КОНСТАНТИН ЛАТЫФИЧ / ПИСЬМЕНА МЕЖДУРЕЧЬЯ
Таблица XI
…отпускай хлеб свой по водам. (Еккл. 11,2)
Человек не судит о пыли, которая падает на сандалии и рад, что они в песке
горячем – в полдень, и холодном - в полночь, и поэтому он на плач Гекубы
в далёкой стране, откликается как на близкий, и, рассеивая его в своей тоске
от пустыни перед глазами и пустыни в памяти, уже не в плоскости, но в кубе,
чьи грани подвижны и не достигаемы видит, что к шедшей косяками треске
во всех океанах стремятся акулы. И соль мешается с кровью на каждом зубе.
Там аппарат, потерянный телескопами, сигнал подаёт и ответа уже не ждёт
на весть о планетах синих и ледяных, на весть о калёных планетах красных.
О метановых грозах и серных ливнях, о том, как древовидная молния шьёт
коричневые облака. И каждый удар, совмещаем с мыслью о шаге властных
царей по террасам садов, под которыми колесо вращают рабы, и воду льёт
из кожаных вёдер на принесённую землю - Смотритель, и цветение разных
кустарников и деревьев рассыпается белыми купами в чистый ультрамарин.
Их ветви стремятся вверх над каждым ярусом, над прямоугольным камнем.
Они полнят пейзаж изгибами, стирая в нём смерть, как снимает жар аспирин.
Так два слова: «прости меня» утоляют боль, что размотана укором давним
в мышце сердечной - волокнами. И сразу не кислым становится мандарин
во рту, но сладким на вкус. И с гулким, размеренным боем тимпана ранним:
человек про себя произносит: «Там где, в туннелях не распадаются костяки,
рядом глиняные птицы взлетают с ладоней, и, хлопая в такт крыльями, цели
не ведают. Им всё равно каким будет берег, и какие маслины выросли у реки.
Для них небеса – ковчег, а облака изменяют ритмы для медленной ритурнели
теней от них: на снегах Джомолунгмы, на травы саванн и степей, и богиня Ки
их не притянет к себе». С чёткостью метронома и лёгкой точностью акварели
они разгоняют темп кружения дервишей в танце и, в такт с ним, всех стрекоз
над оградами палисадников, мошек над керосинками и кисточек над оригами
И в хороводах столбы переходят в вожжи. И шорох метели с запахом тубероз
отливаются в слоги, которые, будто сено с пастбищ, удерживаются стогами
протуберанцев солнц, опаляющих Волопаса, что догоняет под самое утро Воз
и продолжаются пульсом артерий: то ровно, то с аритмией, и своими шагами
тогда, каждый, кто пробует идти, измеряет судьбу как переменную величину
заключённую в квадрат кабинета, борозду на пашне, колею на ледовом круге
спидвея, до остановки где, как в цезуре, возможно до конца любую свою вину
признать. Там опознают себя, касанием лба о лоб, засыпающие друг на друге.
И «Boing» перед посадкой выпускает шасси, субмарина на заданную глубину
уходит, дважды два равняется четырём, и боевому всаднику форма подпруги
и седла для лошади ясна, как астроному понятен час взрыва сверхновой, краб
туманности от неё, и взлёт бабочки над абрикосами для рисующего иероглиф
на рисовой бумаге, там причина для до диеза «Лунной» сонаты, и там баобаб
вставшему под ветви его, исполняет желания, там по древесной коре апокриф
и по камням погоду вслух читают волхвы; толкователь - шут, ясновидец- раб
- цари над царями; железные столпы не заржавеют; силой льва и орла Гриф
хранит тех, кто на стадионе ждёт гола, меняет деньги на деньги, и в аэропорт
на такси спешит, множит себя «В Контакте» и «Одноклассниках», и забивая
новые номера в iPhone, надеется помнить о них, выходя и на теннисный корт.
Тех, кто карту в «Spa - центр» заказывает за три месяца, и про себя повторяя
названия из каталога туриста, старается не перепутать их, чтоб фьорд и форт
остались фьордом и фортом, кто горд новым выбором Руководителей, кивая
на их последние рейтинги; всех, кто на параде военном, в сплошном строю
сводит каблуки единым щелчком, и кто на демонстрациях своим протестом
доволен, кто нефтяную скважину бурит среди барханов, кто на самом краю
Северной земли в заснеженной тьме зажигает фонарь, и кто доволен местом
на садовой скамейке у бани, с журналом кроссвордов, в близком своем раю.
