Юлия Лукшина / СОЛОВЕЙ
Об авторе: ЮЛИЯ ЛУКШИНА
Родилась и выросла в Москве, окончила отделение искусствоведения исторического факультета МГУ им. Ломоносова, мастерскую кинодраматургии ВКСР (Высшие Курсы Сценаристов и Режиссеров). Ученица сценарной мастерской Александра Гоноровского.
Работала переводчиком, редактором, журналистом.
Преподает теле-драматургию в МШК (Московская Школа Кино) и курс кинодраматургии в CWS (Creative Writing School)
Финалист фестиваля «Любимовка» 2016.
Сценарная мастерская Александра Гоноровского.
Соловей в кустах знаешь, как горланит по ночам? Ни фига не заснуть. Так я в него сапогом. Ну а че? Геныч научил. Он в этом мастер.
Вон руки, гляди, в мозолях – одним одно, другим другое. Весь день как сивка, еп. Так и колбасишься.
Фермер наш, значит, попросил дорожки сделать и сортир на втором этаже. Прикинь?
Мало им, значит, внизу, еще и на втором. Вроде как детям. Но я чего? Мне лишь бы платил. Мы с ним на строй-двор съездили, я ему все сказал-показал, думай, говорю…
Киношник наш тоже, значит, львов купил на участок. В прошлом году, значит, пруд копали, в этом – львов нах.
Прикинь? Да хер их знает, железных или медных, только тяжеленные – мама дорогая.
Ну и чего? Опять ко мне – Валер, а может, мы их это, к пруду? Слышь, «акцентно», говорит, расставим. Акцентно, еп.
Я как льва этого от земли оторвал – так поясница сразу на хер отвалилась.
Я ему: не, вон там чучмеки в соседнем поселке строгают, вон иди, их зови львов своих тягать. Вот так, значит.
Болгарку осенью купил – дорогущую.
Американскую или хер знает. Громадная такая, прям зверь, я ей фигак - фигак, прям раз – раз, ну зверюга, говорю…
От меня? Перегаром? Ты чего? Уже два месяца не брал. После Ларкиной свадьбы как отшибло. Ларка-то? Да Геныча баба. Ага.
На мой рождения даже – прикинь - пацаны приехали. Тут ведь еще никого, да? А я им такой - не.
После свадьбы тогда вон Лысая наша с крайнего участка приехала, ну я ей, это, попросил, короче, она мне капельницу поставила. У Лысой-то рука сам знаешь какая. Твердая, блять. Она как укол кольнет – все, мама дорогая.
Чего еще? Да ничего вроде, перезимовали. Вон у этих, как это - у «Пресненцев» - баня сгорела. Дымина был, вообще.
Геныч прав: сейчас народу разного ходит, вон белорусы эти все работу просят. И бобров в затоне глушат и варят. Ага. А че? Ну бобер и бобер, их там – тьма ваще. Сходи посмотри, как ни то. Вообще - на хер - бобров видимо невидимо. Там и орел, и цапля на болотах-то. Да, посмотри сходи.
Так что я – ни-ни, только чай с конфетами. Ты мне конфет вон обещал… Привез? Ну, это, ты друг, да. Крыша-то ваша че после зимы? Протекает, нет? Мы с Генычем вроде нормально там все проложили, промазали по уму, ниче течь не должно.
Жалко болгарки не было.
А Геныч, чего Геныч? Да. У него ж зазноба в Грязи. Ларка эта вот, ага. Многодетная. Только похлеще нас с тобой, между прочим, лупит. Геныч ее сколько раз и в зашивку, и туда, и сюда, и по больницам.
Он ей такой – иди работу ищи. Детей ее обихаживал. То шоколадок им, то фигадок. Ворота на дворе приладил с болгаркой моей. Орто-фосфорной кислотой по уму, чтоб не ржавели, прокрыл. Генка-то, ну ты ж знаешь, рукастый.
Я болгарку и давать не хотел. А он такой – ну дай и дай. Ну я че? Ну на, че!
Волос у ней, у Ларки-то рыжий везде такой – как медный таз.
Так Геныч, прикинь, прядь волос Ларкиных у себя держал. Вроде как медальон. В банке из-под этих... монпансье? Помнишь небось тоже? Я и не такие слова знаю, ты че?
