МИХАИЛ ПОГАРСКИЙ / ПОИСКИ ДОМА
Михаил ПОГАРСКИЙ родился в 1963г. в Муроме, окончил механико-математический факультет МГУ, кандидат технических наук. Член Союза художников России. Автор более 60 книг, среди которых книги для детей, повести, романы, поэтические сборники. Автор более 100 научных и культурологических статей и эссе. Главный редактор и издатель альманаха «Треугольное колесо». Организатор и куратор международных арт-проектов, в т.ч. Московской международной ярмарки «Книга художника» и междисциплинарного международного проекта «Библиотека Просперо»
ПОИСКИ ДОМА
Моему отцу
1. Утраченные ценности
Непостоянство дождя сливается с непостоянством имени.
Метафора бьётся как рыба об лёд, не раскрываясь, но
Осуществляя намёк на внутренний трепет стиха.
Речь упирается в пограничность жизни.
Он получает урок лёгкого сумасшествия.
Маленькая девочка смотрит на него и
крутит пальцем вокруг виска.
А он бросает свой камень в одинокую лужу
И начинает слагать поэму, или это сама поэма
Выходит из тени и начинает тихое шествие
В неизвестность.
Жизнь изменчива. Постоянна лишь смерть.
В доме напротив настольная лампа излучает свой свет.
Кто-то не спит.
Он дрожит. Ему холодно.
Хотя метафора, бьющаяся об лёд, горяча.
Кажется это было ещё вчера —
мы шли с отцом на подлёдный лов
Нас было много — утренних рыболовов.
Под ногами хрустел снег. Тишина была чёрно-белой.
Впереди была целая жизнь плюс рыбалка.
Вечность казалось хрупкой, а мир огромным.
Мы остановились в заснеженном перелеске.
«Не торопись, — сказал мне отец, —
солнце взойдёт нескоро».
***
Он наливает в кружку горячий чай
и вспоминает, что в то далёкое утро
у него потерялась галоша. Они долго искали её с отцом
Но не нашли.
А сегодня он играл с сыном в рифмы.
— Вот тебе «так-сяк», — предложил малыш.
— Наша жизнь — пустяк, — срифмовал в ответ.
— Нет-нет-нет! Не так! — возмутился сын.
— Так скажи мне, как?!
— Я не знаю, пап...
***
Лёд был мокрый. Без галоши нельзя.
Жизнь продолжалось, а рыбалка откладывалась.
Он поддерживал костёр, разведённый отцом.
Снег подтаивал. Расширялся круг понимания.
Он видел, как отец вытаскивает краснопёрых плотвиц.
Рыбы бились об лёд серебристой метафорой жизни.
Не давал покоя азарт. Рваный пакет заменил галошу.
Леска натягивалась, как нерв. Рыба металась где-то там подо льдом.
Солнце клонилось к закату. В соты памяти оседали осколки дня.
Чуть позже поезд, видавший виды, вёз рыбаков домой.
Звучали простые шутки. Неспешно катилась жизнь.
***
Сорок лет прокатилось с тех пор.
А кажется, было вчера.
Сынишка уснул.
Он прав. Какая же жизнь пустяк?
Пространство вечера натягивает леску моей памяти.
Леску жизни. Ночь вздрагивает одинокой звездой.
Где-то идёт война. Страны уходят под лёд безумия.
Слово «вождь» утратило древний смысл.
Деньги обретают всё большую силу.
А поэты всё реже пускаются в странствия налегке.
— Я тоже не знаю «Как», малыш.
Когда-то знал. Но жизнь не стоит на месте.
И то, что было ясно вчера, сегодня ушло в сомнение.
Из одинокой галоши я сделал весной корабль.
На парус пошёл мой носовой платок.
А оловянный солдатик стал капитаном.
И я свято верил, что мой небольшой фрегат
Со временем выйдет в море.
Ручей впадает в Оку, Ока в Волгу, а Волга в Каспийское море.
Река не стоит на месте. Время течёт.
Жизнь разбивает лёд серебристой метафорой.
Ты спрашиваешь «Как?», малыш.
— Так-сяк, кувырком, наощупь, оторопью,
натянутой леской, корабликом из галоши,
уходящим в дальнее плаванье налегке.
2. Обретённые ценности
У меня никогда не было сестры. И уже не будет.
Мой сын богаче меня. У него есть сестра.