И всех, кто, ступая на тени набухших почек берёз и лип, спасается крестным
ходом. Там, вера во всё то, что есть, заводит пульсары, и ускоряя их оборот,
сжимает до ядер текучих, чтоб с каждым выдохом все они жгли повсеместно
пустоты, где ноль по Кельвину, чтобы словом живым полнилось горло и рот
вслух мог говорить без страха быть не услышанным, и с хмелем или пресно
приготовленный, этот хлеб легко отпускался по водам, когда лодки - в порт
от плотин плывут по Евфрату и Тигру, и когда баржам с кораблями не тесно
на Волге и Днепре, и к тем прибивался течением тихим и течением быстрым,
кто ищет его, путая скрижали с конечным правилами не им придуманных игр,
кто боится стать нищим, и поэтому мечтает побыть банкиром или министром;
кто плутает по супермаркетам, где январские распродажи, словно слезу и сыр,
с будущим счастьем пытается совместить, и для того по большим канистрам
разливает вино; и кто от грусти захлопнул зонт, и в плаще, протёртом до дыр,
под августовским ливнем хочет промокнуть. Для них тот, чей зёв окреп, в дар
единым глаголом: «быть», удаляет возможный пробел, не оставляя для: «либо»
мест, и в этом глаголе не всё кончается, не остывает до льдов, и лесной пожар
не настигает в нём никого, и поезда с полустанков отходят в тайгу Транссиба. И кто повторяет его, тот полую сферу сам обращает в цельный и плотный шар.
И услышит тогда везде: «это будет так», и в ответ напишет всегда: «Спасибо».
13.01.2013
___________________________
*Ритурнель - в танцевальной музыке — вступительный и заключительный инструментальный отрывок в танце. Часто звучит рефреном.
**Ки - в шумеро-аккадской мифологии — богиня земли, богиня-мать, супруга бога Энки.
***Столбы - первая фигура хоровода. Действо, которое символизирует продолжение рода. Вожжи - вторая фигура хоровода, когда его участники движутся змейкой с постепенно уменьшающейся амплитудой.
****Созвездие Волопаса заходит в северном полушарии вслед за созвездием Большой Медведицы (Возом) под утро. Тому есть и литературное свидетельство: «Вслед за Возами идет Волопас, заходящий под утро». (Арат Солийский «Небесные явления».)
*****Гриф – одно из названий Грифона состоящего из небесной(орёл) и земной(лев) сущностей. Эти существа в мифологии Месопотамии определялись как носители божества, впоследствии – херувимы.
Гимн XI
Принеси в дар хлеб. Тот хлеб,
который ты сотворил хлебом.
И тогда этот хлеб – твой.
В руках твоих хлеб. Хлеб дан тебе в дар.
В дар тебе дано то, чего ты хотел.
И этот дар ты хочешь назвать своим.
Ты хочешь назвать своим то, что тебя радует.
И то, что радует тебя как дар, ты называешь хлебом.
И то, что ты называешь хлебом – радует тебя как дар.
И тогда хлеб, как дар – ты называешь радостью.
Так хлеб становится радостью, и так радость становится хлебом.
И то, что есть для тебя радость – есть для тебя хлеб.
И то, что есть для тебя хлеб – ты хочешь оставить радостью.
И то, что ты хочешь оставить радостью – ты хочешь оставить хлебом.
Ты хочешь оставить радостью и хлебом то, что стало тобой.
И то, что стало тобой – стало только тобой.
И только тобой стала радость, данная тебе в дар, как хлеб.
И только тобой стал хлеб, который тебе дан, как радость.
И только тобой стал дар, который дан тебе, как дар.
И тогда, оставляя себе хлеб, - ты хочешь оставить себя.
И тогда, оставляя себе радость, – ты хочешь оставить себя.
И тогда, оставляя себе дар, - ты хочешь оставить себя.
И тогда, оставляя себе себя, - ты оставляешь себе себя.
И когда ты оставляешь себе себя, - ты не знаешь хлеба.
И когда ты оставляешь себе себя, - ты не знаешь радости.
И когда ты оставляешь себе себя – ты не знаешь дара.
И когда ты оставляешь себе себя, - ты не знаешь - что стало тобой.
И когда ты не знаешь - что стало тобой, ты не оставляешь себе себя.
И когда ты не оставляешь себе себя – не станет тебя.
И когда не станет тебя – не станет радости.
И когда не станет радости – не станет хлеба.
И тогда тот, кто отдает дар, ищет того, кто принимает дар.
И тот, кто принимает дар, тот знает, что есть дар
И тот, кто принимает дар, тот знает, что дар есть хлеб.
И тот, кто принимает дар, тот знает, что дар есть радость.
И тот, кто знает, что дар есть радость – принимает дар.
И тот кто принимает дар, тот отдает хлеб.
И тогда тот, кто отдает хлеб, тот станет хлебом.
И тот, кто станет хлебом, тот станет радостью.
И тот, кто сам станет радостью, тот знает, что он есть дар.
И тот, кто знает, что он есть дар, тот знает, что он есть хлеб.
