Дарья Морякова
ЛЮБОВЬ ВО ВРЕМЯ COVID-19
Тринадцатого в пятницу с утра
нас развезут по разным карантинам.
Нас развезут по разным карантинам,
и мы не поцелуемся с тобой.
Нет, мы не поцелуемся с тобой.
О господи, каким я был кретином,
я на тебя смотрел как на картину
и столько дней тебя не целовал.
Я столько дней тебя не целовал.
Увидев небо, думал: «Это синий».
Увидев фильм, писал: «Да, это сильно».
И всё казалось вдруг таким красивым,
и жизнь катилась в руки апельсином,
но я чего-то постоянно ждал.
Да, я чего-то постоянно ждал.
А ты всё время проходила мимо,
другим мужчинам улыбалась мило,
и мне казалось – ничего, терпимо,
а оказалось – опа, опоздал.
Теперь сидим по разным карантинам,
пока в морях дрейфуют ламантины,
и кто-то едет горным серпантином,
а йогурт дорожает в магазине,
и мы умрём когда-нибудь с тобой.
Пусть мы умрём когда-нибудь с тобой,
ведь все умрут. Что ж, места станет больше,
и, может, мы не побываем в Польше,
а, может, побываем? Купим Порше,
родим детей и бигля заведём.
И реку эту вместе перейдём,
хоть и теперь по разным карантинам.
Проклюнется зелёная трава.
Ты скажешь внукам: «Деда был кретином,
он на меня смотрел, как на картину,
уж обнялись Израиль с Палестиной,
и сдвинулись подземные пластины,
и снялся Пьер Ришар у Тарантино,
а я почти влюбилась в Константина.
Но мир застыл перед прыжком в провал,
когда случился фондовый обвал,
и отменили сотый карнавал,
и Шива танец свой дотанцевал,
ваш дедушка меня поцеловал».
ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ ПОСЛЕ ПАЛЕРМО
Открываешь ворота,
входят фантазии по одной,
сомнения в их разноцветных глазках:
«Меня ли здесь ждали?»
Какая-то мелочь вроде —
глаза, подбородок,
девушка в синей юбке
нажимает на кнопку,
над ним загораются лампочки,
бессердечные рыжие бабочки.
Желание стягивает бархатные перчатки
и выставляет счёт.
Декабрьский вечер, Палермо,
Джузеппе курит, оглядываясь,
под стойкой светятся щиколотки
с розовой меткой снежных
хрустящих кроссовок,
беспокойное сердце
разгоняется тлеющим косяком.
....
....
О, Анна узнáет звук твоего мотоцикла
даже связанная поясом от чужого халата
на кровати, залитой Фраппато и Калабрезе.
Что ты готовишь там, маленькая неловкая
танцовщица? Ждут не дождутся,
искрятся на солнце, скучают по ласке
кухонных салфеток
свежеумытые баклажаны,
подарок святого Балларо,
щедрого сицилийского папы.
И когда боги задают тебе вопрос,
ты отвечаешь «Да».
Ты отвечаешь «Да»,
не уточняя, кто с тобой говорит:
может быть, это Эрос.
Может быть, это Бахус.
Может быть, это Аид.
КЛУБ ТИШИНА ПРЕДСТАВЛЯЕТ
на губах как перчатка rouge allure velvet
колготки стягивают ноги
ноги делают свою работу
искусственный жемчуг качается
безразличным маятником, отсчитывая мое приближение
к станции метро сокол к станции метро китай-город
к станции метро юго-западная
октябрь пора поднятых черных воротников
и вечерней охоты
я хочу снимать эту броню перед тобой
клуб тишина представляет
ребекка дель рио
оставаться перед тобой без брони
лакированного корпуса
выдроченных манер
у тебя больше нет возраста
нет профессии
нет родителей
смой с меня облако diptyque blanche
освободи меня от последней брони
даже невидимой
особенно невидимой
я не хочу слушать про грету тунберг
я не хочу выбирать стикер в телеграме
чтоб показаться тебе интересной
шоу элен дедженерес это ебаный фейк
конечно, ты не читал книги, которые я читала
хорошие новости – это не заседание книжного клуба
просто
сними с меня эту броню
даже когда меня уносят со сцены,
песня моя продолжает звучать
HIGHWAYWOMAN
Уже темно, и мы с Вилли Нельсоном
цепляемся за первое воскресенье осени.
