МИХАИЛ ПОГАРСКИЙ / ЗАМЕТКИ НА ПЕРЕВЁРНУТОЙ ЛИРЕ
0 + 61 = 5228
0/63
Вот чудесные слова Гастона Башляра из его книги «Психоанализ огня», взятые в качестве увертюры: «Прочтя эту работу до конца, читатель не приобретет никаких новых знаний.
Возможно, это не столько вина автора, сколько следствие избранного им метода. Обращаясь к самим себе, мы отворачиваемся от истины. Обращаясь к внутреннему опыту, мы неизбежно вступаем в противоречие с опытом объективным. Повторяем, эта книга откровенных признаний является реестром заблуждений».
1/66
Разучиться зарабатывать, чтобы то ни было: деньги, славу, признание - очень просто. Для этого всего лишь нужно стать лириком. Другой вопрос для чего это нужно, или скорее, во имя чего? Да и вообще, возможно ли к этому идти в нашу эпоху, насквозь прошитую дензнаками, в нашем мире, со всех сторон науськивающим на успех. И что уж такого сущностно важного может предложить взамен у-спешной жизни у-богая лирика?
2/64
Собственно дилемма предельно проста: либо исследовать и следовать Дао поэзии, либо двигаться в направлении успеха. Либо сосредоточиться на своём внутреннем мире, на поисках своего места в физической и метафизической реальности, на поэтизации самого окружающего пространства, на создании счастья, бунта и бесконечного беспокойства в одной отдельно взятой душе. Либо с головой окунуться в покорение внешнего мира, в непрерывную гонку за лидером, в погоню за чемпионством.
3/12
Успешный человек – жизнь проживает в спешке. Убогий лирик – под боком у Бога.
4/56
Можно глаголом жечь сердца людей, а можно орошать родниковой влагой поэзии собственное сердце. Можно стремиться к властительству дум поколения (поколений), и тут уж хоть как, хоть на локтях и на коленях, перешагивая через мать родную и через душу. А можно по детски удивляться дождю и ветру, восходящему солнцу, звёздному небу над головой и поэзии, звучащей внутри тебя.
5/110
Быть властителем дум, отнюдь не зазорно. И знаменитым быть совсем не стыдно. Стыдно и зазорно стремиться к этому. Особенно в век масс-культуры. Т.к. сегодня умами масс может владеть, например, строчка: «Мальчик, гей, мальчик гей – положи на друзей», за которую бахыт Степанцов, по его собственному признанию, получил несколько десятков тысяч долларов. И строчку эту мурлыкали себе под нос миллионы юных девчушек.
У каждого поэта и рифмоплёта свой путь. Есть целая технология создания шлягеров, и все мы видим, как успешно работают фабрики звёзд. В общем-то, и вполне приличная поэзия в иные времена может собирать стадионы. И тот же Вознесенский не особо виноват в своей венценосности, так уж карта в его жизни легла.
6/80
Ещё Шопенгауэр и вслед за ним Ницше поднимали вопрос о самой возможности существования лиричного в искусстве. «Наша эстетика должна сначала разрешить проблему, как вообще возможен "лирик" как художник: он, по свидетельству всех времён, постоянно твердящий Я и пропевающий перед нами всю хроматическую гамму своих страстей и желаний. Именно этот Архилох, рядом с Гомером, пугает нас криком ненависти и презрения, пьяными вспышками своей страсти; не является ли поэтому он, первый художник, получивший наименование субъективного, - по существу не-художником?» - пишет Ницше.
7/28
Лиру отнюдь не нужно посвящать своему народу. Лиру нужно перевернуть и огрызком карандаша писать на ней сонаты облетающих листьев, ноктюрны дождей, блюзы восходящего солнца и рапсодии звёздного неба.