И тот, кто знает, что он есть хлеб, тот знает, что он есть радость.
И тот, кто знает, что он есть радость, тот знает, что он – есть.
Принеси в дар хлеб. Тот хлеб,
который ты сотворил хлебом.
И тогда этот хлеб – твой.
27 июля 2013.
Таблица XII
Побеждающему дам вкушать ( Откр. 2; 7)
Спасибо, - говорит в ответ, тот, кто слышит единый ритм в тихом покое шатра
и в медленных кольцах дуба. Рядом сбитое масло, пресный хлеб - на три куска,
и молоко на три чаши делятся без остатка. И, приносящий их, ведает как ветра
и все реки начинаются от одного истока. Между вопросом и ответами не тоска
там, а трепет и, бросая снежки у пристани, ждут ледохода школьники, и вечера во дворах коротают пенсионеры за шахматами; дворники, когда чужие войска
уходят из городов, начинают мести тротуар; по часам на руке время прибытия
поезда с циферблатом над платформой сверяет купивший цветы; ночью дожди
по радио обещают метеорологи, роса покрывает газоны, среди колб - открытия
нового металла у цифр и значков таблицы просит аспирант; на экранах вожди
в пиджаках и галстуках сменяют вождей во френчах; и у холста – лишь наития
от всех колосков ещё не поспевшей ржи, от грозового облака, от приказа: «Иди
и смотри», - ищет рисовальщик, чтобы стрелами вверх устремить живые сосны
рядом с мёртвыми соснами; и над полем стригущих ласточек, и двух тропинок
развилку с протоптанной колеёй и редкой травой, - вписывать в круг, где вёсны
растапливают снега; и жирнеет пористый чернозём, шитый изморозью суглинок
оттаивает, печень овцы вещает о севе, от мякоти спелого финика крепнут дёсны
младенца, засыпающего под виноградником и смоковницей; и синий барвинок,
снятый с входной двери, снова растет в земле, где брошенные семена кунжута
лопаются, и белыми цветками россыпью, в местах, точно отмеченных веткой
на глиняной карте, достигают горизонта. В хижинах, возле каналов, зёрна нута
вечером перебирают у очага, перетирают камнями; за мелко сплетённой сеткой
светляки редкими вспышками подсказывают им цель для утреннего маршрута
навстречу мулам, которые тянут лодки, чтобы догнать коней, на которых метко
стреляющие лучники оберегают статуи Энки и Ану, и в столицу под Новый год*
их на деревянных телегах везут к святилищу. Там, под золотистым балдахином,
в день равноденствия от пощечин жреца плачет царь, чтоб засушливый недород
не сменил тучные месяцы, и на площади хором: «Сохрани все борозды сохи нам
от саранчи, и потопа под быстрым Меркурием», - те, кто именуют себя «народ»,
поют на площади перед зиккуратом. Так на высыхающем полотне - мастихином
совмещает с ударами кисти, пишущий стебли подсолнухов, и поэтому стройно
они под яростным Солнцем в полях стоят, как под куполом, задержав дыхание,
неофиты, найдя тихое Солнце в грудном сплетении, веря, что оттого спокойно
матери баюкают детей, корабли не ломает шторм, Луна – наверху, и колыхание
почвы на болотах под ней – еще не трясина, в которой падшим туда, не знойно,
но безразлично до Псов и Медведицы. В них движенье всех звёзд, как порхание
всех аполлонов на алтайских лугах и в сибирской тайге траурниц и лимонниц,
и в амазонских джунглях всех парусников, - накрепко связано точным словом
в узел единый, словно хомут и колокол, и благодарным эхом от сотен звонниц
на быстром Днепре и широкой Волге повторено, чтоб в ладьях рыбари уловом
обильным рвали сети свои; в заметённых избах, с прозрачной слюдой оконниц,
не стыла печь; верблюды в степях находили арык; белки - орехи в бору еловом
чтобы в сырой прихожей зажженная спичка всегда - для Пирры и Девкалиона
могла освещать: танцплощадки и гипсовых футболистов, которые под пухом
клёна в скверах стерегут врата; орхестры под кипарисами, торжища Вавилона,
куда кости с Парнаса летят, и пары танцуют под блюз; и, не погибшего духом
героя, оплакивает хор; жрицы славят Иштар, и вспять от встречного аквилона
рассыпается чёрный торнадо; и гибельный Нот стихает; и к носатым старухам
в плотных снах тех, кто лицом повернут к стене, по растущей с небес фасоли
спускается Оле-Лукойе. Он молоком со спящих глаз изнутри смывает печаль.