Я не знаю, можно ли саму жизнь посчитать сестрой?
Или это всего лишь метафора Пастернака?
Всё чаще и чаще я упираюсь в вопрос смысла.
В метафору протекающих сквозь пепел времени мыслей.
В иллюзорность цели. В неприкаянность поисков самого себя.
Простые дела спасают. Простые дела имеют смысл.
Нужно сходить за водой и поставить чайник.
Чай согревает.
Хороший чай способен растопить лёд вечности.
Дао чая выводит из небытия.
А пространство мысли снова манит к себе.
Мыслю — стало быть, существую!
Но весь фокус в том, что
можно продолжать существовать
и в полном безмыслии!
Весь фокус в том, что пространство жизни
обширнее мысли...
По крайней мере, для меня это — так!
А быть может, так-сяк...
Чувства принято пере-живать
искусство живо пере-живанием...
Однако искусство даёт возможность играть!
И только здесь тебе дарована свобода!
И только здесь ты можешь быть бродягой вольным,
Быть королём, вершителем судеб, игрушкой случая и господином счастья!
Построить башни, прокопать колодцы, подняться в небо на спине у птиц,
быть за штурвалом кораблей и дирижаблей...
И за своих героев чувства пере-жить...
***
Чайник на кухне свистит, обрывая строку.
Жизнь не мешает, но вмешивается...
Будни, как волны, катятся на боку,
А я пытаюсь посмотреть оттуда сбоку
На самого себя, когда я пишу,
Когда мне холодно, грустно и одиноко.
Когда творец и жилец делят комнату на двоих,
Когда они угощают друг друга чаем,
Когда свою жизнь растрачивают, не замечая,
что вот тут, за углом, тает лёд утомлённых метафор...
Творец предлагает фору, жилец берёт гандикап.
Соревноваться бессмысленно
Жизнь объявляет пат.
Но...
Пробегающий мимо кот вдруг разбросал фигуры,
Объявив прерыв.
И за пределами жизни, за порогом литературы,
Происходит прорыв
в неизведанное...
***
А где-то в солёном Каспийском море
маленький парусник из галоши
уже сорок лет всё кружит и кружит
И оловянный солдатик по-прежнему смотрит вперёд
и чего-то ждёт...
А я понимаю, что к заданной рифме «так-сяк»
Сегодня просится «наперекосяк»
И пускай это выглядит неразумно,
Но иногда сон разума
рождает иную литературу,
пусть не чудовищную, но чудную...
3. Ящик Пана
Он открывает ящик стола в поисках карандаша
И натыкается на фотографию:
Трёхлетний малыш в клетчатой безрукавке поставил ногу на самокат.
Самокат деревянный,
малыш собирается мчаться на нём с горы.
С огромной горы, высотою в жизнь.
Впереди рытвины и ухабы.
Впереди опьяняющий ветер.
И предвестие сильной любви.
И уже где-то там есть предчувствие, что
спустя десятилетия поседевший поэт
будет рассматривать твою фотографию,
и этот поседевший поэт и есть ты.
Время памяти — нелинейно.
Я забыл, для чего искал карандаш.
Я забыл всё, что помнил трёхлетний малыш.
Я забыл самокат, который сделал отец.
Я забыл, как мчался с высокой горы, и...
Как подшипником-колесом наскочил на камень,
И потом прикладывал подорожник к разбитой коленке,
и размазывал слезу по чумазой щеке...
На него смотрит белый листок,
Строчки, ждавшие карандаша,
растаяли.
Он задумчиво делает самолёт
И пишет на нём всего два слова:
«Спасибо, отец!»
Самолётик летит, подхваченный ветром, и...
его сбивает мотоциклист.
Он притормаживает от столкновения,
И эти доли секунды спасают жизнь маленькому котёнку,
Неожиданно выскочившему из-за угла.
И это был тот самый котёнок, спугнувший бабочку,
Которая махнула крылом...
История слишком стремительна. Детали как снежный ком.
И спустя десятки неразъяснённых в поэме «потом»
Ураган «Пандора» прошёл чуть южнее,
Не обрушив купола церкви на мысе Доброй надежды.
И священник, молившийся Богу в тот день,
не знал что спасеньем обязан
разбитой полвека назад коленке.
4. Совершенство
Точка зрения меняет взгляд. Совершенство обманчиво.
Снежинки тают на старой варежке
под его пронзительным взглядом.