У меня в животе плещется какао из Вкусвилла,
у него — что покрепче.
Ангел, который летит слишком близко к земле, —
так он называет меня, я качаю ногой, что-то рисую
в распятом жёлтой резинкой красном блокноте.
Кантри-музыка спасла нас обоих.
Запах жареной картошки из чужих рыжих окон;
правда, которую ты не просил, и которую я поэтому
оставляю нераспечатанной, как пачку бурого риса
на нижней полке. Человек – не очень хорошее лекарство
для другого человека. Но я все-таки стараюсь
быть рядом с теми, кто в чем-то меня получше.
Подставляю ленивое брюшко солнцу их добродетели,
жадно ловлю глазами отблески их величия,
открываю сердце зелёному вихрю событий.
НИКУДА НЕ БЕГИ
Никуда не беги,
никогда никуда не беги
ни рубашку с чужого плеча,
ни с любимой ноги сапоги -
не носи.
Отвяжись от родни,
оторви свою цепь от оси,
оставайся в тени
и прощенья у них не проси.
Что имеешь – раздай,
отвернись, когда станут делить,
по ночам не гадай,
кто жену твою будет любить.
Уезжай далеко
и замены себе не ищи,
все прожекты бросай
и письмá никому не пиши.
Не пытайся заснуть,
и к попу не пытайся ходить –
не родился тот поп,
что забьёт эту птицу в груди.
Не забыть этот гром,
этот гул, этот вой, этот зов,
так зашей себе рот,
не читай, не пиши им стихов.
Не беги никуда,
обнимай пустоту, слушай тишь,
превращаясь в столп света,
замри и стой там,
где стоишь.
ПРИНЦЕВЫ ОСТРОВА, 2019
«Бююкада»
звучит так,
будто с моря
до нас долетела
газовая косынка
тёплого ветра.
Серебряная веточка
оплетает твой палец –
угрюмый подарок
прежней любви.
Иногда ты как козочка
вскакиваешь на пригорке,
мчишься до самого храма вверх,
чтоб упереться мордой
в запертую калитку,
а иногда –
белая лошадь
с ловкостью, выученной у балетных,
огибаешь мышиные норы
в прозрачном лесу, золочёном
апрельским закатом.
МЕЖДУ НАМИ
Она сказала, что правитель должен
научиться убеждать, а не принуждать.
И что тот, кто хочет собрать лучших людей,
должен сложить лучший очаг и готовить лучший кофе.
– «Дюна», Фрэнк Герберт
Богу давно не требуется доказывать мне
своё существование, но возможность
твоих рук на моём теле подсвечивает
не только привычное «Да, я тебя слышу»,
но и (когда-то) невероятное «Я с тобой говорю».
Диалог с нечеловеческим в это странное время
уверенно входит в моду,
как прыжки в холодный огонь и другие
увеселительные системы типа Erase me.
Оказывается, когда мы затыкаемся, иногда
можно услышать космос, говорящий с самим собой.
Иногда также (при большой удаче) смысл
подобного диалога нашему обезьяньему мозгу
отчасти доступен. Что дальше?
Дальше мне звонит море; давно не виделись,
говорит. Оставайся со мной навсегда, если хочешь.
Дальше - пустыня присылает голосовое:
в нём только ветер.
Роботы тоже хотят обниматься. В это странное время
вождей племени хоронили вместе с жёнами, рабами
и всеми подписчиками в Инстаграме.
Диджитал-жертва, которую мы заслужили.
Море вливается замыленным бумерангом
через чужие сторис. Навсегда это как? - спрашиваю.
Волна набегает, волна откатывает. Волна набегает,
волна откатывает. Волна набегает...
Этот танец задуман как вечный, ты только
следи за зарядкой и постарайся не падать
экраном вниз. Одинокий дух, запертый
в маленьком театре с дисплеем retina,
освободись и лети вслед за чайками над Босфором.
JAMAICA FAREWELL
надо положить палочку плашмя
и постукивать по железному ободу малого
тáкита такита таки такита-та
босса-нова, детка
все женщины знают это движение
они надевают платья с открытым плечом
не для красоты, а во имя случайного поцелуя
(что никогда не случается)
алые скулы здешних закатов
крошки гашиша на пальмовых гладких листьях
можем остаться ещё на неделю?