Раскрыв в левой подмышке зонт с китайской росписью и, вращая его, от боли
спасает. И тогда, еще до пробуждения в сумраке комнаты, прозвенит хрусталь
вазы на подоконнике, и обугленный страстью куст - фейерверком желтофиоли
вспыхивает и не сгорает, и можно босиком по полу до окна пройти, и для роли
своей прочтение найти - в моргающем светофоре и в плоских террасах крыш;
в раскладе карт Таро; в призмах пасечных сот, что сочатся гречишным мёдом;
в строке: «Я вас любил»; в тишине полуподвала, где даже кот не пугает мышь
и варёный картофель под жестяною лампой, во времена, скованные гололёдом,
на пятерых делится поровну; в дудке или скипетре, чьи очертанья готов камыш
тому открыть, кто просит о них, чтоб богатым собой, как почва и воздух йодом
стать, и - стеклянным городом, с воротами без замков; улицами, что повторяют
борозды на одной ладони к дворцу из яшмы, и борозды вложенной в нёё ладони
к нему же, и в дерево - позвоночник вросли двенадцать пар рёбер, что не теряют
крепости, как двенадцать башен сторожевых. За ними больше не спят и фелони
не отстирывают; и о собственном доме не просят, а потому находят и не роняют
ключи от него. И в ровном свете, с часами без стрелок, вдвоем на узком балконе
стоят там те, кто его достиг. «Это ведь правда, - говорит один, - что страха нет».
«И это неправда, - отвечает другая, - что каждый конец самого себя, и не долог
век его». «Значит, жесту моему длиться без остановки; такому же жесту в ответ
длиться без окончания». И продолжается действо, если за всеми задёрнут полог.
И для новых Таблиц дубсар отточив стило и повторив алфавит, исполняет обет.
И всегда находит его письмена, - лопатой ударивший в жёсткий грунт, археолог.
12 февраля 2013.
12 ч 35 мин.
________________
*Согласно различным поверьям цветы барвинка охраняли дом от злых духов.
**В государствах Междуречья Новый год праздновали в день равноденствия. Для этого в столичные святилища привозились статуи божеств. Само празднество длилось 12 дней, и включало себя, в том числе, обращение жреца к божествам, связанным с планетой Меркурий, относительно будущего урожая, а также покаяние царя.
***Пирра и Девкалион – по древнегреческой мифологии, единственные люди, спасшиеся после потопа, который устроил Зевс, оставив дуть лишь южный ветер Нот, приносящий дождь. Возрождая людей, они бросали с горы Парнас кости Матери-Земли.
Гимн XII
Большие города распадаются на три части,
когда приходит им срок – стать чёрными.
И тогда появляются белые города между рек.
На земле - города. Города – как и ты.
Улицы городов – это кости твои и вены.
И город - чёрен, если улицы его черны.
И город - бел, если улицы его светлеют.
И если вены прозрачны и кость светла – светлы улицы.
И если светлы улицы, то светел гром над улицами.
И если светел гром над улицами, то светел дождь.
И если светел дождь, то тело под дождем светло.
И тогда под дождем светлы улицы города, который бел.
И тогда город, который бел, – светел в костях и венах.
И если город в костях и венах – бел, то кости и вены хотят знать что они - белы.
И тот, кто хочет знать что он - бел, тот ищет чёрное в белом.
И тот, кто ищет чёрное в белом, тот находит чёрное в белом.
И тот кто, ищет чёрное в белом, тот смотрит на чёрное, чтоб знать он сам бел.
И тот, кто смотрит на чёрное, чтоб знать, что он сам бел - чёрен.
И тот, кто чёрен, тот знает что кости и вены его черны.
И тот, кто знает, что кости и вены его - черны, тот не знает что сам он бел.
И тот, кто не знает, что сам он бел, – не знает, что улицы - белы.
И когда не знают, что улицы – белы, улицы – не белы.
И когда улицы не белы, города – черны.
И в чёрных городах – черны гром и дождь над улицами.
И в чёрных городах – черны тела под дождём.
И тогда в чёрных телах – черны кости и вены.
И тогда чёрные города черны - в чёрных костях и венах.
И если города черны в чёрных костях и венах, тогда – черно.
И когда черно – черно. И это черно означает: «нет».
И то, что означает «нет» означает «нет» тому, что черно.
И то, что означает «нет» тому, что черно – не чёрно.
И так то, что стало чёрным – не стало чёрным.
И так то, что не стало чёрным – не стало быть.
И то, что не стало - быть, ищет – быть.
И то, что ищет быть – есть.
И так то, что есть - не черно, знает что есть – белое.
И то, кто знает, что есть белое – бел.
И кто знает, что есть белое – кости и вены того белы.
И тот, чьи кости и вены белы знает, что белы улицы.
И тот кто знает, что белы улицы, тот строит город, который бел.
И тот, кто строит город, который бел, знает что бел гром.
И тот, кто знает, что бел гром, тот знает что бел - дождь
И тот, кто знает, что бел дождь, знает, что тело под дождем – бело.
…и большие города распадаются на три части,
когда приходит им срок – стать чёрными.
