детей из какой-то африканской страны: девочки-сиротки с редким генетическим заболеванием и ее маленького брата. На фото сияющая Джемма прижимает к груди испуганного малыша, а принц, в строгом сером костюме, держит за руку девочку лет десяти.
Бабки разочарованно выбросили вязание, посовещались и пришли к выводу, что если уж Джемме так охота заниматься благотворительностью, то лучше бы она помогла родному городу.
С появлением детей Джемма успокоилась, осела дома, почти перестала появляться на обложках.
А спустя еще несколько месяцев ее имя снова замелькало в заголовках новостей.
Совершено покушение на британского принца! В принца стреляла его жена, русская фотомодель Джемма Александрова! Принц жив, но находится в тяжелом состоянии! Джемма Александрова арестована!
Мы ничего не понимали. В эту ночь никто из нас не лег спать — мы смотрели новости и силились понять, зачем Джемма снова схватилась за пистолет.
К утру стало известно: Джемма утверждает, что принц пытался изнасиловать их приемную дочь.
Адвокаты британской семьи тут же выставили армию свидетелей, утверждавших, что мисс Александрова — очень сомнительный фрукт. Каким-то образом они раскопали и историю с убитым отцом Джеммы, и то обстоятельство, что Джемма не была на похоронах матери.
Когда Джемму спросили, раскаивается ли она в своем поступке, она ответила: «Жалею, что не убила эту мразь».
Мы только вздохнули — и ежу ясно, что после таких слов британская монархия Джемму в порошок сотрет.
Приговор был обвинительным, Джемма отправилась в тюрьму, и я думаю, ей крупно повезло, что осталась жива. Был бы принц не двенадцатым, а, скажем, третьим в очереди на престол, то Джемма так легко бы не отделалась.
Наш МИД требовал экстрадиции, но британцы предпочли оставить Джемму под своим присмотром.
Первое время о Джемме много писали, образовалось целое движение в ее поддержку, но как только газеты потеряли к ней интерес, все сошло на нет.
Следующие три года о Джемме помнили только мы. Я отметил в календаре дату, когда ее должны были освободить. Считал недели. Потом дни.
На исходе второго года я написал ей письмо. Не только от себя, от всех нас. Просто несколько дежурных строк. Что мы ее помним. Что всегда ждем. Что готовы помочь.
Она не ответила.
Джемма вышла из тюрьмы под Новый год.
Наш город завалило снегом, самолеты не летали, и мы волновались, как Джемма доберется домой.
Почему-то никто не сомневался, что теперь-то она точно вернется.
Но она не приехала.
В прессе ее освобождение прошло незамеченным. Только одна малотиражная лондонская газетенка опубликовала пару строчек и нерезкую фотографию Джеммы: в пуховике, в капюшоне, закрывающем лицо. Я все равно распечатал ее, положил в свое досье – и принялся ждать.
До весны о Джемме ничего не было слышно. «Конечно», – причитали бабки, – «кому она нужна-то теперь. Ясное дело, проституткой станет».
Но Джемма снова всех удивила.
Не просто какой-то журнал — американский «Вог». Не просто какой-то фотограф — сама Энни Лейбовиц. Фотосессия, которая потом войдет во все учебники — черно-белые фотографии Джеммы в тюремном дворе. Джемма, обнаженная, спиной к зрителям, вскидывает руку с пистолетом. Джемма в арестантской робе, лицо в тени, ярко освещенные руки на прутьях решетки. И последняя фотография — крупный план. Джемма смотрит прямо в камеру. Улыбается краешками губ. Через всю щеку — толстый бугристый шрам.
За фотографиями следовало интервью. Джемма рассказывала о своей жизни в тюрьме. О том, как тяжело ей пришлось поначалу — иностранка, да не просто иностранка, а русская; модель — да не просто модель, а девушка с обложки, не понимавшая и половины тюремного жаргона, она была в тюрьме вдвойне, втройне чужой.
Джемма призналась, что она долго терпела — тычки, насмешки, издевательства — но чем больше она терпела, тем злее, тем больнее ее били. И однажды она не выдержала. В ответ на очередное оскорбление тихая, молчаливая Джемма вдруг вцепилась своей обидчице в волосы.
Началась драка. Кто-то выхватил нож. Джемму полоснули по щеке, по плечу.
«Я не помню, как нож оказался у меня в руке. Я вообще смутно помню эту драку. Но я очнулась в тот момент, когда занесла нож над горлом своей сокамерницы. И поняла, что опять чуть не убила человека», – рассказывала Джемма в интервью.
На шум прибежали охранники, драку разняли, Джемму отвели в медпункт. Зашили щеку.
С тех пор ее никто не трогал.
После этой публикации Джемма снова стала звездой.
Она выходила на подиумы, загадочно улыбаясь, и шрам полумесяцем изгибался на ее щеке.
Ее называли русской Джокондой. Все хотели знать о ней все. Но после той публикации в Воге Джемма не дала ни одного интервью. Впрочем, недостатка в информации не было: папарацци следовали за ней по пятам. Мое досье пухло как на дрожжах.
Потом Джемма потребовала у бывшего мужа право опеки над приемными детьми. Британская монархия предпочла уладить дело миром: мальчик остался у принца, а Джемме отдали девочку. Впрочем, ребенок был совсем не подарком: в дополнение к генетическому заболеванию у девочки диагностировали расстройство аутического спектра.
Джемма улыбалась и отвечала, что диагнозами ее не напугать, ведь с детьми самое главное — это любовь.
Девочка все время ездила с ней.