8/112
Что собственно понимается здесь под лирикой? Я опираюсь на определение Советского энциклопедического словаря, которое меня вполне устраивает: «Лирика – род литературы (наряду с эпосом и драмой) предмет отображения которого – содержание внутренней жизни, собственное Я поэта. Речевая форма лирики – внутренний монолог, преимущественно в стихах. Охватывает множество стихотворных жанров, например: элегия, романс, газель, сонет, песня, стихотворение. Любое явление и событие жизни в лирике воспроизводится в форме субъективного переживания. Однако «самовыражение» поэта обретает в лирике благодаря масштабности и глубине личности автора общечеловеческое значение; ей доступна вся полнота выражения сложнейших проблем бытия». И сразу становится ясно, почему в современном искусстве нет места лиричности? Почему? Да по той простой причине, что и масштабных и глубоких личностей там маловато.
9/20
Из узколитературного понятия «лирика» перекочевала и в широкий смысл. Лирическое восприятие мира в этом смысле = чувственному, в противовес рассудочному.
10/76
У меня есть огромное внутренне желание переиначить «лирический вопрос» Ницше. И я не вижу причин, чтобы откладывать исполнение этого желания. Наша эстетика должна сначала разрешить проблему, как вообще возможен "художник" не как лирик? И может ли искусство претендовать на какую бы то ни было объективность? И если поэт-художник-человек-искусства откликается на события реальности, проклиная войну ли, воспевая премудрости власти, или размышляя о проблемах экологии, то чем собственно его отклик отличается (за исключением темы) от банального рекламного ролика?
11/55
Вся эпическая поэзия – по большому счёту чистой воды рифмоплётство. Чтобы великие исторические события не затерялись, чтобы деяния героев не канули в лету, чтобы мудрость веков не выветрилась из глубин памяти - эти эпические истории было принято рифмовать. Цель предельно банальна – рифмически, ритмически организованный текст проще запомнить. То есть, эпическая поэзия не более чем приём мнемотехники.
12/132
Очень важный вопрос: почему лирика – это по преимуществу стихотворение? Или так: зачем лирической поэзии ритм и рифма? Эпосу – понятно для запоминания. Рекламно-пропагандистским речёвкам и слоганам понятно - для зомбирования. Шлягерам – для того же самого, чтобы мозг проедать. А вот зачем лирику откликаться на поток своих внутренних переживаний стихами? На мой взгляд, причины две: с одной стороны не так-то просто передать этот поток переживаний и поэт всю свою духовную бучу пытается как-то выплеснуть, вербализовать, а вербализация чувства, ох какое непростое дело, и тут ему помогает стихотворная раскачка языка. С другой стороны, сам стихотворный поток провоцирует поэта на внутренние переживания, поэт как бы заражается поэзией. Это что-то наподобие того, когда смешно, от того, что кто-то смеется, и зевается, когда кто-то рядом зевает. Магия ритма затягивает в своё течение, которому поэт блаженно отдаётся. Как-то так.
13/95
Конечно, поэтический (лирический) взгляд на мир не исчерпывается стихосложением. Настоящий поэт постоянно трансформирует мир на свой лирический лад на всех уровнях: на этапе восприятия, слияния, растворения, действия. Например, поэт Вадим Месяц перевозит камни из одного места силы в другое. Смешивая почвы Синая и Стоунхеджа, он пытается привести мир к гармонии. И даже если допустить, что в этом проекте есть изрядная доля театральности, даже если предположить, что поэт не достиг всей полноты просветлённости, чтобы полностью верить в действенность своих намерений, уже сами намерения говорят о многом и одни только намерения уже изменяют мир в поэтическую сторону.
14/120
С дионисическим и аполлоническим началом в искусстве столько путаницы, что нормальный чёрт вторую ногу сломит. Как-то так вроде утвердилось и устаканилось, что аполлоническое начало – это разумный подход к искусству, а дионисический – стихийный. Однако, Ницше, благодаря которому эти категории в основном и утвердились, аполлоническое начало соотносит со сновидением, а дионисическое с опьянением. Может я что-то не понимаю, но для меня сновидческая реальность как-то слабо соотносится с разумным подходом.