И тогда появляются белые города между рек.
…отпускай хлеб свой по водам. (Еккл. 11,2)
Человек не судит о пыли, которая падает на сандалии и рад, что они в песке
горячем – в полдень, и холодном - в полночь, и поэтому он на плач Гекубы
в далёкой стране, откликается как на близкий, и, рассеивая его в своей тоске
от пустыни перед глазами и пустыни в памяти, уже не в плоскости, но в кубе,
чьи грани подвижны и не достигаемы видит, что к шедшей косяками треске
во всех океанах стремятся акулы. И соль мешается с кровью на каждом зубе.
Там аппарат, потерянный телескопами, сигнал подаёт и ответа уже не ждёт
на весть о планетах синих и ледяных, на весть о калёных планетах красных.
О метановых грозах и серных ливнях, о том, как древовидная молния шьёт
коричневые облака. И каждый удар, совмещаем с мыслью о шаге властных
царей по террасам садов, под которыми колесо вращают рабы, и воду льёт
из кожаных вёдер на принесённую землю - Смотритель, и цветение разных
кустарников и деревьев рассыпается белыми купами в чистый ультрамарин.
Их ветви стремятся вверх над каждым ярусом, над прямоугольным камнем.
Они полнят пейзаж изгибами, стирая в нём смерть, как снимает жар аспирин.
Так два слова: «прости меня» утоляют боль, что размотана укором давним
в мышце сердечной - волокнами. И сразу не кислым становится мандарин
во рту, но сладким на вкус. И с гулким, размеренным боем тимпана ранним:
человек про себя произносит: «Там где, в туннелях не распадаются костяки,
рядом глиняные птицы взлетают с ладоней, и, хлопая в такт крыльями, цели
не ведают. Им всё равно каким будет берег, и какие маслины выросли у реки.
Для них небеса – ковчег, а облака изменяют ритмы для медленной ритурнели
теней от них: на снегах Джомолунгмы, на травы саванн и степей, и богиня Ки
их не притянет к себе». С чёткостью метронома и лёгкой точностью акварели
они разгоняют темп кружения дервишей в танце и, в такт с ним, всех стрекоз
над оградами палисадников, мошек над керосинками и кисточек над оригами
И в хороводах столбы переходят в вожжи. И шорох метели с запахом тубероз
отливаются в слоги, которые, будто сено с пастбищ, удерживаются стогами
протуберанцев солнц, опаляющих Волопаса, что догоняет под самое утро Воз
и продолжаются пульсом артерий: то ровно, то с аритмией, и своими шагами
тогда, каждый, кто пробует идти, измеряет судьбу как переменную величину
заключённую в квадрат кабинета, борозду на пашне, колею на ледовом круге
спидвея, до остановки где, как в цезуре, возможно до конца любую свою вину
признать. Там опознают себя, касанием лба о лоб, засыпающие друг на друге.
И «Boing» перед посадкой выпускает шасси, субмарина на заданную глубину
уходит, дважды два равняется четырём, и боевому всаднику форма подпруги
и седла для лошади ясна, как астроному понятен час взрыва сверхновой, краб
туманности от неё, и взлёт бабочки над абрикосами для рисующего иероглиф
на рисовой бумаге, там причина для до диеза «Лунной» сонаты, и там баобаб
вставшему под ветви его, исполняет желания, там по древесной коре апокриф
и по камням погоду вслух читают волхвы; толкователь - шут, ясновидец- раб
- цари над царями; железные столпы не заржавеют; силой льва и орла Гриф
хранит тех, кто на стадионе ждёт гола, меняет деньги на деньги, и в аэропорт
на такси спешит, множит себя «В Контакте» и «Одноклассниках», и забивая
новые номера в iPhone, надеется помнить о них, выходя и на теннисный корт.
Тех, кто карту в «Spa - центр» заказывает за три месяца, и про себя повторяя
названия из каталога туриста, старается не перепутать их, чтоб фьорд и форт
остались фьордом и фортом, кто горд новым выбором Руководителей, кивая
на их последние рейтинги; всех, кто на параде военном, в сплошном строю
сводит каблуки единым щелчком, и кто на демонстрациях своим протестом
доволен, кто нефтяную скважину бурит среди барханов, кто на самом краю
Северной земли в заснеженной тьме зажигает фонарь, и кто доволен местом
на садовой скамейке у бани, с журналом кроссвордов, в близком своем раю.
