ГРИГОРИЙ СТАРИКОВСКИЙ / YELLOW SUBMARINE
We stand quietly on the border of light
Проезжаем озеро. С телеграфных столбов свисают флаги. Скоро праздник. День долог. В безветрие флаги похожи на лошадей, склонившихся над водой.
Сын поднимает голову:
– Здесь у них другое небо, пепельно-синее, не такое, как у нас. У нас оно голубее.
В щель CD плеера опускаем любимый диск. Мы все живем в желтой подлодке, в желтой подлодке. Синее небо и зеленое море.
Он говорит:
– Видишь небо, всходы на полях? Прямо из этой песни.
– А подлодка откуда взялась?
– Подлодка – это желтый школьный автобус. Представь себе, что он едет по зеленым полям.
– Наверное, ты прав, но я устал. Думать устал. Устал от этих дорог, ведущих неизвестно куда. Возьми карту и скажи мне, где мы находимся.
Он раскрыл атлас. Повертел его, бросил на заднее сиденье:
– Мы не знаем, где окажемся через час.
Приятели посоветовали посетить университетский городок. Шоссе раздваивалось. Я спросил у него:
– Университет или гори он синим пламенем?
– Сворачивай на виадук.
Через полчаса были в Индиане. Там чинили дорогу. Оставили одну действующую полосу. Поневоле я сбросил скорость. Машины двигались медленно. Впереди замаячил указатель. Восемь миль до Санмена.
– Поехали туда?
– Ну, поехали.
Странное название для фермерского городка, Санмэн. «Солнечный человек» или «человек солнца». На раскладном столике сгрудились ярко-желтые дыни. Продавца звали Дуда. Кроме дынь, Дуда торговал помидорами и персиками.
Сын посмотрел на лоток с персиками и сказал:
– Послушай, а может быть, солнце и есть та субмарина из песни? Солнце проваливается куда-то ночью, а утром появляется в море зелени. Ну, и небо – пепельно-синее, особенно по утрам.
– Не верится что-то. Солнце ведь жаркое – опалит, прикончит.
– Так ведь это же метафора, – пояснил он.
– Платону понравилась бы такая метафора.
– А кто такой Платон?
– Грек один. Древний.
Припарковали машину. Мимо проехал трактор на медленном ходу. На прицепе соломенным зиккуратом – брикеты с кормами. За нами увивались подростки на черных низеньких велосипедах.
Ресторанчик с подгнившими ступеньками и рекламой «будвайзера». Вот перешел дорогу хромой человек в комбинезоне. Кроме хромоты, человек имел странное свойство: голова его была высоко запрокинута. Со стороны казалось, что он наблюдает за птицами. В небе, действительно, парила птица, ястреб или стервятник. Машины притормаживали, старательно объезжали хромого. Не сгибая шеи, он нащупал ручку ресторанной двери. Потянул на себя.
– Давай и мы зайдем?
– Давай.
Нас встретила толстая коротко подстриженная официантка в черной рубашке и просторных коричневых штанах, похожих на шаровары.
Выбрали крайний столик. В зале для некурящих. Через стол от нас сидела негритянка в песочном костюме. Вилкой подхватывала ломтики жареной картошки. Читала книгу. Я встал и нарочно прошел мимо её стола. Библия была открыта на «Неемии»: И сказал я им: пусть не отворяют ворот Иерусалимских, доколе не обогреет солнце, и доколе они стоят, пусть замыкают и запирают двери. И поставил я стражами жителей Иерусалима, каждого на свою стражу и каждого напротив дома его. Я повернулся, возвратился к столу. Снова взглянул на негритянку. Она перестала читать. Подбирала вилкой оставшийся картофель, забыв о папиросной странице, набранной паюсным шрифтом.
– Что она читает? – поинтересовался он
– Библию. Книгу Неемии. Там один человек чинит городскую стену.
– Тупизм какой-то.
– Почему сразу «тупизм»?
– Ну, чинит стену и чинит. Стоит ли книгу об этом писать? Стена, она и есть стена.