Или же от тепла. Приятнее думать, что от тепла.
Испепеляющий взгляд — всего лишь метафора.
Метафора, не предназначенная для снежинок.
Его мысли мечутся. Он беспокоен.
Он потратил тысячи строк лишь для того
Чтобы залить пустоту. Бесконечность не уменьшается.
Совершенство таит подвох.
В целом каждый его стих не хорош и не плох.
Каждый стих это только период жизни.
Период его взросления.
Ломкий опыт постижения вечности и любви.
Опыт покорности и неповиновения.
Смещения взгляда, испепеляющего ночи и дни.
Смещения опыта, смещения вечности, смещение постижения.
Важны не понятия, важен не абсолют.
Двух похожих снежинок не упало ещё с небес.
И кристально прозрачный и чистый вечерний снег
Превращается в воду, а вода намерзает льдом
На старой варежке обеспокоенного чем-то поэта,
Который словно ребёнок слизывает его языком.
5. Выбор пути (существительные сущности)
Вечер просится в строки. Он выбирает путь.
Выбор пути — само по себе поступок...
Можно открыть Гомера и уйти в имена кораблей.
В этот загадочный список, всегда волновавший поэтов.
Можно просто смотреть в окно, где двойная сосна
Ствол сплетает в двойную вечность.
Сегодня ночь молчания и звона, глубокой тишины,
Замедленного недвижения, не действия, но
Чего-то особенного, какого-то странного существования.
Где глаголов всё меньше, а существительные наоборот —
Удваиваются, множатся, осуществляют ночь... речь...
***
Бессоница. Гомер. Тугие паруса. Сосна. Китайские поэты.
Мандельштам. Окно. Снежинки. Отсвет фонаря.
Неспешные стихи. Заглавия поэм. Набросок словаря.
План описанья мира. Мирозданье. Постройка вечности.
Побег не «от», но «из». Проникновенье в суть, в себя и в вещи.
Эскизы эпоса, которого не будет. Эпический Эскиз. Эскиз как принцип.
Заметки на неубранных полях. Введение в язык.
Вещей слепая кротость. Разбросанность.
Другие времена. Конфеты. Чай. Печенье.
Слова и мысли и опять слова.
Несовпаденье в скорости.
Печали. Голос. Ветер. Облака.
Осколки вечера и брызги размышлений.
На стол тяжёлая клонится голова.
Я выбираю. Выбор — это Я.
6. (Выбирать и двигаться).
(Выбирать. Пробираться. Натыкаться и падать.
Подниматься. Идти. Совершать. Расставаться.
Безрассудно любить. Бесшабашно смеяться.
Безнадежно искать. Находить. Ошибаться.
Выходить из себя и врываться в пространство.
Обретать. Просыпать. Насыпать. Просыпаться.
Безвозмездно дарить. Неуклюже топтаться.
Загораться! Пылать! Проливаться! Творить!
Полуночничать! Жить и росой умываться!)
Отключать свои мысли. Отключать тормоза!
Отключать аксиомы житейских устоев.
Уходить в дорогое тебе «Никуда».
И пить чай с лепестками облетающих вишен.
И тугих парусов трепет слушать и слышать...
7. Дом
Чай с лепестками давно остыл. Он вспоминает,
как они на рассвете уходили с отцом
на рыбалку.
Их лодка обращалась во временный дом.
Навстречу неслась река воды, времени, жизни...
брызги скорости падали у виска, и туман накрывал.
Лопоухий пёс мирно дремал в ногах.
Лодка разрезала туманную мглу,
вонзалась своим носом в песчанный берег.
Волна накрывала песок.
Пёс выскакивал и мчался, не чуя ног,
В свой обетованный собачий край.
Вечности ещё нигде не было,
Или, наоборот, она была рядом,
Вот здесь под веслом...
Донки разматывались по течению.
На примусе грелся чай.
Отец неспешно раскуривал папиросу
И бросал мимоходом, практически невзначай:
«Река. У реки есть исток и устье.
Рыбы, водоросли, ракушки,
Коряги, бакены и мосты.
Сегодня и мы с тобой Мишка
Обитатели этой реки...»
И он был там и тогда
обитателем лодки, реки, песка...
обитателем ветра, обитателем мира...
обитателем времени, обитателем вечности...
Вечером костёр собирал пространство.
Купол чёрной вселенной накрывал с головой.
