МАРИЯ СУВОРОВА / МАЛЕНЬКАЯ МАРИЯ
Мария СУВОРОВА родилась в 1988 году в Вологде, окончила отделение культурологи факультета иностранных языков ВГПУ, аспирант на кафедре теории, истории культуры и этноголии ВГПУ. Член Союза российских писателей, автор двух поэтических книг, лонг-листер премий «Дебют» и «ЛитератуРРентген», финалист премии «Русского Гулливера» в номинации «Поэтическая рукопись» и лауреат специальной премии издательского проекта. В мае 2015 года в издательстве «Русский Гулливер» выходит книга стихотворений Марии Суворовой «Маленькие Марии».
МАЛЕНЬКИЕ МАРИИ
(из будущей книги)
***
Н.С.
после, после. но только не мне, а другим
расскажешь, как снег превратился в лёд на твоей реке,
расскажешь об уходящей под лёд воде,
и из чего складывается удача, расскажешь,
о денежке, показанной тогда луне,
монетке во внутреннем кармане на рукаве.
и всё это выстроится в неровный ряд —
белого озера невидимый циферблат.
из чего, из чего сделаны крылья твои,
бумажное оригами, папье-маше?
после, после расскажешь всё обо мне.
***
Пытаешься определить, где восток —
По коре, по воде, по листве.
Из этого чуть позже выйдет толк,
Не веришь, а будет толк во всей этой суете.
Во всей этой надрывающей душу судьбе
Прослеживается одно —
Чем больше ты двигаешься вперёд,
Тем сильнее уходишь на дно.
И проще всего перепутать, где запад, а где — восток,
Иными словами — сбиться с пути,
Но больше становится небо — розовый лепесток,
Засушенный в дневнике.
***
И.Щ.
сквозь листья самолётик пролетает
кричишь ему и будто вырастаешь
из маленького мальчика илюши
из вишни северной и неуклюжей
в подсолнечник ван гога
у дома
***
Дорожка отмечена крошками, семечками, пшеном.
Кормишь собак, птиц и кошек, уходишь домой.
Пустые дворы, пустынные улицы. Рисуешь, пьёшь,
Думаешь, это сон, просыпаешься, ну и что ж.
Остаётся слово, к которому не подобрать слов.
Закрываешь лицо, трёшь виски или наоборот.
Вспоминаешь красную штору, за ней — озеро, лёд.
Не знаешь, ждёт тебя в этом городе кто-то или не ждёт.
***
Перейти реку по реке или мост по мосту?
Дорожка посыпана солью, соль — песком.
Пока выберешь — пройдёт не один человек,
Собака остановится. В глаза посмотрит.
Выключится в доме на другом берегу свет.
Всё это без движения в огромном стихотворении
Сложено и оставлено явно не одному.
Сегодня не помнишь первой строфы,
А завтра забудешь последнюю.
И только очередь за крещенской водой
Всегда начинается за углом.
***
дрогнуло и побежало облачко — белое одеяло,
а ты медленно и вяло просыпаешься, удерживаешь его,
неловко на плече поправляя. мыслями я далеко над этими облаками.
вспоминать легче, чем жить. воспоминания легче дождя,
застилающего глаза, стирающего очертания.
дрогнула моя звёздочка на горизонте и засияла —
думаешь, заслужила меня или просчитала?
но кому есть дело до нашего небесного покрывала? —
проходят мимо, никого вокруг не замечая.
а в этой реке живёт рыба мудрая и немая,
вот птица крыло сломала, а у мальчика на мосту,
того, что всегда на гитаре играет — пуговки на рукаве
не хватает, но в его глазах искорка невероятная — живая.
дрогнула, думаю, рука и что-то нечаянно в этой системе сломала.
и всё своим чередом понеслось — неостановимо и беспощадно.
сливаются дни в дневниковую россыпь гречишника,
я его никогда-никогда не перебирала, как ты просишь,
и хоть бы раз воды налила столько, сколько её надо,
для того чтобы из этого неприглядного материала,
без соли и сахара, из-за облака — белого одеяла
звёздочка моя проглянула и засияла.