И всех, кто, ступая на тени набухших почек берёз и лип, спасается крестным
ходом. Там, вера во всё то, что есть, заводит пульсары, и ускоряя их оборот,
сжимает до ядер текучих, чтоб с каждым выдохом все они жгли повсеместно
пустоты, где ноль по Кельвину, чтобы словом живым полнилось горло и рот
вслух мог говорить без страха быть не услышанным, и с хмелем или пресно
приготовленный, этот хлеб легко отпускался по водам, когда лодки - в порт
от плотин плывут по Евфрату и Тигру, и когда баржам с кораблями не тесно
на Волге и Днепре, и к тем прибивался течением тихим и течением быстрым,
кто ищет его, путая скрижали с конечным правилами не им придуманных игр,
кто боится стать нищим, и поэтому мечтает побыть банкиром или министром;
кто плутает по супермаркетам, где январские распродажи, словно слезу и сыр,
с будущим счастьем пытается совместить, и для того по большим канистрам
разливает вино; и кто от грусти захлопнул зонт, и в плаще, протёртом до дыр,
под августовским ливнем хочет промокнуть. Для них тот, чей зёв окреп, в дар
единым глаголом: «быть», удаляет возможный пробел, не оставляя для: «либо»
мест, и в этом глаголе не всё кончается, не остывает до льдов, и лесной пожар
не настигает в нём никого, и поезда с полустанков отходят в тайгу Транссиба. И кто повторяет его, тот полую сферу сам обращает в цельный и плотный шар.
И услышит тогда везде: «это будет так», и в ответ напишет всегда: «Спасибо».
13.01.2013
___________________________
*Ритурнель - в танцевальной музыке — вступительный и заключительный инструментальный отрывок в танце. Часто звучит рефреном.
**Ки - в шумеро-аккадской мифологии — богиня земли, богиня-мать, супруга бога Энки.
***Столбы - первая фигура хоровода. Действо, которое символизирует продолжение рода. Вожжи - вторая фигура хоровода, когда его участники движутся змейкой с постепенно уменьшающейся амплитудой.
****Созвездие Волопаса заходит в северном полушарии вслед за созвездием Большой Медведицы (Возом) под утро. Тому есть и литературное свидетельство: «Вслед за Возами идет Волопас, заходящий под утро». (Арат Солийский «Небесные явления».)
*****Гриф – одно из названий Грифона состоящего из небесной(орёл) и земной(лев) сущностей. Эти существа в мифологии Месопотамии определялись как носители божества, впоследствии – херувимы.
Гимн XI
Принеси в дар хлеб. Тот хлеб,
который ты сотворил хлебом.
И тогда этот хлеб – твой.
В руках твоих хлеб. Хлеб дан тебе в дар.
В дар тебе дано то, чего ты хотел.
И этот дар ты хочешь назвать своим.
Ты хочешь назвать своим то, что тебя радует.
И то, что радует тебя как дар, ты называешь хлебом.
И то, что ты называешь хлебом – радует тебя как дар.
И тогда хлеб, как дар – ты называешь радостью.
Так хлеб становится радостью, и так радость становится хлебом.
И то, что есть для тебя радость – есть для тебя хлеб.
И то, что есть для тебя хлеб – ты хочешь оставить радостью.
И то, что ты хочешь оставить радостью – ты хочешь оставить хлебом.
Ты хочешь оставить радостью и хлебом то, что стало тобой.
И то, что стало тобой – стало только тобой.
И только тобой стала радость, данная тебе в дар, как хлеб.
И только тобой стал хлеб, который тебе дан, как радость.
И только тобой стал дар, который дан тебе, как дар.
И тогда, оставляя себе хлеб, - ты хочешь оставить себя.
И тогда, оставляя себе радость, – ты хочешь оставить себя.
И тогда, оставляя себе дар, - ты хочешь оставить себя.
И тогда, оставляя себе себя, - ты оставляешь себе себя.
И когда ты оставляешь себе себя, - ты не знаешь хлеба.
И когда ты оставляешь себе себя, - ты не знаешь радости.
И когда ты оставляешь себе себя – ты не знаешь дара.
И когда ты оставляешь себе себя, - ты не знаешь - что стало тобой.
И когда ты не знаешь - что стало тобой, ты не оставляешь себе себя.
И когда ты не оставляешь себе себя – не станет тебя.
И когда не станет тебя – не станет радости.
И когда не станет радости – не станет хлеба.
И тогда тот, кто отдает дар, ищет того, кто принимает дар.
И тот, кто принимает дар, тот знает, что есть дар
И тот, кто принимает дар, тот знает, что дар есть хлеб.
И тот, кто принимает дар, тот знает, что дар есть радость.
И тот, кто знает, что дар есть радость – принимает дар.
И тот кто принимает дар, тот отдает хлеб.
И тогда тот, кто отдает хлеб, тот станет хлебом.
И тот, кто станет хлебом, тот станет радостью.
И тот, кто сам станет радостью, тот знает, что он есть дар.
И тот, кто знает, что он есть дар, тот знает, что он есть хлеб.
И тот, кто знает, что он есть хлеб, тот знает, что он есть радость.