У него в этой банке шурупы лежали. Он их, значит, в банку-то от чая пересыпал мою, а туда, значит, Ларку.
Дочка? Дочка моя хорошо. Ходит вовсю. Мы ей игрушки всякие, фигушки, и вон сливки у Фермера, и то, и се, и пято… Я вона их возил по всяким прививкам-шмививкам платным, да. Она такая знаешь, как че увидит – сразу дай. Боевая такая. Привезу к вашей-то поиграть, а?
Ты своей сливок-то у Фермера возьми.
Угостишь?
С ментолом они у тебя, что ль? Прямо глотку дерут.
Машину мы кстати дочке купили – прикинь – с нее ростом. Так моя еще паровоз какой-то углядела. Конструктор-фигуктор. А мы, помню, с пацанами, бомбы делали, так меня, слышь, как-то карбидом так на хер долбануло – три дня ваще не слышал на хер и карбидом пах. Ну не в полтора года, конечно, хе…
Так что дочка скоро меня перерастет и замуж.
Ну и, короче, Ларка жениха себе нашла. Ну да.
Геныч как услышал, что у нее кто-то есть, все кусты сапогами искидал. И топор наш еще зафигачил. Я, прикинь, топор этот наутро искал – все кусты на брюхе излазил. Он говорит – не помню ничего.
Я ему такой – а че ты хочешь? Че хочешь-то? А он такой – не могу и все.
Ну и короче свадьба у нее.
Геныч-то ей всю зиму дрова пилил. Ты ж его знаешь, его попроси – он сразу. Это меня уговаривать надо.
О! Опять запел. Видать гнездо будет. Верещит, старается. Бабу себе ищет. Да не, красиво-то оно понятно… Только ночью вот это цык, цык, цык. Я всегда о крокодилах думаю. Черт знает почему.
Свадьба? Ну да. Нашла себе, значит.
Чай будешь нет?
А то мне сейчас вона к Лысой, просила окна утеплить. Вечно: «Валер, а давай то, Валер, а посмотри се».
Так будешь чай-то?
Ей Геныч еще весной пообещал, так она впилась и не слезает. А у меня еще Фермер с сортиром, Киношник с прудом своим – это каждую весну теперь ебатория его пруд чистить. И жирных потом туда запускать, как их? Геи? Гои? Кои! Кои! К середине лета отожрутся, плавать не могут. Ну! Я тебе говорю! Лошади!
Ларка соседей, значит, назвала.
Я его отговаривал. Но он ж упертый. Ну и поперлись, значит. Он, такой, спилю ворота, говорит, нах. Я ему – не дури. Отдай болгарку, говорю.
Чего? Ну и чего: пырнула его.
Я - на дворе был, а они на кухне. Ларка вроде за бутылкой на кухню, а Геныч вроде ее за руку похватал, а она брыкаться, а он вроде как снова… Ну и слово за слово, да и, как говорится...
Ну и че… Не довезли. В живот прям, прикинь?
Пока «Скорая»-шморая, да до города пока догромыхали, у нас-то ведь – только травмпункт. Ну и вот.
Ларка сама видать не въехала. По двору бегает. На ней юбка светлая, вся в крови, до подола аж.
Ей со «Скорой» тоже чего-то вкатили. Она баба-то большая, с меня ростом. Волосы торчком и кровища. Двое держут, она блажит, а сестра херак – в бедро ей шприц прям.
Ну а че будет? Ниче с ней не будет. Участковый-то – сосед.
Вон – видишь, чай у меня теперь. Коллекцию собираю, прикинь? С мятой-шмятой, с этим – как его – чабрецом-мабрецом. Моя еще ромашку притащила. Печень чистит, говорит.
Теперь все сам делай. И Фермеру, и Лысой, и всем. Да мне и не нужен никто. Сделаем. Нормально.
Это стакан с трещиной. Давай полотенце дам.
И домик – ну это – попросил я Геныча, значит, дочке. Чтоб – это – как настоящий - с дверями там, с трубой, ставни чтоб, ну знаешь… Он рисунок, сказал, сначала рисовать будем, проект, прикинь? Чтобы все по-взрослому.
Болгарка у него так и осталась.
И соловей еще - так и чешет, зараза, ну что ты делать будешь?
