ЕКАТЕРИНА ОЛЕНИНА / БЕСПРИЧАЛЬНАЯ ОСЕНЬ
Екатерина ОЛЕНИНА — поэт, художник-кукольник. Окончила аспирантуру кафедры славистики Йельского Университета, США; прошла поэтический курс-мастерскую в докторантуре кафедры английской литературы Вандербильдского Университета. Ранее окончила факультет романо-германской филологии Кубанского Государственного Университета; на кафедре зарубежной литературы писала диссертацию «Религиозно-философский дискурс в интеллектуальной поэзии XX века». Публиковалась в альманахе «45 параллель».
***
Здесь ничто не сулит
ни причастия, ни
купола храма,
лишь зеркальная гладь этих лет
увлекает на дно.
Даже если останусь я здесь
или просто отстану,
уходи не колеблясь, но знай:
мы с тобой заодно.
Мы с тобой заодно.
За одну беспричальную осень —
что взмахнет напоследок, как веслами,
крыльями птиц.
За одну красоту —
того мига, что вечность выносит
на плечах, в одиночку,
из тьмы через Лету и Стикс.
***
Снова месяц
кочует в зарю
на серебряной лодке
качаясь,
по пути
возмещая зверью
Зодиака
его безначалье.
Не смотри,
не смотри ему вслед!
Не садись
в его древнюю лодку!
Это навь
он везёт на вeсле.
Всплески неба
тихи и коротки.
Заберёт твою душу
с собой,
лишь обмолвишься с ним
тишиною, —
как когда-то
случилось с Ли Бо.
Как когда-то случится
со мною.
***
Молчание суть истины язык.
Объять ли словом?
Объять ли мыслью то, что ты постиг
в золе Иовом?
Отбрось химеру, эту или ту,
ту или эту!
Сознание, познав свою тщету,
восходит к ветру.
***
Из века земного
возденешь лицо к небесам,
пригубишь студёную легкость,
величие ночи.
Неправда, что звезды безмолвствуют,
ты ведь и сам
не спросишь, во что облачится
твое одиночество.
Но кто там следит
за вращением звездных колес,
но кто в темноте там грустит
и вздыхает устало?
Ведь так же, как ты —
всякий раз, лишь себя перерос,
подобно Сизифу,
он все начинает сначала.
На млечном пути
вызревает посев новых душ.
Куда их пыльцою развеют
вселенские ветры?
А ты там внизу
все по ми́ру идешь и идешь,
в своей одежонке из плоти,
дарёной и ветхой.
***
Если к знанию путь — это путь post mortem,
дерзость Иштар, минующей семь ступеней
подземного царства, дабы увидеть черта,
дабы познать озноб наготы и тени;
если мир — теневой плагиат материи,
на стены пещеры брезгливо Идеей брошенный,
а тело — темница, soma sema, и дальше из этой серии...
Тогда смерть, положим,
и есть прием «узнавания с перипетией»,
внезапного просветления, только в контексте сниженном,
а именно: если б Софокл позволил перенести его
из трагедийного жанра —
в закнижье.
***
Здесь ничто не сулит
ни причастия, ни
купола храма,
лишь зеркальная гладь этих лет
увлекает на дно.
Даже если останусь я здесь
или просто отстану,
уходи не колеблясь, но знай:
мы с тобой заодно.
Мы с тобой заодно.
За одну беспричальную осень —
что взмахнет напоследок, как веслами,
крыльями птиц.
За одну красоту —
того мига, что вечность выносит
на плечах, в одиночку,
из тьмы через Лету и Стикс.
***
Снова месяц
кочует в зарю
на серебряной лодке
качаясь,
по пути
возмещая зверью
Зодиака
его безначалье.
Не смотри,
не смотри ему вслед!
Не садись
в его древнюю лодку!
Это навь
он везёт на вeсле.
Всплески неба
тихи и коротки.
Заберёт твою душу
с собой,
лишь обмолвишься с ним
тишиною, —
как когда-то
случилось с Ли Бо.
Как когда-то случится
со мною.
***
Молчание суть истины язык.
Объять ли словом?
Объять ли мыслью то, что ты постиг
в золе Иовом?
Отбрось химеру, эту или ту,
ту или эту!
Сознание, познав свою тщету,
восходит к ветру.
***
Из века земного
возденешь лицо к небесам,
пригубишь студёную легкость,
величие ночи.
Неправда, что звезды безмолвствуют,
ты ведь и сам
не спросишь, во что облачится
твое одиночество.
Но кто там следит
за вращением звездных колес,
но кто в темноте там грустит
и вздыхает устало?
Ведь так же, как ты —
всякий раз, лишь себя перерос,
подобно Сизифу,
он все начинает сначала.
На млечном пути
вызревает посев новых душ.
Куда их пыльцою развеют
вселенские ветры?
А ты там внизу
все по ми́ру идешь и идешь,
в своей одежонке из плоти,
дарёной и ветхой.
***
Если к знанию путь — это путь post mortem,
дерзость Иштар, минующей семь ступеней
подземного царства, дабы увидеть черта,
дабы познать озноб наготы и тени;
если мир — теневой плагиат материи,
на стены пещеры брезгливо Идеей брошенный,
а тело — темница, soma sema, и дальше из этой серии...
Тогда смерть, положим,
и есть прием «узнавания с перипетией»,
внезапного просветления, только в контексте сниженном,
а именно: если б Софокл позволил перенести его
из трагедийного жанра —
в закнижье.