МАЛЕНЬКИЕ МАРИИ
по образу и подобию
из меня вырастают фобии,
из меня вырастают растения —
маленькие, весенние,
маленькие марии
с крыльями и пуповиной,
маленькие марии —
живые наполовину.
и я от них ничего не хочу,
впервые ничего не хочу,
так это и говорю.
а они кричат и рвутся из рук в руки,
от мамы к маме, запуганные порукой.
вторник, четверг, суббота — как будто глюки:
«не мыть ноги, носить брюки»,
а в пятницу другая наука:
«мой ноги, терпи муки…»
маленькие марии вторят этим словам,
перебирая их по слогам,
ударяя не так и не там,
изменяя значение —
затекстовое излучение.
и не остаётся ни мне, ни вам
новых слов, даже напополам,
даже на четвертину,
разделённую наполовину.
и приходится говорить привычно,
обнимать за плечи,
целовать в личико.
и понимать, что это по-настоящему,
чтобы по чёрному ящику
через века прочли:
«страсти, копья, мечи»,
чтобы при имени её кричали:
«молчи!»
чтобы при нём —
ни о ком другом.
***
Только моего голоса не хватало,
Как ты думаешь, так ли это?
Из-за кулис медленно дерево вырастало,
А из зала — бабочка и медведь из бархатного материала.
Но я устала от обилия образов и героев,
От кружевных полотен, ватного снегопада,
В этом хоре так много одинакового — немого,
Что стираются самые слабые голоса,
А потом и всё остальное.
Унисон пронзителен нестерпимо.
Как ты думаешь, стоит ли ждать конца?
Половина от четверти — это одна восьмая.
Этого хватит с меня.
***
на месте разрушенного дома вырос новый,
вспомни, как ты там ходил — из досок выстраивал оборону,
и каждый, кто замечал, разглядывал тебя — смешного,
но теперь твой игрушечный дом сломан.
тогда гуляли все вместе, кажется, наблюдали за фауной или флорой.
когда в половину второго пустеют улицы,
и стихают городские разговоры,
включается листопад. происходит всё то, что скрывает город.
на месте разрушенного дома теперь — новый,
но тогда у самой дороги мы нашли камень, похожий на волны,
и каждому, кто спрашивает, а что в нём такого, отвечаю:
«я помню многое из того, что никто не в состоянии помнить».
МАЛЕНЬКИЕ МАРИИ
(из будущей книги)
***
Н.С.
после, после. но только не мне, а другим
расскажешь, как снег превратился в лёд на твоей реке,
расскажешь об уходящей под лёд воде,
и из чего складывается удача, расскажешь,
о денежке, показанной тогда луне,
монетке во внутреннем кармане на рукаве.
и всё это выстроится в неровный ряд —
белого озера невидимый циферблат.
из чего, из чего сделаны крылья твои,
бумажное оригами, папье-маше?
после, после расскажешь всё обо мне.
***
Пытаешься определить, где восток —
По коре, по воде, по листве.
Из этого чуть позже выйдет толк,
Не веришь, а будет толк во всей этой суете.
Во всей этой надрывающей душу судьбе
Прослеживается одно —
Чем больше ты двигаешься вперёд,
Тем сильнее уходишь на дно.
И проще всего перепутать, где запад, а где — восток,
Иными словами — сбиться с пути,
Но больше становится небо — розовый лепесток,
Засушенный в дневнике.
***
И.Щ.
сквозь листья самолётик пролетает
кричишь ему и будто вырастаешь
из маленького мальчика илюши
из вишни северной и неуклюжей
в подсолнечник ван гога
у дома
***
Дорожка отмечена крошками, семечками, пшеном.
Кормишь собак, птиц и кошек, уходишь домой.
Пустые дворы, пустынные улицы. Рисуешь, пьёшь,
Думаешь, это сон, просыпаешься, ну и что ж.
Остаётся слово, к которому не подобрать слов.
Закрываешь лицо, трёшь виски или наоборот.
Вспоминаешь красную штору, за ней — озеро, лёд.