Не, мне платок не нужен, ты че?
Родилась и выросла в Москве, окончила отделение искусствоведения исторического факультета МГУ им. Ломоносова, мастерскую кинодраматургии ВКСР (Высшие Курсы Сценаристов и Режиссеров). Ученица сценарной мастерской Александра Гоноровского.
Работала переводчиком, редактором, журналистом.
Преподает теле-драматургию в МШК (Московская Школа Кино) и курс кинодраматургии в CWS (Creative Writing School)
Финалист фестиваля «Любимовка» 2016.
Сценарная мастерская Александра Гоноровского.
Соловей в кустах знаешь, как горланит по ночам? Ни фига не заснуть. Так я в него сапогом. Ну а че? Геныч научил. Он в этом мастер.
Вон руки, гляди, в мозолях – одним одно, другим другое. Весь день как сивка, еп. Так и колбасишься.
Фермер наш, значит, попросил дорожки сделать и сортир на втором этаже. Прикинь?
Мало им, значит, внизу, еще и на втором. Вроде как детям. Но я чего? Мне лишь бы платил. Мы с ним на строй-двор съездили, я ему все сказал-показал, думай, говорю…
Киношник наш тоже, значит, львов купил на участок. В прошлом году, значит, пруд копали, в этом – львов нах.
Прикинь? Да хер их знает, железных или медных, только тяжеленные – мама дорогая.
Ну и чего? Опять ко мне – Валер, а может, мы их это, к пруду? Слышь, «акцентно», говорит, расставим. Акцентно, еп.
Я как льва этого от земли оторвал – так поясница сразу на хер отвалилась.
Я ему: не, вон там чучмеки в соседнем поселке строгают, вон иди, их зови львов своих тягать. Вот так, значит.
Болгарку осенью купил – дорогущую.
Американскую или хер знает. Громадная такая, прям зверь, я ей фигак - фигак, прям раз – раз, ну зверюга, говорю…
От меня? Перегаром? Ты чего? Уже два месяца не брал. После Ларкиной свадьбы как отшибло. Ларка-то? Да Геныча баба. Ага.
На мой рождения даже – прикинь - пацаны приехали. Тут ведь еще никого, да? А я им такой - не.
После свадьбы тогда вон Лысая наша с крайнего участка приехала, ну я ей, это, попросил, короче, она мне капельницу поставила. У Лысой-то рука сам знаешь какая. Твердая, блять. Она как укол кольнет – все, мама дорогая.
Чего еще? Да ничего вроде, перезимовали. Вон у этих, как это - у «Пресненцев» - баня сгорела. Дымина был, вообще.
Геныч прав: сейчас народу разного ходит, вон белорусы эти все работу просят. И бобров в затоне глушат и варят. Ага. А че? Ну бобер и бобер, их там – тьма ваще. Сходи посмотри, как ни то. Вообще - на хер - бобров видимо невидимо. Там и орел, и цапля на болотах-то. Да, посмотри сходи.
Так что я – ни-ни, только чай с конфетами. Ты мне конфет вон обещал… Привез? Ну, это, ты друг, да. Крыша-то ваша че после зимы? Протекает, нет? Мы с Генычем вроде нормально там все проложили, промазали по уму, ниче течь не должно.
Жалко болгарки не было.
А Геныч, чего Геныч? Да. У него ж зазноба в Грязи. Ларка эта вот, ага. Многодетная. Только похлеще нас с тобой, между прочим, лупит. Геныч ее сколько раз и в зашивку, и туда, и сюда, и по больницам.
Он ей такой – иди работу ищи. Детей ее обихаживал. То шоколадок им, то фигадок. Ворота на дворе приладил с болгаркой моей. Орто-фосфорной кислотой по уму, чтоб не ржавели, прокрыл. Генка-то, ну ты ж знаешь, рукастый.
Я болгарку и давать не хотел. А он такой – ну дай и дай. Ну я че? Ну на, че!
Волос у ней, у Ларки-то рыжий везде такой – как медный таз.
Так Геныч, прикинь, прядь волос Ларкиных у себя держал. Вроде как медальон. В банке из-под этих... монпансье? Помнишь небось тоже? Я и не такие слова знаю, ты че?