чайки волнуются, будем бросать в них орешки
расскажи обо мне своим городским друзьям
расскажи обо мне своим девушкам в чёрных кожаных куртках
расскажи обо мне
своему хмурому коллеге
своему сердитому отцу
передай им спасибо за ром с местной колой
и чернильную ящерку на лодыжке
это принцип взаимного возникновения -
вторая глава «дао дэ цзин»
ВСЕ, ЧЕГО Я КОГДА-ЛИБО ХОТЕЛА
Все, чего я когда-либо хотела, -
это татуированный бородатый мужик.
Да, я бо́льшая сексистка, чем любой из вас.
Почему я не могу получить то, что хочу? Могу.
Кто-то хочет девушку-фотомодель, что ж, я последняя брошу камень.
Татуированный бородатый мужик: сколько их было и сколько ещё будет?
Не имеет значения. Это не значит, что мы не поженимся, милый.
Почему бы нам не пожениться? Будем жить в уютной икеевской квартире,
купим несколько ретро-ламп на Авито, чтоб добавить, знаешь, душевности.
Жить-поживать. Но это, конечно, ничего не изменит.
Татуированный бородатый мужик будет ждать меня,
и мы встретимся и захлебнемся в тантре, о, он умеет быть медленным
и, возможно, знает меньше слов, чем любой из нас,
но когда ему были нужны слова? Ему идёт шапочка-бини,
он умеет выбирать выпивку, и, если надо, может подружиться с ментом.
С ним я наконец посмотрю «Звездные войны»,
он научит меня водить машину, а на прощание
будет подмигивать: ты видишь, устоять невозможно?
И, хотя он отлично умеет слушать,
вряд ли мы будем много разговаривать.
Простые мечты девушки из хорошей семьи еврейских врачей:
танцпол, водка с лимонным соком и газировкой,
плавающие под потолком голубые рыбки,
татуированный бородатый мужик и его руки на твоей талии.
Не обращай внимания на название книги с его прикроватной тумбочки.
ты не хочешь замуж на самом деле ты не хочешь замуж
ты не должна делать этого ради родственников фотографий с размытым задником иллюзорного поощрения обществом
и путешествовать по Азии ты тоже не хочешь Европа заебала
всегда можно подсуетиться и стать фэшн-фотографом, сммщицей,
владелицей небольшой кофейни на окраине
или большого магазина бижутерии на окраине Инстаграма
Ты не хочешь этого на самом деле. Он не обещает увезти тебя на юг Италии.
Вы не поедете на дачу летом ни к твоим, ни к его родителям.
У него вообще есть родители? Ты никогда не узнаешь.
Он будет ставить хорошую музыку, руки на талии, вкусная выпивка.
Здесь и сейчас, детка, здесь и сейчас, повторяй за мной: раз-два-
здесь-и-сейчас.
ЧТО ДО НАС — ЭТО ВСЁ ПЕПЕЛ
Что до нас – это всё пепел,
пыль, растертая между пальцев,
рыбьи крылышки, бьющие
по округлым бокам подвижным,
сине-зелёным. Теперь уж твои объятья
неразличимы среди подобных:
кто родился в рубашке, тому повернуться мастью
соразмерно отваге, мужеству,
коих давно не бывает.
Мужество, кстати, становится странным словом,
если встречаешься с ним чаще
в ящиках с шёлком и остроумием местных женщин.
Всё забывается. Ты забываешь со временем
запах и то, как держал за запястье –
и забываешь нарочно, без сожалений,
даже смакуя акт превращения общего
в частный урок ностальгии.
Можно использовать этот задел для стихов.
Можно твой контур переносить на открытки.
Только вот говорить с тобой больше нельзя,
да и незачем,
да и как будто семантика при наложении
на бесконечность бессильна. А я вот сильна.
По мотивам твоих уроков изображу
благодарность. Как тебя монетизировать,
ангел бессмысленной пьесы? Как запечатлеть
присутствие неба в сине-зелёных узорах банкноты?
Ответь, будь любезен.
Ещё ответь: как тебя не любить?
В.В.М. — УЖАСНА НЕ СМЕРТЬ
Ужасна не смерть, а то, что
мы не успели сказать покойникам.
Ужасна не смерть, а взволнованные забытые всеми
животные, бегающие из комнаты в комнату.