– Нет, мне кажется, что стена –это тоже метафора. Мы все строим – каждый свою стену. До самой смерти строим.
Вспомнилось, как проездом в эти места остановились в парке, взяли напрокат велосипеды. Заехали глубоко в лес. Было тихо. Слышно, как гарцует вода на речных порогах. Повстречался нам мужчина лет шестидесяти. Длинная седая бородища, на голове подобие тюрбана. Похож на волшебника, на которого если взглянешь, сразу не разберешь, добрый он или злой. К велосипедной раме была приклеена картинка. Вырезка с распятым Христом. Человек пел песню. Славил Бога. Кому он благовествовал? Белкам, бурундукам? Больше некому.
я заказал рыбное филе, он – отбивную. Вместо отбивной ему принесли хлебную котлету и стручки жареной картошки. Он поморщился, отодвинул тарелку. Взял несколько стручков картошки, обмакнул в кетчуп. Я сжевал рыбу и хлеб. Подойдя к кассе, мы увидели человека с запрокинутой головой. Он сидел возле барной стойки. Струя виски отвесно стекала в рот из поллитровой бутылки.
Мы расплатились и вышли на улицу, навстречу садившемуся солнцу. Наискосок легко и нежно пролетели две крапивницы. Дуда убирал в ржавый пикап корзинки с персиками и помидорами. Рядом стоял фермер в заляпанных навозом штанах. В грязной руке он держал обглоданную помидорину. Виноградные лозы обвивали покосившиеся жерди ограды. Мимо проехал школьный автобус. Остановился возле железнодорожного переезда. Из автобуса посыпала ребятня в бейсбольной униформе. Мальчишки разбегались по домам, кто – в кирпичный фермерский дом, кто – в покосившийся трейлер. Автобус, покачиваясь, переехал пути и двинулся через поле к соседнему городку. Некоторое время мы ещё различали заднюю, аварийную дверь и красные буквы «выход», но вскоре окошко запасной двери и надпись нельзя было различить. Ничего, кроме продолговатых, колеблющихся бортов. Постепенно он исчезал – желтая субмарина в зеленом море кукурузных всходов.
Проезжаем озеро. С телеграфных столбов свисают флаги. Скоро праздник. День долог. В безветрие флаги похожи на лошадей, склонившихся над водой.
Сын поднимает голову:
– Здесь у них другое небо, пепельно-синее, не такое, как у нас. У нас оно голубее.
В щель CD плеера опускаем любимый диск. Мы все живем в желтой подлодке, в желтой подлодке. Синее небо и зеленое море.
Он говорит:
– Видишь небо, всходы на полях? Прямо из этой песни.
– А подлодка откуда взялась?
– Подлодка – это желтый школьный автобус. Представь себе, что он едет по зеленым полям.
– Наверное, ты прав, но я устал. Думать устал. Устал от этих дорог, ведущих неизвестно куда. Возьми карту и скажи мне, где мы находимся.
Он раскрыл атлас. Повертел его, бросил на заднее сиденье:
– Мы не знаем, где окажемся через час.
Приятели посоветовали посетить университетский городок. Шоссе раздваивалось. Я спросил у него:
– Университет или гори он синим пламенем?
– Сворачивай на виадук.
Через полчаса были в Индиане. Там чинили дорогу. Оставили одну действующую полосу. Поневоле я сбросил скорость. Машины двигались медленно. Впереди замаячил указатель. Восемь миль до Санмена.
– Поехали туда?
– Ну, поехали.
Странное название для фермерского городка, Санмэн. «Солнечный человек» или «человек солнца». На раскладном столике сгрудились ярко-желтые дыни. Продавца звали Дуда. Кроме дынь, Дуда торговал помидорами и персиками.
Сын посмотрел на лоток с персиками и сказал:
– Послушай, а может быть, солнце и есть та субмарина из песни? Солнце проваливается куда-то ночью, а утром появляется в море зелени. Ну, и небо – пепельно-синее, особенно по утрам.
– Не верится что-то. Солнце ведь жаркое – опалит, прикончит.
– Так ведь это же метафора, – пояснил он.