У него в этой банке шурупы лежали. Он их, значит, в банку-то от чая пересыпал мою, а туда, значит, Ларку.
Дочка? Дочка моя хорошо. Ходит вовсю. Мы ей игрушки всякие, фигушки, и вон сливки у Фермера, и то, и се, и пято… Я вона их возил по всяким прививкам-шмививкам платным, да. Она такая знаешь, как че увидит – сразу дай. Боевая такая. Привезу к вашей-то поиграть, а?
Ты своей сливок-то у Фермера возьми.
Угостишь?
С ментолом они у тебя, что ль? Прямо глотку дерут.
Машину мы кстати дочке купили – прикинь – с нее ростом. Так моя еще паровоз какой-то углядела. Конструктор-фигуктор. А мы, помню, с пацанами, бомбы делали, так меня, слышь, как-то карбидом так на хер долбануло – три дня ваще не слышал на хер и карбидом пах. Ну не в полтора года, конечно, хе…
Так что дочка скоро меня перерастет и замуж.
Ну и, короче, Ларка жениха себе нашла. Ну да.
Геныч как услышал, что у нее кто-то есть, все кусты сапогами искидал. И топор наш еще зафигачил. Я, прикинь, топор этот наутро искал – все кусты на брюхе излазил. Он говорит – не помню ничего.
Я ему такой – а че ты хочешь? Че хочешь-то? А он такой – не могу и все.
Ну и короче свадьба у нее.
Геныч-то ей всю зиму дрова пилил. Ты ж его знаешь, его попроси – он сразу. Это меня уговаривать надо.
О! Опять запел. Видать гнездо будет. Верещит, старается. Бабу себе ищет. Да не, красиво-то оно понятно… Только ночью вот это цык, цык, цык. Я всегда о крокодилах думаю. Черт знает почему.
Свадьба? Ну да. Нашла себе, значит.
Чай будешь нет?
А то мне сейчас вона к Лысой, просила окна утеплить. Вечно: «Валер, а давай то, Валер, а посмотри се».
Так будешь чай-то?
Ей Геныч еще весной пообещал, так она впилась и не слезает. А у меня еще Фермер с сортиром, Киношник с прудом своим – это каждую весну теперь ебатория его пруд чистить. И жирных потом туда запускать, как их? Геи? Гои? Кои! Кои! К середине лета отожрутся, плавать не могут. Ну! Я тебе говорю! Лошади!
Ларка соседей, значит, назвала.
Я его отговаривал. Но он ж упертый. Ну и поперлись, значит. Он, такой, спилю ворота, говорит, нах. Я ему – не дури. Отдай болгарку, говорю.
Чего? Ну и чего: пырнула его.
Я - на дворе был, а они на кухне. Ларка вроде за бутылкой на кухню, а Геныч вроде ее за руку похватал, а она брыкаться, а он вроде как снова… Ну и слово за слово, да и, как говорится...
Ну и че… Не довезли. В живот прям, прикинь?
Пока «Скорая»-шморая, да до города пока догромыхали, у нас-то ведь – только травмпункт. Ну и вот.
Ларка сама видать не въехала. По двору бегает. На ней юбка светлая, вся в крови, до подола аж.
Ей со «Скорой» тоже чего-то вкатили. Она баба-то большая, с меня ростом. Волосы торчком и кровища. Двое держут, она блажит, а сестра херак – в бедро ей шприц прям.
Ну а че будет? Ниче с ней не будет. Участковый-то – сосед.
Вон – видишь, чай у меня теперь. Коллекцию собираю, прикинь? С мятой-шмятой, с этим – как его – чабрецом-мабрецом. Моя еще ромашку притащила. Печень чистит, говорит.
Теперь все сам делай. И Фермеру, и Лысой, и всем. Да мне и не нужен никто. Сделаем. Нормально.
Это стакан с трещиной. Давай полотенце дам.
И домик – ну это – попросил я Геныча, значит, дочке. Чтоб – это – как настоящий - с дверями там, с трубой, ставни чтоб, ну знаешь… Он рисунок, сказал, сначала рисовать будем, проект, прикинь? Чтобы все по-взрослому.
Болгарка у него так и осталась.
И соловей еще - так и чешет, зараза, ну что ты делать будешь?
Не, мне платок не нужен, ты че?