Ужасна не смерть, а добровольные
вечные вдовы.
Ужасна не смерть, а ветер,
стучащий в трубах на утро после.
Маленькие белые руки, крестик в цветной бумаге.
Подниматься в гору, чтобы найти наверху
пару цветущих веток, несколько птиц и табличку:
«Человек очень одинок и очень смертен».
ШАНАИ-ТИМПИШКА
Все, кто в неё входили,
выходили другими.
Крещение наоборот -
огнём или чем-то похожим.
Про азиаток иногда говорят «magic pussy»,
но она не владела
никакими трюками,
вообще была не очень смышлёной
в этом деле,
однако в ней было то,
от чего все они говорили:
«Ох, какая она у тебя»
и вариации:
«Мне очень нравится..здесь»
или
«Я обожаю твою киску»
«Не могу от неё оторваться».
Она принимала с улыбкой
эти сомнительные комплименты.
Потом они сами не понимали,
что происходит.
В ней не было ничего уж такого,
хорошенькая, но не больше,
дурной огонёк в глазах,
допустим;
то есть они даже как будто
отговаривали сами себя,
отнекивались от произведённого эффекта,
но все же -
эффект был произведён,
и сделанного, как известно,
не воротишь.
Что-то трагично менял
в их безмятежной действительности
сам акт слияния с этой её
заколдованной дыркой.
Как-то осенней ночью
на её марокканский загарчик
польстился чудной иностранец,
завсегдатай джаз-клуба.
Что ж, эффект традиционно
произведён.
И когда, вытирая с виска струйку пота,
обыватель, растекшись, вздохнул:
«Господи, детка, вот это сейчас
было круто. А как твоё имя?»
Она, собрав под себя бесконечные ноги,
затянувшись остатками
сладкого дыма
коричневой сигареты,
сказала: «Ты не запомнишь.
Шанаи-Тимпишка».
________________
The Shanay-Timpishka, also known as La Bomba, is a tributary of the Amazon River, called the "only boiling river in the world". It is 6.4 km long. It is known for the very high temperature of its waters—from 45°C to nearly 100°C. The name means 'boiled by the heat of the sun', though the source of the heat is likely geothermal.
Тринадцатого в пятницу с утра
нас развезут по разным карантинам.
Нас развезут по разным карантинам,
и мы не поцелуемся с тобой.
Нет, мы не поцелуемся с тобой.
О господи, каким я был кретином,
я на тебя смотрел как на картину
и столько дней тебя не целовал.
Я столько дней тебя не целовал.
Увидев небо, думал: «Это синий».
Увидев фильм, писал: «Да, это сильно».
И всё казалось вдруг таким красивым,
и жизнь катилась в руки апельсином,
но я чего-то постоянно ждал.
Да, я чего-то постоянно ждал.
А ты всё время проходила мимо,
другим мужчинам улыбалась мило,
и мне казалось – ничего, терпимо,
а оказалось – опа, опоздал.
Теперь сидим по разным карантинам,
пока в морях дрейфуют ламантины,
и кто-то едет горным серпантином,
а йогурт дорожает в магазине,
и мы умрём когда-нибудь с тобой.
Пусть мы умрём когда-нибудь с тобой,
ведь все умрут. Что ж, места станет больше,
и, может, мы не побываем в Польше,
а, может, побываем? Купим Порше,
родим детей и бигля заведём.
И реку эту вместе перейдём,
хоть и теперь по разным карантинам.
Проклюнется зелёная трава.
Ты скажешь внукам: «Деда был кретином,
он на меня смотрел, как на картину,
уж обнялись Израиль с Палестиной,
и сдвинулись подземные пластины,
и снялся Пьер Ришар у Тарантино,
а я почти влюбилась в Константина.
Но мир застыл перед прыжком в провал,
когда случился фондовый обвал,
и отменили сотый карнавал,
и Шива танец свой дотанцевал,
ваш дедушка меня поцеловал».
ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ ПОСЛЕ ПАЛЕРМО
Открываешь ворота,
входят фантазии по одной,
сомнения в их разноцветных глазках:
«Меня ли здесь ждали?»
Какая-то мелочь вроде —
глаза, подбородок,
девушка в синей юбке
нажимает на кнопку,
над ним загораются лампочки,
бессердечные рыжие бабочки.