Следующий момент также мне глубинно непонятен. Ницше говорит о дионисическом подходе, как подходе субъективном, и в то же время аполлоническое начало опирается на принцип индивидуализации, «познай самого себя» и т.п. Как-то странно мне познавать самого себя с объективной точки зрения, опираясь на иллюзорность сновидения. Но именно это и следует из трудов великого пессимиста.
15/222
Великий японский голландец Йохан Хейзинга пишет: «Poiesis – функция игры. Она обретается в поле деятельности духа, в созданном для себя духом собственном мире, где вещи имеют иное, чем в «обычной жизни» лицо и связаны между собой иными, не логическими, связями. Если серьёзное понимать как то, что может быть до конца выражено на языке бодрствующей жизни, то поэзия никогда не станет совершенно серьёзной. Она стоит по ту сторону серьёзного – у первоистоков, к которым так близки дети, животные, дикари и ясновидцы, в царстве грёзы, восторга, опьянения и смеха! Чтобы понять поэзию, нужно обрести детскую душу и облачиться в неё как в волшебную рубашку, и мудрость ребёнка поставить выше интеллекта взрослого». Здесь очень важно, что именно по ту сторону серьёзного, то есть сам вопрос серьёзности для настоящей поэзии не важен. Лирика не может быть вдумчивой, глубокомысленной и строгой, она происходит в пространстве чувства и если душа смеётся, то смеётся и стих, если же душа плачет, то плачет и сама поэзия. Поэт может быть бездумно легкомысленным в каких-то жизненно важных вопросах и предельно серьёзным при постижении самых казалось бы малозначительных штрихов бытия.
Если же говорить о самом подходе к творчеству, то создание какого-нибудь шлягера, сделанного по всем законам психологии для увеселения праздной публике куда как более серьёзная работа, по сравнению, например, с Пастернаковским: «Февраль. Достать чернил и плакать», когда стихи слагаются навзрыд и чем случайней, тем вернее.
16/96
Конечно, поэзия вышла из игры, и, конечно же, многие элементы игры она сохранила. Уже в самой ритмизации вербального послания присутствует языковая игра. Если игровые истоки, уходящие корнями вглубь языческих ритуалов вполне понятны, то для чего современному лирику необходима эта игра, остаётся под вопросом. Только ли здесь дань традиции? Только ли поэтическая инерция тянет за собой шлейф лексического карнавала в ритмах хорея и ямба? Мне думается, что первостепенно здесь не это, но сама магия поэтической игры, которая сродни медитативной практике. И которая, как и медитация, помогает поэту отрешиться от мирской суетливости и погрузиться в глубины собственного Я.
17/153
Дон Хуан ведёт Карлоса Кастанеду по пути воина. И что уж, казалось бы, может быть серьёзнее этого пути? Но вот, однако, однажды он приводит Карлоса к своему старому другу и они с Дон Хуаном на пару начинают пускать громоподобные ветры, ухохатываясь над своей забавой и над бедным ничего не понимающим Кастанедой. Их поединок вполне похож на детскую игру, кто больше пукнет. И конечно, всем нам очень любопытно знать, зачем это нужно великим воинам, идущим по пути истины? В одной из своих следующих книг Кастанеда пишет, что основная проблема современного знания состоит в том, что оно находится в плену устоявшегося синтаксиса. И собственно, в этом ряду смехотворный бой Дона Хуана наполняется великим смыслом (или великой бессмыслицей), и приводит к раскачке сознания, к изменению самого синтаксиса.
К тому же самому стремится и поэзия, из века в век пытаясь сыграть свой проливной ноктюрн на флейте водосточных труб, что с логической точки зрения абсолютно бессмысленно и нереально.
18/148
Успех, соревновательность, победа уже давно невозможны в поэзии. Это в седой древности маги могли вести поэтические поединки. Это старый мудрец Вяйнямёйнен из «Калевалы» мог вогнать юного хвастуна Ёукахайнена своими песнями в болото по самое небалуйся. А сегодня, кажется, уже и дикие племена Ост-Индии перестали играть в «инга-фуку», соревнуясь в поэтических выпадах друг против друга.