И тот, кто знает, что он есть радость, тот знает, что он – есть.
Принеси в дар хлеб. Тот хлеб,
который ты сотворил хлебом.
И тогда этот хлеб – твой.
27 июля 2013.
Таблица XII
Побеждающему дам вкушать ( Откр. 2; 7)
Спасибо, - говорит в ответ, тот, кто слышит единый ритм в тихом покое шатра
и в медленных кольцах дуба. Рядом сбитое масло, пресный хлеб - на три куска,
и молоко на три чаши делятся без остатка. И, приносящий их, ведает как ветра
и все реки начинаются от одного истока. Между вопросом и ответами не тоска
там, а трепет и, бросая снежки у пристани, ждут ледохода школьники, и вечера во дворах коротают пенсионеры за шахматами; дворники, когда чужие войска
уходят из городов, начинают мести тротуар; по часам на руке время прибытия
поезда с циферблатом над платформой сверяет купивший цветы; ночью дожди
по радио обещают метеорологи, роса покрывает газоны, среди колб - открытия
нового металла у цифр и значков таблицы просит аспирант; на экранах вожди
в пиджаках и галстуках сменяют вождей во френчах; и у холста – лишь наития
от всех колосков ещё не поспевшей ржи, от грозового облака, от приказа: «Иди
и смотри», - ищет рисовальщик, чтобы стрелами вверх устремить живые сосны
рядом с мёртвыми соснами; и над полем стригущих ласточек, и двух тропинок
развилку с протоптанной колеёй и редкой травой, - вписывать в круг, где вёсны
растапливают снега; и жирнеет пористый чернозём, шитый изморозью суглинок
оттаивает, печень овцы вещает о севе, от мякоти спелого финика крепнут дёсны
младенца, засыпающего под виноградником и смоковницей; и синий барвинок,
снятый с входной двери, снова растет в земле, где брошенные семена кунжута
лопаются, и белыми цветками россыпью, в местах, точно отмеченных веткой
на глиняной карте, достигают горизонта. В хижинах, возле каналов, зёрна нута
вечером перебирают у очага, перетирают камнями; за мелко сплетённой сеткой
светляки редкими вспышками подсказывают им цель для утреннего маршрута
навстречу мулам, которые тянут лодки, чтобы догнать коней, на которых метко
стреляющие лучники оберегают статуи Энки и Ану, и в столицу под Новый год*
их на деревянных телегах везут к святилищу. Там, под золотистым балдахином,
в день равноденствия от пощечин жреца плачет царь, чтоб засушливый недород
не сменил тучные месяцы, и на площади хором: «Сохрани все борозды сохи нам
от саранчи, и потопа под быстрым Меркурием», - те, кто именуют себя «народ»,
поют на площади перед зиккуратом. Так на высыхающем полотне - мастихином
совмещает с ударами кисти, пишущий стебли подсолнухов, и поэтому стройно
они под яростным Солнцем в полях стоят, как под куполом, задержав дыхание,
неофиты, найдя тихое Солнце в грудном сплетении, веря, что оттого спокойно
матери баюкают детей, корабли не ломает шторм, Луна – наверху, и колыхание
почвы на болотах под ней – еще не трясина, в которой падшим туда, не знойно,
но безразлично до Псов и Медведицы. В них движенье всех звёзд, как порхание
всех аполлонов на алтайских лугах и в сибирской тайге траурниц и лимонниц,
и в амазонских джунглях всех парусников, - накрепко связано точным словом
в узел единый, словно хомут и колокол, и благодарным эхом от сотен звонниц
на быстром Днепре и широкой Волге повторено, чтоб в ладьях рыбари уловом
обильным рвали сети свои; в заметённых избах, с прозрачной слюдой оконниц,
не стыла печь; верблюды в степях находили арык; белки - орехи в бору еловом
чтобы в сырой прихожей зажженная спичка всегда - для Пирры и Девкалиона
могла освещать: танцплощадки и гипсовых футболистов, которые под пухом
клёна в скверах стерегут врата; орхестры под кипарисами, торжища Вавилона,
куда кости с Парнаса летят, и пары танцуют под блюз; и, не погибшего духом
героя, оплакивает хор; жрицы славят Иштар, и вспять от встречного аквилона
рассыпается чёрный торнадо; и гибельный Нот стихает; и к носатым старухам
в плотных снах тех, кто лицом повернут к стене, по растущей с небес фасоли
спускается Оле-Лукойе. Он молоком со спящих глаз изнутри смывает печаль.