Желание стягивает бархатные перчатки
и выставляет счёт.
Декабрьский вечер, Палермо,
Джузеппе курит, оглядываясь,
под стойкой светятся щиколотки
с розовой меткой снежных
хрустящих кроссовок,
беспокойное сердце
разгоняется тлеющим косяком.
....
....
О, Анна узнáет звук твоего мотоцикла
даже связанная поясом от чужого халата
на кровати, залитой Фраппато и Калабрезе.
Что ты готовишь там, маленькая неловкая
танцовщица? Ждут не дождутся,
искрятся на солнце, скучают по ласке
кухонных салфеток
свежеумытые баклажаны,
подарок святого Балларо,
щедрого сицилийского папы.
И когда боги задают тебе вопрос,
ты отвечаешь «Да».
Ты отвечаешь «Да»,
не уточняя, кто с тобой говорит:
может быть, это Эрос.
Может быть, это Бахус.
Может быть, это Аид.
КЛУБ ТИШИНА ПРЕДСТАВЛЯЕТ
на губах как перчатка rouge allure velvet
колготки стягивают ноги
ноги делают свою работу
искусственный жемчуг качается
безразличным маятником, отсчитывая мое приближение
к станции метро сокол к станции метро китай-город
к станции метро юго-западная
октябрь пора поднятых черных воротников
и вечерней охоты
я хочу снимать эту броню перед тобой
клуб тишина представляет
ребекка дель рио
оставаться перед тобой без брони
лакированного корпуса
выдроченных манер
у тебя больше нет возраста
нет профессии
нет родителей
смой с меня облако diptyque blanche
освободи меня от последней брони
даже невидимой
особенно невидимой
я не хочу слушать про грету тунберг
я не хочу выбирать стикер в телеграме
чтоб показаться тебе интересной
шоу элен дедженерес это ебаный фейк
конечно, ты не читал книги, которые я читала
хорошие новости – это не заседание книжного клуба
просто
сними с меня эту броню
даже когда меня уносят со сцены,
песня моя продолжает звучать
HIGHWAYWOMAN
Уже темно, и мы с Вилли Нельсоном
цепляемся за первое воскресенье осени.
У меня в животе плещется какао из Вкусвилла,
у него — что покрепче.
Ангел, который летит слишком близко к земле, —
так он называет меня, я качаю ногой, что-то рисую
в распятом жёлтой резинкой красном блокноте.
Кантри-музыка спасла нас обоих.
Запах жареной картошки из чужих рыжих окон;
правда, которую ты не просил, и которую я поэтому
оставляю нераспечатанной, как пачку бурого риса
на нижней полке. Человек – не очень хорошее лекарство
для другого человека. Но я все-таки стараюсь
быть рядом с теми, кто в чем-то меня получше.
Подставляю ленивое брюшко солнцу их добродетели,
жадно ловлю глазами отблески их величия,
открываю сердце зелёному вихрю событий.
НИКУДА НЕ БЕГИ
Никуда не беги,
никогда никуда не беги
ни рубашку с чужого плеча,
ни с любимой ноги сапоги -
не носи.
Отвяжись от родни,
оторви свою цепь от оси,
оставайся в тени
и прощенья у них не проси.
Что имеешь – раздай,
отвернись, когда станут делить,
по ночам не гадай,
кто жену твою будет любить.
Уезжай далеко
и замены себе не ищи,
все прожекты бросай
и письмá никому не пиши.
Не пытайся заснуть,
и к попу не пытайся ходить –
не родился тот поп,
что забьёт эту птицу в груди.
Не забыть этот гром,
этот гул, этот вой, этот зов,
так зашей себе рот,
не читай, не пиши им стихов.
Не беги никуда,
обнимай пустоту, слушай тишь,
превращаясь в столп света,
замри и стой там,
где стоишь.
ПРИНЦЕВЫ ОСТРОВА, 2019
«Бююкада»
звучит так,
будто с моря
до нас долетела
газовая косынка
тёплого ветра.
Серебряная веточка
оплетает твой палец –
угрюмый подарок
прежней любви.
Иногда ты как козочка
вскакиваешь на пригорке,
мчишься до самого храма вверх,
чтоб упереться мордой
в запертую калитку,
а иногда –
белая лошадь
с ловкостью, выученной у балетных,
огибаешь мышиные норы
в прозрачном лесу, золочёном
апрельским закатом.