В современной поэзии глупо и невозможно выстраивать табель о рангах. Вопрос о том кто дальше проник в глубины собственного «Я» Мандельштам или Пастернак – нелеп, кто тоньше чувствовал ткань мироздания Хлебников или Блок – смешон.
Конечно, есть такая штука, как востребованность поэта, о которой можно судить, например, по тиражам книг или дисков, но ведь всем ясно, куда такие критерии могут увести. И чемпионом здесь станет какой-нибудь автор строк «Нас не догонят», а месте на пятидесятом притулится Пушкин, тиражи которого, кстати ничего не говорят о востребованности его поэзии. Потому что купить томик Пушкина, ещё не значит читать.
19/179
И снова блестящий Хейзинга: «Лирическое находится дальше всего от логического и ближе всего к танцу и музыке. Лирическим является язык мистического созерцания, оракульского речения, колдовства. В этих формах поэт испытывает самое сильное чувство вдохновения, приходящего к нему извне. Отсюда он наиболее близок к высшей мудрости, но и к бессмыслице. Полный отказ от рационального смысла уже у первобытных народов служит отличительным признаком языка жрецов и оракулов, который переходит временами во вздор.
Сама сущность лирики в том, что она свободна от уз логического разума. Основной чертой лирической фантазии является склонность к внесмысловому преувеличению. Поэзия должна быть непомерной»
Может показаться, что поэзия утрачивает своё древнее магическое значение, но это совсем не так. И если внешне поэты перестали быть пророками, то внутренняя сила поэзии ничуть не иссякла и об этом вам скажет любой настоящий поэт. Более того, само сохранение лирики говорит о многом. А она сохранилась вопреки всем и вся в этой гремящей сумятице масскультуры, в безвкусной каше постмодернизма, в безмерном эпатаже актуального искусства. И именно лирика незримыми нитями удерживает современную цивилизацию в поле духовности, не давая ей свалиться в тар-тарары прогрессирующего успеха.
20/70
Карл Густав Юнг писал: «В творении поэта получает удовлетворение душевная потребность того или иного народа, и потому творение означает для поэта поистине больше, чем личная судьба, - безразлично, знает ли это он сам или нет». Здесь хочется добавить, что порой не только поэт не осознаёт своей миссии, но и народ чаще всего не понимает своей душевной потребности. Но то, что его душа не засохла и не опустошилась, безусловно, заслуга лирики.
21/83
Научиться поэзии нельзя. И что движет тем или иным поэтом – необъяснимо. И это в отличие от Фрейда прекрасно понимал Юнг: «Тайна творческого начала, так же как и тайна свободы воли, есть проблема трансцендентная, которую психология может описать, но не разрешить. Равным образом и творческая личность – это загадка, к которой можно, правда, приискать отгадку, при посредстве множества разных способов, но всегда безуспешно».
И, тем не менее, любого человека можно столкнуть со стези преуспеяния и подтолкнуть к рискованному странствию и непредсказуемому приключению, по имени Лирика.
22/161
«Поэт начинается там, где кончается человек» - утверждает Ортега-и-Гассет. И с этим трудно не согласится. Современный человек не будет разговаривать с камнями, писать стихи на опавших кленовых листьях и отпускать их на волю осеннего ветра, читать проповеди птицам и собирать в ладони звёздный свет. Современный человек, проснувшись по будильнику, чистит зубы, делает зарядку, пьёт свежевыжатый сок, читает сводку Интернет-новостей, выводит из гаража подержанный БМВ и тащится по пробкам к своей низенькой вершинке успеха. И сойти с дистанции представляется ему слабостью недостойной. Иногда он напивается, иногда даже спивается, укрываясь от этой невыносимой лёгкости бытия. Бывает, что с головой уходит в йогу, ушу, сетевой маркетинг или в белое братство, становится футбольным фанатом, заядлым рыболовом или коллекционером почтовых марок…
Это конечно не значит, что все эти простые человеческие «радости» чужды поэту, отнюдь. Просто они не так существенны для него, и если на него находит стих, то всё отодвигается на задний план, размывается, и поэт погружается в волны своих чувств, уносится в запредельные дали, поёт…
0/63
Вот чудесные слова Гастона Башляра из его книги «Психоанализ огня», взятые в качестве увертюры: «Прочтя эту работу до конца, читатель не приобретет никаких новых знаний.