В котелке закипала уха. Лопоухий пёс мирно дремал.
Отец молча курил папиросу. Луга покрывались росой.
Что-то из древних утраченных слов касалось горящих углей.
И если у него когда-то был дом,
то он был там у вечерней реки,
где словно младенец плакал встревоженный филин.
январь-февраль, 2015
ПОИСКИ ДОМА
Моему отцу
1. Утраченные ценности
Непостоянство дождя сливается с непостоянством имени.
Метафора бьётся как рыба об лёд, не раскрываясь, но
Осуществляя намёк на внутренний трепет стиха.
Речь упирается в пограничность жизни.
Он получает урок лёгкого сумасшествия.
Маленькая девочка смотрит на него и
крутит пальцем вокруг виска.
А он бросает свой камень в одинокую лужу
И начинает слагать поэму, или это сама поэма
Выходит из тени и начинает тихое шествие
В неизвестность.
Жизнь изменчива. Постоянна лишь смерть.
В доме напротив настольная лампа излучает свой свет.
Кто-то не спит.
Он дрожит. Ему холодно.
Хотя метафора, бьющаяся об лёд, горяча.
Кажется это было ещё вчера —
мы шли с отцом на подлёдный лов
Нас было много — утренних рыболовов.
Под ногами хрустел снег. Тишина была чёрно-белой.
Впереди была целая жизнь плюс рыбалка.
Вечность казалось хрупкой, а мир огромным.
Мы остановились в заснеженном перелеске.
«Не торопись, — сказал мне отец, —
солнце взойдёт нескоро».
***
Он наливает в кружку горячий чай
и вспоминает, что в то далёкое утро
у него потерялась галоша. Они долго искали её с отцом
Но не нашли.
А сегодня он играл с сыном в рифмы.
— Вот тебе «так-сяк», — предложил малыш.
— Наша жизнь — пустяк, — срифмовал в ответ.
— Нет-нет-нет! Не так! — возмутился сын.
— Так скажи мне, как?!
— Я не знаю, пап...
***
Лёд был мокрый. Без галоши нельзя.
Жизнь продолжалось, а рыбалка откладывалась.
Он поддерживал костёр, разведённый отцом.
Снег подтаивал. Расширялся круг понимания.
Он видел, как отец вытаскивает краснопёрых плотвиц.
Рыбы бились об лёд серебристой метафорой жизни.
Не давал покоя азарт. Рваный пакет заменил галошу.
Леска натягивалась, как нерв. Рыба металась где-то там подо льдом.
Солнце клонилось к закату. В соты памяти оседали осколки дня.
Чуть позже поезд, видавший виды, вёз рыбаков домой.
Звучали простые шутки. Неспешно катилась жизнь.
***
Сорок лет прокатилось с тех пор.
А кажется, было вчера.
Сынишка уснул.
Он прав. Какая же жизнь пустяк?
Пространство вечера натягивает леску моей памяти.
Леску жизни. Ночь вздрагивает одинокой звездой.
Где-то идёт война. Страны уходят под лёд безумия.
Слово «вождь» утратило древний смысл.
Деньги обретают всё большую силу.
А поэты всё реже пускаются в странствия налегке.
— Я тоже не знаю «Как», малыш.
Когда-то знал. Но жизнь не стоит на месте.
И то, что было ясно вчера, сегодня ушло в сомнение.
Из одинокой галоши я сделал весной корабль.
На парус пошёл мой носовой платок.
А оловянный солдатик стал капитаном.
И я свято верил, что мой небольшой фрегат
Со временем выйдет в море.
Ручей впадает в Оку, Ока в Волгу, а Волга в Каспийское море.
Река не стоит на месте. Время течёт.
Жизнь разбивает лёд серебристой метафорой.
Ты спрашиваешь «Как?», малыш.
— Так-сяк, кувырком, наощупь, оторопью,
натянутой леской, корабликом из галоши,
уходящим в дальнее плаванье налегке.
2. Обретённые ценности
У меня никогда не было сестры. И уже не будет.
Мой сын богаче меня. У него есть сестра.
Я не знаю, можно ли саму жизнь посчитать сестрой?
Или это всего лишь метафора Пастернака?
Всё чаще и чаще я упираюсь в вопрос смысла.
В метафору протекающих сквозь пепел времени мыслей.
В иллюзорность цели. В неприкаянность поисков самого себя.