МЕЖДУ НАМИ
Она сказала, что правитель должен
научиться убеждать, а не принуждать.
И что тот, кто хочет собрать лучших людей,
должен сложить лучший очаг и готовить лучший кофе.
– «Дюна», Фрэнк Герберт
Богу давно не требуется доказывать мне
своё существование, но возможность
твоих рук на моём теле подсвечивает
не только привычное «Да, я тебя слышу»,
но и (когда-то) невероятное «Я с тобой говорю».
Диалог с нечеловеческим в это странное время
уверенно входит в моду,
как прыжки в холодный огонь и другие
увеселительные системы типа Erase me.
Оказывается, когда мы затыкаемся, иногда
можно услышать космос, говорящий с самим собой.
Иногда также (при большой удаче) смысл
подобного диалога нашему обезьяньему мозгу
отчасти доступен. Что дальше?
Дальше мне звонит море; давно не виделись,
говорит. Оставайся со мной навсегда, если хочешь.
Дальше - пустыня присылает голосовое:
в нём только ветер.
Роботы тоже хотят обниматься. В это странное время
вождей племени хоронили вместе с жёнами, рабами
и всеми подписчиками в Инстаграме.
Диджитал-жертва, которую мы заслужили.
Море вливается замыленным бумерангом
через чужие сторис. Навсегда это как? - спрашиваю.
Волна набегает, волна откатывает. Волна набегает,
волна откатывает. Волна набегает...
Этот танец задуман как вечный, ты только
следи за зарядкой и постарайся не падать
экраном вниз. Одинокий дух, запертый
в маленьком театре с дисплеем retina,
освободись и лети вслед за чайками над Босфором.
JAMAICA FAREWELL
надо положить палочку плашмя
и постукивать по железному ободу малого
тáкита такита таки такита-та
босса-нова, детка
все женщины знают это движение
они надевают платья с открытым плечом
не для красоты, а во имя случайного поцелуя
(что никогда не случается)
алые скулы здешних закатов
крошки гашиша на пальмовых гладких листьях
можем остаться ещё на неделю?
чайки волнуются, будем бросать в них орешки
расскажи обо мне своим городским друзьям
расскажи обо мне своим девушкам в чёрных кожаных куртках
расскажи обо мне
своему хмурому коллеге
своему сердитому отцу
передай им спасибо за ром с местной колой
и чернильную ящерку на лодыжке
это принцип взаимного возникновения -
вторая глава «дао дэ цзин»
ВСЕ, ЧЕГО Я КОГДА-ЛИБО ХОТЕЛА
Все, чего я когда-либо хотела, -
это татуированный бородатый мужик.
Да, я бо́льшая сексистка, чем любой из вас.
Почему я не могу получить то, что хочу? Могу.
Кто-то хочет девушку-фотомодель, что ж, я последняя брошу камень.
Татуированный бородатый мужик: сколько их было и сколько ещё будет?
Не имеет значения. Это не значит, что мы не поженимся, милый.
Почему бы нам не пожениться? Будем жить в уютной икеевской квартире,
купим несколько ретро-ламп на Авито, чтоб добавить, знаешь, душевности.
Жить-поживать. Но это, конечно, ничего не изменит.
Татуированный бородатый мужик будет ждать меня,
и мы встретимся и захлебнемся в тантре, о, он умеет быть медленным
и, возможно, знает меньше слов, чем любой из нас,
но когда ему были нужны слова? Ему идёт шапочка-бини,
он умеет выбирать выпивку, и, если надо, может подружиться с ментом.
С ним я наконец посмотрю «Звездные войны»,
он научит меня водить машину, а на прощание
будет подмигивать: ты видишь, устоять невозможно?
И, хотя он отлично умеет слушать,
вряд ли мы будем много разговаривать.
Простые мечты девушки из хорошей семьи еврейских врачей:
танцпол, водка с лимонным соком и газировкой,
плавающие под потолком голубые рыбки,
татуированный бородатый мужик и его руки на твоей талии.
Не обращай внимания на название книги с его прикроватной тумбочки.