Возможно, это не столько вина автора, сколько следствие избранного им метода. Обращаясь к самим себе, мы отворачиваемся от истины. Обращаясь к внутреннему опыту, мы неизбежно вступаем в противоречие с опытом объективным. Повторяем, эта книга откровенных признаний является реестром заблуждений».
1/66
Разучиться зарабатывать, чтобы то ни было: деньги, славу, признание - очень просто. Для этого всего лишь нужно стать лириком. Другой вопрос для чего это нужно, или скорее, во имя чего? Да и вообще, возможно ли к этому идти в нашу эпоху, насквозь прошитую дензнаками, в нашем мире, со всех сторон науськивающим на успех. И что уж такого сущностно важного может предложить взамен у-спешной жизни у-богая лирика?
2/64
Собственно дилемма предельно проста: либо исследовать и следовать Дао поэзии, либо двигаться в направлении успеха. Либо сосредоточиться на своём внутреннем мире, на поисках своего места в физической и метафизической реальности, на поэтизации самого окружающего пространства, на создании счастья, бунта и бесконечного беспокойства в одной отдельно взятой душе. Либо с головой окунуться в покорение внешнего мира, в непрерывную гонку за лидером, в погоню за чемпионством.
3/12
Успешный человек – жизнь проживает в спешке. Убогий лирик – под боком у Бога.
4/56
Можно глаголом жечь сердца людей, а можно орошать родниковой влагой поэзии собственное сердце. Можно стремиться к властительству дум поколения (поколений), и тут уж хоть как, хоть на локтях и на коленях, перешагивая через мать родную и через душу. А можно по детски удивляться дождю и ветру, восходящему солнцу, звёздному небу над головой и поэзии, звучащей внутри тебя.
5/110
Быть властителем дум, отнюдь не зазорно. И знаменитым быть совсем не стыдно. Стыдно и зазорно стремиться к этому. Особенно в век масс-культуры. Т.к. сегодня умами масс может владеть, например, строчка: «Мальчик, гей, мальчик гей – положи на друзей», за которую бахыт Степанцов, по его собственному признанию, получил несколько десятков тысяч долларов. И строчку эту мурлыкали себе под нос миллионы юных девчушек.
У каждого поэта и рифмоплёта свой путь. Есть целая технология создания шлягеров, и все мы видим, как успешно работают фабрики звёзд. В общем-то, и вполне приличная поэзия в иные времена может собирать стадионы. И тот же Вознесенский не особо виноват в своей венценосности, так уж карта в его жизни легла.
6/80
Ещё Шопенгауэр и вслед за ним Ницше поднимали вопрос о самой возможности существования лиричного в искусстве. «Наша эстетика должна сначала разрешить проблему, как вообще возможен "лирик" как художник: он, по свидетельству всех времён, постоянно твердящий Я и пропевающий перед нами всю хроматическую гамму своих страстей и желаний. Именно этот Архилох, рядом с Гомером, пугает нас криком ненависти и презрения, пьяными вспышками своей страсти; не является ли поэтому он, первый художник, получивший наименование субъективного, - по существу не-художником?» - пишет Ницше.
7/28
Лиру отнюдь не нужно посвящать своему народу. Лиру нужно перевернуть и огрызком карандаша писать на ней сонаты облетающих листьев, ноктюрны дождей, блюзы восходящего солнца и рапсодии звёздного неба.