Простые дела спасают. Простые дела имеют смысл.
Нужно сходить за водой и поставить чайник.
Чай согревает.
Хороший чай способен растопить лёд вечности.
Дао чая выводит из небытия.
А пространство мысли снова манит к себе.
Мыслю — стало быть, существую!
Но весь фокус в том, что
можно продолжать существовать
и в полном безмыслии!
Весь фокус в том, что пространство жизни
обширнее мысли...
По крайней мере, для меня это — так!
А быть может, так-сяк...
Чувства принято пере-живать
искусство живо пере-живанием...
Однако искусство даёт возможность играть!
И только здесь тебе дарована свобода!
И только здесь ты можешь быть бродягой вольным,
Быть королём, вершителем судеб, игрушкой случая и господином счастья!
Построить башни, прокопать колодцы, подняться в небо на спине у птиц,
быть за штурвалом кораблей и дирижаблей...
И за своих героев чувства пере-жить...
***
Чайник на кухне свистит, обрывая строку.
Жизнь не мешает, но вмешивается...
Будни, как волны, катятся на боку,
А я пытаюсь посмотреть оттуда сбоку
На самого себя, когда я пишу,
Когда мне холодно, грустно и одиноко.
Когда творец и жилец делят комнату на двоих,
Когда они угощают друг друга чаем,
Когда свою жизнь растрачивают, не замечая,
что вот тут, за углом, тает лёд утомлённых метафор...
Творец предлагает фору, жилец берёт гандикап.
Соревноваться бессмысленно
Жизнь объявляет пат.
Но...
Пробегающий мимо кот вдруг разбросал фигуры,
Объявив прерыв.
И за пределами жизни, за порогом литературы,
Происходит прорыв
в неизведанное...
***
А где-то в солёном Каспийском море
маленький парусник из галоши
уже сорок лет всё кружит и кружит
И оловянный солдатик по-прежнему смотрит вперёд
и чего-то ждёт...
А я понимаю, что к заданной рифме «так-сяк»
Сегодня просится «наперекосяк»
И пускай это выглядит неразумно,
Но иногда сон разума
рождает иную литературу,
пусть не чудовищную, но чудную...
3. Ящик Пана
Он открывает ящик стола в поисках карандаша
И натыкается на фотографию:
Трёхлетний малыш в клетчатой безрукавке поставил ногу на самокат.
Самокат деревянный,
малыш собирается мчаться на нём с горы.
С огромной горы, высотою в жизнь.
Впереди рытвины и ухабы.
Впереди опьяняющий ветер.
И предвестие сильной любви.
И уже где-то там есть предчувствие, что
спустя десятилетия поседевший поэт
будет рассматривать твою фотографию,
и этот поседевший поэт и есть ты.
Время памяти — нелинейно.
Я забыл, для чего искал карандаш.
Я забыл всё, что помнил трёхлетний малыш.
Я забыл самокат, который сделал отец.
Я забыл, как мчался с высокой горы, и...
Как подшипником-колесом наскочил на камень,
И потом прикладывал подорожник к разбитой коленке,
и размазывал слезу по чумазой щеке...
На него смотрит белый листок,
Строчки, ждавшие карандаша,
растаяли.
Он задумчиво делает самолёт
И пишет на нём всего два слова:
«Спасибо, отец!»
Самолётик летит, подхваченный ветром, и...
его сбивает мотоциклист.
Он притормаживает от столкновения,
И эти доли секунды спасают жизнь маленькому котёнку,
Неожиданно выскочившему из-за угла.
И это был тот самый котёнок, спугнувший бабочку,
Которая махнула крылом...
История слишком стремительна. Детали как снежный ком.
И спустя десятки неразъяснённых в поэме «потом»
Ураган «Пандора» прошёл чуть южнее,
Не обрушив купола церкви на мысе Доброй надежды.
И священник, молившийся Богу в тот день,
не знал что спасеньем обязан
разбитой полвека назад коленке.
4. Совершенство
Точка зрения меняет взгляд. Совершенство обманчиво.
Снежинки тают на старой варежке
под его пронзительным взглядом.
Или же от тепла. Приятнее думать, что от тепла.
Испепеляющий взгляд — всего лишь метафора.
Метафора, не предназначенная для снежинок.
Его мысли мечутся. Он беспокоен.
Он потратил тысячи строк лишь для того
Чтобы залить пустоту. Бесконечность не уменьшается.