ты не хочешь замуж на самом деле ты не хочешь замуж
ты не должна делать этого ради родственников фотографий с размытым задником иллюзорного поощрения обществом
и путешествовать по Азии ты тоже не хочешь Европа заебала
всегда можно подсуетиться и стать фэшн-фотографом, сммщицей,
владелицей небольшой кофейни на окраине
или большого магазина бижутерии на окраине Инстаграма
Ты не хочешь этого на самом деле. Он не обещает увезти тебя на юг Италии.
Вы не поедете на дачу летом ни к твоим, ни к его родителям.
У него вообще есть родители? Ты никогда не узнаешь.
Он будет ставить хорошую музыку, руки на талии, вкусная выпивка.
Здесь и сейчас, детка, здесь и сейчас, повторяй за мной: раз-два-
здесь-и-сейчас.
ЧТО ДО НАС — ЭТО ВСЁ ПЕПЕЛ
Что до нас – это всё пепел,
пыль, растертая между пальцев,
рыбьи крылышки, бьющие
по округлым бокам подвижным,
сине-зелёным. Теперь уж твои объятья
неразличимы среди подобных:
кто родился в рубашке, тому повернуться мастью
соразмерно отваге, мужеству,
коих давно не бывает.
Мужество, кстати, становится странным словом,
если встречаешься с ним чаще
в ящиках с шёлком и остроумием местных женщин.
Всё забывается. Ты забываешь со временем
запах и то, как держал за запястье –
и забываешь нарочно, без сожалений,
даже смакуя акт превращения общего
в частный урок ностальгии.
Можно использовать этот задел для стихов.
Можно твой контур переносить на открытки.
Только вот говорить с тобой больше нельзя,
да и незачем,
да и как будто семантика при наложении
на бесконечность бессильна. А я вот сильна.
По мотивам твоих уроков изображу
благодарность. Как тебя монетизировать,
ангел бессмысленной пьесы? Как запечатлеть
присутствие неба в сине-зелёных узорах банкноты?
Ответь, будь любезен.
Ещё ответь: как тебя не любить?
В.В.М. — УЖАСНА НЕ СМЕРТЬ
Ужасна не смерть, а то, что
мы не успели сказать покойникам.
Ужасна не смерть, а взволнованные забытые всеми
животные, бегающие из комнаты в комнату.
Ужасна не смерть, а добровольные
вечные вдовы.
Ужасна не смерть, а ветер,
стучащий в трубах на утро после.
Маленькие белые руки, крестик в цветной бумаге.
Подниматься в гору, чтобы найти наверху
пару цветущих веток, несколько птиц и табличку:
«Человек очень одинок и очень смертен».
ШАНАИ-ТИМПИШКА
Все, кто в неё входили,
выходили другими.
Крещение наоборот -
огнём или чем-то похожим.
Про азиаток иногда говорят «magic pussy»,
но она не владела
никакими трюками,
вообще была не очень смышлёной
в этом деле,
однако в ней было то,
от чего все они говорили:
«Ох, какая она у тебя»
и вариации:
«Мне очень нравится..здесь»
или
«Я обожаю твою киску»
«Не могу от неё оторваться».
Она принимала с улыбкой
эти сомнительные комплименты.
Потом они сами не понимали,
что происходит.
В ней не было ничего уж такого,
хорошенькая, но не больше,
дурной огонёк в глазах,
допустим;
то есть они даже как будто
отговаривали сами себя,
отнекивались от произведённого эффекта,
но все же -
эффект был произведён,
и сделанного, как известно,
не воротишь.
Что-то трагично менял
в их безмятежной действительности
сам акт слияния с этой её
заколдованной дыркой.
Как-то осенней ночью
на её марокканский загарчик
польстился чудной иностранец,
завсегдатай джаз-клуба.
Что ж, эффект традиционно
произведён.
И когда, вытирая с виска струйку пота,
обыватель, растекшись, вздохнул:
«Господи, детка, вот это сейчас
было круто. А как твоё имя?»
Она, собрав под себя бесконечные ноги,
затянувшись остатками
сладкого дыма
коричневой сигареты,
сказала: «Ты не запомнишь.
Шанаи-Тимпишка».
________________
The Shanay-Timpishka, also known as La Bomba, is a tributary of the Amazon River, called the "only boiling river in the world". It is 6.4 km long. It is known for the very high temperature of its waters—from 45°C to nearly 100°C. The name means 'boiled by the heat of the sun', though the source of the heat is likely geothermal.