8/112
Что собственно понимается здесь под лирикой? Я опираюсь на определение Советского энциклопедического словаря, которое меня вполне устраивает: «Лирика – род литературы (наряду с эпосом и драмой) предмет отображения которого – содержание внутренней жизни, собственное Я поэта. Речевая форма лирики – внутренний монолог, преимущественно в стихах. Охватывает множество стихотворных жанров, например: элегия, романс, газель, сонет, песня, стихотворение. Любое явление и событие жизни в лирике воспроизводится в форме субъективного переживания. Однако «самовыражение» поэта обретает в лирике благодаря масштабности и глубине личности автора общечеловеческое значение; ей доступна вся полнота выражения сложнейших проблем бытия». И сразу становится ясно, почему в современном искусстве нет места лиричности? Почему? Да по той простой причине, что и масштабных и глубоких личностей там маловато.
9/20
Из узколитературного понятия «лирика» перекочевала и в широкий смысл. Лирическое восприятие мира в этом смысле = чувственному, в противовес рассудочному.
10/76
У меня есть огромное внутренне желание переиначить «лирический вопрос» Ницше. И я не вижу причин, чтобы откладывать исполнение этого желания. Наша эстетика должна сначала разрешить проблему, как вообще возможен "художник" не как лирик? И может ли искусство претендовать на какую бы то ни было объективность? И если поэт-художник-человек-искусства откликается на события реальности, проклиная войну ли, воспевая премудрости власти, или размышляя о проблемах экологии, то чем собственно его отклик отличается (за исключением темы) от банального рекламного ролика?
11/55
Вся эпическая поэзия – по большому счёту чистой воды рифмоплётство. Чтобы великие исторические события не затерялись, чтобы деяния героев не канули в лету, чтобы мудрость веков не выветрилась из глубин памяти - эти эпические истории было принято рифмовать. Цель предельно банальна – рифмически, ритмически организованный текст проще запомнить. То есть, эпическая поэзия не более чем приём мнемотехники.
12/132
Очень важный вопрос: почему лирика – это по преимуществу стихотворение? Или так: зачем лирической поэзии ритм и рифма? Эпосу – понятно для запоминания. Рекламно-пропагандистским речёвкам и слоганам понятно - для зомбирования. Шлягерам – для того же самого, чтобы мозг проедать. А вот зачем лирику откликаться на поток своих внутренних переживаний стихами? На мой взгляд, причины две: с одной стороны не так-то просто передать этот поток переживаний и поэт всю свою духовную бучу пытается как-то выплеснуть, вербализовать, а вербализация чувства, ох какое непростое дело, и тут ему помогает стихотворная раскачка языка. С другой стороны, сам стихотворный поток провоцирует поэта на внутренние переживания, поэт как бы заражается поэзией. Это что-то наподобие того, когда смешно, от того, что кто-то смеется, и зевается, когда кто-то рядом зевает. Магия ритма затягивает в своё течение, которому поэт блаженно отдаётся. Как-то так.
13/95
Конечно, поэтический (лирический) взгляд на мир не исчерпывается стихосложением. Настоящий поэт постоянно трансформирует мир на свой лирический лад на всех уровнях: на этапе восприятия, слияния, растворения, действия. Например, поэт Вадим Месяц перевозит камни из одного места силы в другое. Смешивая почвы Синая и Стоунхеджа, он пытается привести мир к гармонии. И даже если допустить, что в этом проекте есть изрядная доля театральности, даже если предположить, что поэт не достиг всей полноты просветлённости, чтобы полностью верить в действенность своих намерений, уже сами намерения говорят о многом и одни только намерения уже изменяют мир в поэтическую сторону.
14/120
С дионисическим и аполлоническим началом в искусстве столько путаницы, что нормальный чёрт вторую ногу сломит. Как-то так вроде утвердилось и устаканилось, что аполлоническое начало – это разумный подход к искусству, а дионисический – стихийный. Однако, Ницше, благодаря которому эти категории в основном и утвердились, аполлоническое начало соотносит со сновидением, а дионисическое с опьянением. Может я что-то не понимаю, но для меня сновидческая реальность как-то слабо соотносится с разумным подходом.
Следующий момент также мне глубинно непонятен. Ницше говорит о дионисическом подходе, как подходе субъективном, и в то же время аполлоническое начало опирается на принцип индивидуализации, «познай самого себя» и т.п. Как-то странно мне познавать самого себя с объективной точки зрения, опираясь на иллюзорность сновидения. Но именно это и следует из трудов великого пессимиста.