Прошло полгода. Джемма моталась с одной съемки на другую. Она была лицом «Шанель», записала песню с Полом Маккартни, ее прочили на роль очередной девушки Бонда. И я не сомневаюсь, что она получила бы эту роль. Но вдруг разразился очередной скандал.
Однажды ночью соседи Джеммы вызвали полицию: они утверждали, что слышали детские крики и подозревают, что Джемма бьет свою дочь.
Медицинское освидетельствование подтвердило факт побоев: у девочки были синяки и ссадины.
В прессе поднялась волна осуждения. Бить ребенка — недопустимо, бить больного ребенка — за гранью добра и зла. Джемма в одночасье стала изгоем.
Она пыталась оправдаться. Даже пришла на телешоу, одно из тех, где полощут чужое грязное белье, и рассказала, как тяжело ей оказалось с больной дочкой. Истерики чередовались с приступами агрессии: девочка кусалась и царапалась, была совершенно неуправляемой и непредсказуемой.
Джемма призналась, что у нее просто сдали нервы.
– Почему вы молчали об этом раньше? Почему не обратились к психологу? – спросили ее, и Джемма только пожала плечами.
Они так и не поняли ничего про Джемму. Она не из тех, кто просит помощи.
После этого скандала с Джеммой разорвали контракты все крупные фирмы, продукцию которых она рекламировала. Ее перестали приглашать на съемки. И о ней перестали писать.
В том году мы отмечали 400-летний юбилей нашего города. Спустя два месяца после скандала с Джеммой я сидел на совещании, посвященном подготовке к юбилею.
К тому моменту я уже несколько лет работал в администрации помощником заместителя мэра по социальным вопросам. Считалось, что я сделал неплохую карьеру, родители мной гордились. А я был рад, что у меня есть выход в интернет и цветной принтер.
На совещании обсуждали подготовку к празднованию юбилея, а я думал о Джемме – о ней ничего не писали уже целый месяц, и я не знал, где она и как.
Мэр требовал свежих идей, подчиненные уныло креативили, предлагая народные гуляния, ярмарки и прочие стандартные увеселения.
Мэр недовольно морщился. Потом кто-то обронил:
– Можно какую-нибудь знаменитость пригласить...
Мэр милостиво кивнул.
Я понял, что это мой шанс.
Я быстро убедил шефа, что Джемма — то что нам нужно. Родилась в нашем городе, известна на весь мир, еще и ребенка у нее отобрали не пойми за что в этой Америке. Мэр дал согласие. Мы подготовили приглашение, и я сам отправил письмо Джемме.
На следующий день пришел отказ. Я выбросил его в мусорную корзину и написал Джемме еще одно письмо. И еще одно. И еще. Я написал ей, сколько у нее поклонников в нашем городе. Пообещал присутствие на мероприятии первых лиц нашего края. Выбил ей гонорар в три раза больше изначального. Придумал благотворительную акцию в помощь детям-инвалидам.
Она согласилась.
Мы с шефом встречали ее в аэропорту. Джемма прилетала всего на один день, и я представлял себе, что она обрадуется, увидев меня. Мечтал, как мы пройдем с ней по родным местам. Как сходим в нашу школу. Как я покажу ей могилу матери.
Я купил бутылку вина — самого дорогого, которое было в нашем магазине. Если вдруг она захочет зайти ко мне домой.
Она меня не узнала. Скользнула по мне взглядом, улыбнулась и отвернулась.
Попросила, чтобы ее отвезли в отель. И не беспокоили.
Вблизи было видно, что под глазами у нее темные круги. И шрам совсем не так красив, как кажется на фото.
Я помог ей отнести вещи в номер. Не удержался, взял ее за руку. Спросил:
– Джемма, ты меня помнишь?
Джемма выдернула руку, улыбнулась:
– Ну конечно!
И захлопнула дверь перед моим носом.
Она вышла из номера только для того, чтобы отработать мероприятие. Сказала дежурные слова. Раздала автографы. Сфотографировалась со всеми желающими. И улыбалась, улыбалась своей знаменитой полуулыбкой.
Потом она вдруг подошла ко мне. Я на секунду даже перестал дышать: может быть, сейчас попросит проводить ее в отель? Или захочет погулять по городу? Или...
Но она сказала:
– Простите... Когда вы сможете прислать мне фотографии?
На следующее утро мы провожали ее в аэропорт. Сейчас я вижу эти кадры как в замедленной съемке: аэропорт, вип-зал, шеф произносит слова благодарности и целует Джемме руку. Джемма подхватывает свою сумку, прощается. Дарит нам напоследок еще одну фирменную улыбку. И в этот момент мне бешено хочется схватить ее за плечи и как следует тряхнуть, чтобы она перестала улыбаться.
Едва добравшись до дома, Джемма опубликовала на своем сайте сообщение о благотворительной акции в помощь детям-инвалидам. Разместила фотографии: очень трогательные. Написала, что планирует и дальше помогать детскому дому в своем родном городе, и начинает сбор средств в его поддержку.
Через пару часов новость появилась и в некоторых СМИ: пусть не первой линии, но все же.
Я подумал, что скоро Джемма снова будет улыбаться нам с обложек.
Вечером я открыл вино, которое купил для Джеммы. И медленно, одну за другой, просмотрел все фотографии из моего досье. На всех фотографиях — одна и та же улыбка. Из года в год, из кадра в кадр.
Я сложил все фотографии обратно в коробку. Снял со стен постеры. Собрал журналы. И, вместе с пустой бутылкой, вынес на помойку.
Оставил себе на память один кадр. Тот, который существует только в моей голове. Тот, на котором Джемма вскидывает голову с дурацкой детской косичкой и улыбается мне краешками губ.