Совершенство таит подвох.
В целом каждый его стих не хорош и не плох.
Каждый стих это только период жизни.
Период его взросления.
Ломкий опыт постижения вечности и любви.
Опыт покорности и неповиновения.
Смещения взгляда, испепеляющего ночи и дни.
Смещения опыта, смещения вечности, смещение постижения.
Важны не понятия, важен не абсолют.
Двух похожих снежинок не упало ещё с небес.
И кристально прозрачный и чистый вечерний снег
Превращается в воду, а вода намерзает льдом
На старой варежке обеспокоенного чем-то поэта,
Который словно ребёнок слизывает его языком.
5. Выбор пути (существительные сущности)
Вечер просится в строки. Он выбирает путь.
Выбор пути — само по себе поступок...
Можно открыть Гомера и уйти в имена кораблей.
В этот загадочный список, всегда волновавший поэтов.
Можно просто смотреть в окно, где двойная сосна
Ствол сплетает в двойную вечность.
Сегодня ночь молчания и звона, глубокой тишины,
Замедленного недвижения, не действия, но
Чего-то особенного, какого-то странного существования.
Где глаголов всё меньше, а существительные наоборот —
Удваиваются, множатся, осуществляют ночь... речь...
***
Бессоница. Гомер. Тугие паруса. Сосна. Китайские поэты.
Мандельштам. Окно. Снежинки. Отсвет фонаря.
Неспешные стихи. Заглавия поэм. Набросок словаря.
План описанья мира. Мирозданье. Постройка вечности.
Побег не «от», но «из». Проникновенье в суть, в себя и в вещи.
Эскизы эпоса, которого не будет. Эпический Эскиз. Эскиз как принцип.
Заметки на неубранных полях. Введение в язык.
Вещей слепая кротость. Разбросанность.
Другие времена. Конфеты. Чай. Печенье.
Слова и мысли и опять слова.
Несовпаденье в скорости.
Печали. Голос. Ветер. Облака.
Осколки вечера и брызги размышлений.
На стол тяжёлая клонится голова.
Я выбираю. Выбор — это Я.
6. (Выбирать и двигаться).
(Выбирать. Пробираться. Натыкаться и падать.
Подниматься. Идти. Совершать. Расставаться.
Безрассудно любить. Бесшабашно смеяться.
Безнадежно искать. Находить. Ошибаться.
Выходить из себя и врываться в пространство.
Обретать. Просыпать. Насыпать. Просыпаться.
Безвозмездно дарить. Неуклюже топтаться.
Загораться! Пылать! Проливаться! Творить!
Полуночничать! Жить и росой умываться!)
Отключать свои мысли. Отключать тормоза!
Отключать аксиомы житейских устоев.
Уходить в дорогое тебе «Никуда».
И пить чай с лепестками облетающих вишен.
И тугих парусов трепет слушать и слышать...
7. Дом
Чай с лепестками давно остыл. Он вспоминает,
как они на рассвете уходили с отцом
на рыбалку.
Их лодка обращалась во временный дом.
Навстречу неслась река воды, времени, жизни...
брызги скорости падали у виска, и туман накрывал.
Лопоухий пёс мирно дремал в ногах.
Лодка разрезала туманную мглу,
вонзалась своим носом в песчанный берег.
Волна накрывала песок.
Пёс выскакивал и мчался, не чуя ног,
В свой обетованный собачий край.
Вечности ещё нигде не было,
Или, наоборот, она была рядом,
Вот здесь под веслом...
Донки разматывались по течению.
На примусе грелся чай.
Отец неспешно раскуривал папиросу
И бросал мимоходом, практически невзначай:
«Река. У реки есть исток и устье.
Рыбы, водоросли, ракушки,
Коряги, бакены и мосты.
Сегодня и мы с тобой Мишка
Обитатели этой реки...»
И он был там и тогда
обитателем лодки, реки, песка...
обитателем ветра, обитателем мира...
обитателем времени, обитателем вечности...
Вечером костёр собирал пространство.
Купол чёрной вселенной накрывал с головой.
В котелке закипала уха. Лопоухий пёс мирно дремал.
Отец молча курил папиросу. Луга покрывались росой.
Что-то из древних утраченных слов касалось горящих углей.
И если у него когда-то был дом,
то он был там у вечерней реки,
где словно младенец плакал встревоженный филин.
январь-февраль, 2015