Не знаешь, ждёт тебя в этом городе кто-то или не ждёт.
***
Перейти реку по реке или мост по мосту?
Дорожка посыпана солью, соль — песком.
Пока выберешь — пройдёт не один человек,
Собака остановится. В глаза посмотрит.
Выключится в доме на другом берегу свет.
Всё это без движения в огромном стихотворении
Сложено и оставлено явно не одному.
Сегодня не помнишь первой строфы,
А завтра забудешь последнюю.
И только очередь за крещенской водой
Всегда начинается за углом.
***
дрогнуло и побежало облачко — белое одеяло,
а ты медленно и вяло просыпаешься, удерживаешь его,
неловко на плече поправляя. мыслями я далеко над этими облаками.
вспоминать легче, чем жить. воспоминания легче дождя,
застилающего глаза, стирающего очертания.
дрогнула моя звёздочка на горизонте и засияла —
думаешь, заслужила меня или просчитала?
но кому есть дело до нашего небесного покрывала? —
проходят мимо, никого вокруг не замечая.
а в этой реке живёт рыба мудрая и немая,
вот птица крыло сломала, а у мальчика на мосту,
того, что всегда на гитаре играет — пуговки на рукаве
не хватает, но в его глазах искорка невероятная — живая.
дрогнула, думаю, рука и что-то нечаянно в этой системе сломала.
и всё своим чередом понеслось — неостановимо и беспощадно.
сливаются дни в дневниковую россыпь гречишника,
я его никогда-никогда не перебирала, как ты просишь,
и хоть бы раз воды налила столько, сколько её надо,
для того чтобы из этого неприглядного материала,
без соли и сахара, из-за облака — белого одеяла
звёздочка моя проглянула и засияла.
МАЛЕНЬКИЕ МАРИИ
по образу и подобию
из меня вырастают фобии,
из меня вырастают растения —
маленькие, весенние,
маленькие марии
с крыльями и пуповиной,
маленькие марии —
живые наполовину.
и я от них ничего не хочу,
впервые ничего не хочу,
так это и говорю.
а они кричат и рвутся из рук в руки,
от мамы к маме, запуганные порукой.
вторник, четверг, суббота — как будто глюки:
«не мыть ноги, носить брюки»,
а в пятницу другая наука:
«мой ноги, терпи муки…»
маленькие марии вторят этим словам,
перебирая их по слогам,
ударяя не так и не там,
изменяя значение —
затекстовое излучение.
и не остаётся ни мне, ни вам
новых слов, даже напополам,
даже на четвертину,
разделённую наполовину.
и приходится говорить привычно,
обнимать за плечи,
целовать в личико.
и понимать, что это по-настоящему,
чтобы по чёрному ящику
через века прочли:
«страсти, копья, мечи»,
чтобы при имени её кричали:
«молчи!»
чтобы при нём —
ни о ком другом.
***
Только моего голоса не хватало,
Как ты думаешь, так ли это?
Из-за кулис медленно дерево вырастало,
А из зала — бабочка и медведь из бархатного материала.
Но я устала от обилия образов и героев,
От кружевных полотен, ватного снегопада,
В этом хоре так много одинакового — немого,
Что стираются самые слабые голоса,
А потом и всё остальное.
Унисон пронзителен нестерпимо.
Как ты думаешь, стоит ли ждать конца?
Половина от четверти — это одна восьмая.
Этого хватит с меня.
***
на месте разрушенного дома вырос новый,
вспомни, как ты там ходил — из досок выстраивал оборону,
и каждый, кто замечал, разглядывал тебя — смешного,
но теперь твой игрушечный дом сломан.
тогда гуляли все вместе, кажется, наблюдали за фауной или флорой.
когда в половину второго пустеют улицы,
и стихают городские разговоры,
включается листопад. происходит всё то, что скрывает город.
на месте разрушенного дома теперь — новый,
но тогда у самой дороги мы нашли камень, похожий на волны,
и каждому, кто спрашивает, а что в нём такого, отвечаю:
«я помню многое из того, что никто не в состоянии помнить».