15/222
Великий японский голландец Йохан Хейзинга пишет: «Poiesis – функция игры. Она обретается в поле деятельности духа, в созданном для себя духом собственном мире, где вещи имеют иное, чем в «обычной жизни» лицо и связаны между собой иными, не логическими, связями. Если серьёзное понимать как то, что может быть до конца выражено на языке бодрствующей жизни, то поэзия никогда не станет совершенно серьёзной. Она стоит по ту сторону серьёзного – у первоистоков, к которым так близки дети, животные, дикари и ясновидцы, в царстве грёзы, восторга, опьянения и смеха! Чтобы понять поэзию, нужно обрести детскую душу и облачиться в неё как в волшебную рубашку, и мудрость ребёнка поставить выше интеллекта взрослого». Здесь очень важно, что именно по ту сторону серьёзного, то есть сам вопрос серьёзности для настоящей поэзии не важен. Лирика не может быть вдумчивой, глубокомысленной и строгой, она происходит в пространстве чувства и если душа смеётся, то смеётся и стих, если же душа плачет, то плачет и сама поэзия. Поэт может быть бездумно легкомысленным в каких-то жизненно важных вопросах и предельно серьёзным при постижении самых казалось бы малозначительных штрихов бытия.
Если же говорить о самом подходе к творчеству, то создание какого-нибудь шлягера, сделанного по всем законам психологии для увеселения праздной публике куда как более серьёзная работа, по сравнению, например, с Пастернаковским: «Февраль. Достать чернил и плакать», когда стихи слагаются навзрыд и чем случайней, тем вернее.
16/96
Конечно, поэзия вышла из игры, и, конечно же, многие элементы игры она сохранила. Уже в самой ритмизации вербального послания присутствует языковая игра. Если игровые истоки, уходящие корнями вглубь языческих ритуалов вполне понятны, то для чего современному лирику необходима эта игра, остаётся под вопросом. Только ли здесь дань традиции? Только ли поэтическая инерция тянет за собой шлейф лексического карнавала в ритмах хорея и ямба? Мне думается, что первостепенно здесь не это, но сама магия поэтической игры, которая сродни медитативной практике. И которая, как и медитация, помогает поэту отрешиться от мирской суетливости и погрузиться в глубины собственного Я.
17/153
Дон Хуан ведёт Карлоса Кастанеду по пути воина. И что уж, казалось бы, может быть серьёзнее этого пути? Но вот, однако, однажды он приводит Карлоса к своему старому другу и они с Дон Хуаном на пару начинают пускать громоподобные ветры, ухохатываясь над своей забавой и над бедным ничего не понимающим Кастанедой. Их поединок вполне похож на детскую игру, кто больше пукнет. И конечно, всем нам очень любопытно знать, зачем это нужно великим воинам, идущим по пути истины? В одной из своих следующих книг Кастанеда пишет, что основная проблема современного знания состоит в том, что оно находится в плену устоявшегося синтаксиса. И собственно, в этом ряду смехотворный бой Дона Хуана наполняется великим смыслом (или великой бессмыслицей), и приводит к раскачке сознания, к изменению самого синтаксиса.
К тому же самому стремится и поэзия, из века в век пытаясь сыграть свой проливной ноктюрн на флейте водосточных труб, что с логической точки зрения абсолютно бессмысленно и нереально.
18/148
Успех, соревновательность, победа уже давно невозможны в поэзии. Это в седой древности маги могли вести поэтические поединки. Это старый мудрец Вяйнямёйнен из «Калевалы» мог вогнать юного хвастуна Ёукахайнена своими песнями в болото по самое небалуйся. А сегодня, кажется, уже и дикие племена Ост-Индии перестали играть в «инга-фуку», соревнуясь в поэтических выпадах друг против друга.