Раскрыв в левой подмышке зонт с китайской росписью и, вращая его, от боли
спасает. И тогда, еще до пробуждения в сумраке комнаты, прозвенит хрусталь
вазы на подоконнике, и обугленный страстью куст - фейерверком желтофиоли
вспыхивает и не сгорает, и можно босиком по полу до окна пройти, и для роли
своей прочтение найти - в моргающем светофоре и в плоских террасах крыш;
в раскладе карт Таро; в призмах пасечных сот, что сочатся гречишным мёдом;
в строке: «Я вас любил»; в тишине полуподвала, где даже кот не пугает мышь
и варёный картофель под жестяною лампой, во времена, скованные гололёдом,
на пятерых делится поровну; в дудке или скипетре, чьи очертанья готов камыш
тому открыть, кто просит о них, чтоб богатым собой, как почва и воздух йодом
стать, и - стеклянным городом, с воротами без замков; улицами, что повторяют
борозды на одной ладони к дворцу из яшмы, и борозды вложенной в нёё ладони
к нему же, и в дерево - позвоночник вросли двенадцать пар рёбер, что не теряют
крепости, как двенадцать башен сторожевых. За ними больше не спят и фелони
не отстирывают; и о собственном доме не просят, а потому находят и не роняют
ключи от него. И в ровном свете, с часами без стрелок, вдвоем на узком балконе
стоят там те, кто его достиг. «Это ведь правда, - говорит один, - что страха нет».
«И это неправда, - отвечает другая, - что каждый конец самого себя, и не долог
век его». «Значит, жесту моему длиться без остановки; такому же жесту в ответ
длиться без окончания». И продолжается действо, если за всеми задёрнут полог.
И для новых Таблиц дубсар отточив стило и повторив алфавит, исполняет обет.
И всегда находит его письмена, - лопатой ударивший в жёсткий грунт, археолог.
12 февраля 2013.
12 ч 35 мин.
________________
*Согласно различным поверьям цветы барвинка охраняли дом от злых духов.
**В государствах Междуречья Новый год праздновали в день равноденствия. Для этого в столичные святилища привозились статуи божеств. Само празднество длилось 12 дней, и включало себя, в том числе, обращение жреца к божествам, связанным с планетой Меркурий, относительно будущего урожая, а также покаяние царя.
***Пирра и Девкалион – по древнегреческой мифологии, единственные люди, спасшиеся после потопа, который устроил Зевс, оставив дуть лишь южный ветер Нот, приносящий дождь. Возрождая людей, они бросали с горы Парнас кости Матери-Земли.
Гимн XII
Большие города распадаются на три части,
когда приходит им срок – стать чёрными.
И тогда появляются белые города между рек.
На земле - города. Города – как и ты.
Улицы городов – это кости твои и вены.
И город - чёрен, если улицы его черны.
И город - бел, если улицы его светлеют.
И если вены прозрачны и кость светла – светлы улицы.
И если светлы улицы, то светел гром над улицами.
И если светел гром над улицами, то светел дождь.
И если светел дождь, то тело под дождем светло.
И тогда под дождем светлы улицы города, который бел.
И тогда город, который бел, – светел в костях и венах.
И если город в костях и венах – бел, то кости и вены хотят знать что они - белы.
И тот, кто хочет знать что он - бел, тот ищет чёрное в белом.
И тот, кто ищет чёрное в белом, тот находит чёрное в белом.
И тот кто, ищет чёрное в белом, тот смотрит на чёрное, чтоб знать он сам бел.
И тот, кто смотрит на чёрное, чтоб знать, что он сам бел - чёрен.
И тот, кто чёрен, тот знает что кости и вены его черны.
И тот, кто знает, что кости и вены его - черны, тот не знает что сам он бел.
И тот, кто не знает, что сам он бел, – не знает, что улицы - белы.
И когда не знают, что улицы – белы, улицы – не белы.
И когда улицы не белы, города – черны.
И в чёрных городах – черны гром и дождь над улицами.
И в чёрных городах – черны тела под дождём.
И тогда в чёрных телах – черны кости и вены.
И тогда чёрные города черны - в чёрных костях и венах.
И если города черны в чёрных костях и венах, тогда – черно.
И когда черно – черно. И это черно означает: «нет».
И то, что означает «нет» означает «нет» тому, что черно.
И то, что означает «нет» тому, что черно – не чёрно.
И так то, что стало чёрным – не стало чёрным.
И так то, что не стало чёрным – не стало быть.
И то, что не стало - быть, ищет – быть.
И то, что ищет быть – есть.
И так то, что есть - не черно, знает что есть – белое.
И то, кто знает, что есть белое – бел.
И кто знает, что есть белое – кости и вены того белы.
И тот, чьи кости и вены белы знает, что белы улицы.
И тот кто знает, что белы улицы, тот строит город, который бел.
И тот, кто строит город, который бел, знает что бел гром.
И тот, кто знает, что бел гром, тот знает что бел - дождь
И тот, кто знает, что бел дождь, знает, что тело под дождем – бело.
…и большие города распадаются на три части,
когда приходит им срок – стать чёрными.
И тогда появляются белые города между рек.