Мария Максимова
В своих стихах, заставляющих вспомнить лирику Г. Гессе и Х. Л. Борхеса и посвященных Платону, мыслям философа, его интуиции и судьбе, Мария Максимова утверждает, что из слова можно вылепить человека и ястреба. Думаю, что истинная поэзия начинается тогда, когда такое утверждение, не важничая и не забираясь на котурны, тем не менее, воспринимается не как очередная метафора, а – напрямую, в самом буквальном смысле этого слова. И разве не этим мы занимаемся ежедневно, называя мир, который выглядит никак, то раем, то адом, то бизнесом, а то гнилью. Самое интересное, что тот в ответ услужливо подстраивается под эти либо бездарные, либо райские имена. И это ещё не вся правда…
***
Итак, мы слишком многое в себе
подспудно наблюдаем. Зрячей плоти
любезна щедрость пира. А соблазн
осуществить зачатое в сознанье –
в исконном веке прорастет зарей.
Когда мы запираем на постой
в пещере сердца жест воспоминанья,
из слова можно вылепить сосуд,
сужденье, человека, пламя, камень
и черноземной пашни наготу,
и ястреба в воронке жадной неба.
Не зная очевидности, снуем
подобно челноку в прядильной раме
под пальцами искусного ткача,
кружимся в холостом водовороте –
к верховной чести, к завершенью в ней.
Но бьется мозг в ловушке-лихорадке,
и время сохнет в обмороке дней.
***
Итак, мы слишком многое в себе
подспудно наблюдаем. Зрячей плоти
любезна щедрость пира. А соблазн
осуществить зачатое в сознанье –
в исконном веке прорастет зарей.
Когда мы запираем на постой
в пещере сердца жест воспоминанья,
из слова можно вылепить сосуд,
сужденье, человека, пламя, камень
и черноземной пашни наготу,
и ястреба в воронке жадной неба.
Не зная очевидности, снуем
подобно челноку в прядильной раме
под пальцами искусного ткача,
кружимся в холостом водовороте –
к верховной чести, к завершенью в ней.
Но бьется мозг в ловушке-лихорадке,
и время сохнет в обмороке дней.