В современной поэзии глупо и невозможно выстраивать табель о рангах. Вопрос о том кто дальше проник в глубины собственного «Я» Мандельштам или Пастернак – нелеп, кто тоньше чувствовал ткань мироздания Хлебников или Блок – смешон.
Конечно, есть такая штука, как востребованность поэта, о которой можно судить, например, по тиражам книг или дисков, но ведь всем ясно, куда такие критерии могут увести. И чемпионом здесь станет какой-нибудь автор строк «Нас не догонят», а месте на пятидесятом притулится Пушкин, тиражи которого, кстати ничего не говорят о востребованности его поэзии. Потому что купить томик Пушкина, ещё не значит читать.
19/179
И снова блестящий Хейзинга: «Лирическое находится дальше всего от логического и ближе всего к танцу и музыке. Лирическим является язык мистического созерцания, оракульского речения, колдовства. В этих формах поэт испытывает самое сильное чувство вдохновения, приходящего к нему извне. Отсюда он наиболее близок к высшей мудрости, но и к бессмыслице. Полный отказ от рационального смысла уже у первобытных народов служит отличительным признаком языка жрецов и оракулов, который переходит временами во вздор.
Сама сущность лирики в том, что она свободна от уз логического разума. Основной чертой лирической фантазии является склонность к внесмысловому преувеличению. Поэзия должна быть непомерной»
Может показаться, что поэзия утрачивает своё древнее магическое значение, но это совсем не так. И если внешне поэты перестали быть пророками, то внутренняя сила поэзии ничуть не иссякла и об этом вам скажет любой настоящий поэт. Более того, само сохранение лирики говорит о многом. А она сохранилась вопреки всем и вся в этой гремящей сумятице масскультуры, в безвкусной каше постмодернизма, в безмерном эпатаже актуального искусства. И именно лирика незримыми нитями удерживает современную цивилизацию в поле духовности, не давая ей свалиться в тар-тарары прогрессирующего успеха.
20/70
Карл Густав Юнг писал: «В творении поэта получает удовлетворение душевная потребность того или иного народа, и потому творение означает для поэта поистине больше, чем личная судьба, - безразлично, знает ли это он сам или нет». Здесь хочется добавить, что порой не только поэт не осознаёт своей миссии, но и народ чаще всего не понимает своей душевной потребности. Но то, что его душа не засохла и не опустошилась, безусловно, заслуга лирики.
21/83
Научиться поэзии нельзя. И что движет тем или иным поэтом – необъяснимо. И это в отличие от Фрейда прекрасно понимал Юнг: «Тайна творческого начала, так же как и тайна свободы воли, есть проблема трансцендентная, которую психология может описать, но не разрешить. Равным образом и творческая личность – это загадка, к которой можно, правда, приискать отгадку, при посредстве множества разных способов, но всегда безуспешно».
И, тем не менее, любого человека можно столкнуть со стези преуспеяния и подтолкнуть к рискованному странствию и непредсказуемому приключению, по имени Лирика.
22/161
«Поэт начинается там, где кончается человек» - утверждает Ортега-и-Гассет. И с этим трудно не согласится. Современный человек не будет разговаривать с камнями, писать стихи на опавших кленовых листьях и отпускать их на волю осеннего ветра, читать проповеди птицам и собирать в ладони звёздный свет. Современный человек, проснувшись по будильнику, чистит зубы, делает зарядку, пьёт свежевыжатый сок, читает сводку Интернет-новостей, выводит из гаража подержанный БМВ и тащится по пробкам к своей низенькой вершинке успеха. И сойти с дистанции представляется ему слабостью недостойной. Иногда он напивается, иногда даже спивается, укрываясь от этой невыносимой лёгкости бытия. Бывает, что с головой уходит в йогу, ушу, сетевой маркетинг или в белое братство, становится футбольным фанатом, заядлым рыболовом или коллекционером почтовых марок…
Это конечно не значит, что все эти простые человеческие «радости» чужды поэту, отнюдь. Просто они не так существенны для него, и если на него находит стих, то всё отодвигается на задний план, размывается, и поэт погружается в волны своих чувств, уносится в запредельные дали, поёт…