– Платону понравилась бы такая метафора.
– А кто такой Платон?
– Грек один. Древний.
Припарковали машину. Мимо проехал трактор на медленном ходу. На прицепе соломенным зиккуратом – брикеты с кормами. За нами увивались подростки на черных низеньких велосипедах.
Ресторанчик с подгнившими ступеньками и рекламой «будвайзера». Вот перешел дорогу хромой человек в комбинезоне. Кроме хромоты, человек имел странное свойство: голова его была высоко запрокинута. Со стороны казалось, что он наблюдает за птицами. В небе, действительно, парила птица, ястреб или стервятник. Машины притормаживали, старательно объезжали хромого. Не сгибая шеи, он нащупал ручку ресторанной двери. Потянул на себя.
– Давай и мы зайдем?
– Давай.
Нас встретила толстая коротко подстриженная официантка в черной рубашке и просторных коричневых штанах, похожих на шаровары.
Выбрали крайний столик. В зале для некурящих. Через стол от нас сидела негритянка в песочном костюме. Вилкой подхватывала ломтики жареной картошки. Читала книгу. Я встал и нарочно прошел мимо её стола. Библия была открыта на «Неемии»: И сказал я им: пусть не отворяют ворот Иерусалимских, доколе не обогреет солнце, и доколе они стоят, пусть замыкают и запирают двери. И поставил я стражами жителей Иерусалима, каждого на свою стражу и каждого напротив дома его. Я повернулся, возвратился к столу. Снова взглянул на негритянку. Она перестала читать. Подбирала вилкой оставшийся картофель, забыв о папиросной странице, набранной паюсным шрифтом.
– Что она читает? – поинтересовался он
– Библию. Книгу Неемии. Там один человек чинит городскую стену.
– Тупизм какой-то.
– Почему сразу «тупизм»?
– Ну, чинит стену и чинит. Стоит ли книгу об этом писать? Стена, она и есть стена.
– Нет, мне кажется, что стена –это тоже метафора. Мы все строим – каждый свою стену. До самой смерти строим.
Вспомнилось, как проездом в эти места остановились в парке, взяли напрокат велосипеды. Заехали глубоко в лес. Было тихо. Слышно, как гарцует вода на речных порогах. Повстречался нам мужчина лет шестидесяти. Длинная седая бородища, на голове подобие тюрбана. Похож на волшебника, на которого если взглянешь, сразу не разберешь, добрый он или злой. К велосипедной раме была приклеена картинка. Вырезка с распятым Христом. Человек пел песню. Славил Бога. Кому он благовествовал? Белкам, бурундукам? Больше некому.
я заказал рыбное филе, он – отбивную. Вместо отбивной ему принесли хлебную котлету и стручки жареной картошки. Он поморщился, отодвинул тарелку. Взял несколько стручков картошки, обмакнул в кетчуп. Я сжевал рыбу и хлеб. Подойдя к кассе, мы увидели человека с запрокинутой головой. Он сидел возле барной стойки. Струя виски отвесно стекала в рот из поллитровой бутылки.
Мы расплатились и вышли на улицу, навстречу садившемуся солнцу. Наискосок легко и нежно пролетели две крапивницы. Дуда убирал в ржавый пикап корзинки с персиками и помидорами. Рядом стоял фермер в заляпанных навозом штанах. В грязной руке он держал обглоданную помидорину. Виноградные лозы обвивали покосившиеся жерди ограды. Мимо проехал школьный автобус. Остановился возле железнодорожного переезда. Из автобуса посыпала ребятня в бейсбольной униформе. Мальчишки разбегались по домам, кто – в кирпичный фермерский дом, кто – в покосившийся трейлер. Автобус, покачиваясь, переехал пути и двинулся через поле к соседнему городку. Некоторое время мы ещё различали заднюю, аварийную дверь и красные буквы «выход», но вскоре окошко запасной двери и надпись нельзя было различить. Ничего, кроме продолговатых, колеблющихся бортов. Постепенно он исчезал – желтая субмарина в зеленом море кукурузных всходов.