Андрей Ковалев / НЕ ВЗДУМАЙТЕ НАЗВАТЬ ЭТОТ РАССКАЗ "МУ-МУ"
Об авторе: АНДРЕЙ КОВАЛЕВ
Родился в Новосибирске в 1963 году. Рос на дебаркадере, на берегах морей и лиманов. Потом оказался в Москве. Учился на Высших сценарных курсах и в пяти вузах. Окончил один - литературный. Роман "Ветер в оранжерее", написанный под псевдонимом Андрей Коровин, номинировался на Букера. Под псевдонимами было опубликовано еще три романа. Долго ничего не писал. Теперь пишет.
Звали его Саша Ситников. Много лет назад мы с ним работали в леспромхозе на восточном побережье Сахалина. Ловили рыбу.
В то время, когда я знал его, Ситникову было около сорока лет. Это был совершенно дикий человек с железным телом античной статуи, красивым мужественным лицом завоевателя Дикого Запада, круглыми черными детскими глазами и кудрявой черно-седой бородой, делавшей его временами похожим на известный портрет Хемингуэя. Хотя сам Ситников о существовании Хемингуэя, как, впрочем, и античных статуй, никакого представления не имел.
Черные глаза и волосы достались ему от матери, гилячки. Есть такой народ на севере Сахалина – гиляки. Детство свое Ситников провел с ними. Ловил рыбу, ездил на собаках, часть из которых весной, чтобы зря не кормить, пока не выпадет новый снег, убивали. Ел чаек и юколу. Юкола по гиляцки – это горбуша или кижач, которую во время путины закапывают без соли в холодный мокрый песок отлива, а через несколько месяцев выкапывают и едят. Вот и вся гастрономия.
Первым знакомством с цивилизацией для Ситникова стала служба в стройбате в Хабаровском крае, где он работал на лесоповале и вернулся с наколками над пальцами ног: на левой «На работу не спешите», а на правой – «На обед не опоздайте».
После дембеля он устроил битву в ресторане из-за того, что ему принесли цыпленка табака, не посыпанного табаком, и Ситникову пришлось самостоятельно потрошить «Беломор» и посыпать неправильно приготовленное поваром блюдо.
Он был добр, бесстрашен и все, что ни делал, делал как дышал. Вязал сети, гнул голыми пальцами гвозди, мгновенно бросался на помощь любому, кому было тяжело.
У него было четверо детей, мальчишек, таких же черноглазых, как и отец. Мальчишки его горячо любили. И боялись.
В жизни у Саши существовало две главные проблемы. Первая – это водка. А вторая – то, что женат он был на дочери нашего одноглазого бригадира Соколова, крепкого старика с крутым нравом. При всем своем бесстрашии тестя Ситников опасался и даже побаивался.
Одним из столпов, на которых строилась жизненная философия Ситникова, было уважение. Для него это было не просто слово и не повод к пьяным базарам. Каждый, кто знал его, чувствовал согревающую полновесность его уважения и охлаждающий душ его отсутствия. Саше было обязательно нужно уважать тех, кто был рядом. Если он не уважал, это становилось катастрофой. И он хотел, чтобы уважали также и его.
При этом, можно сказать, трагедией Ситникова было то, что его окружение относилось к нему по большей части несерьезно, и называли этого железного красавца с седой бородой не по имени-отчеству и даже не Сашей, а Сашкой.
Незаметно было, чтобы он сильно от этого страдал, но иногда, принимая на грудь, он вспоминал о своей соседке по бараку, заслуженной учительнице, и рассказывал:
- Воть это, - так он произносил: «воть это», а не «вот это», - воть это, говорит она мне: «Александр, вы не могли бы…»
- «Александр!..» - повторял он, и видно было, как это слово озаряет в секунду всю его жизнь и как еще более округляются его детские черные глаза.
Учительница в этом смысле была единственной и неповторимой.
И вот однажды.
И вот однажды Ситников, который в промежутках между ловлей рыбы и охотой работал истопником, принес из кочегарки черного щенка. Ему очень важен был этот щенок, так как незадолго перед этим Саша побывал в запое, натворил бед, напугал детишек и хотел как-то все это исправить.
Дети были в восторге. Щенок жил у них на втором этаже длинного деревянного барака, бегал с мальчишками по улицам маленького приморского городка, ходил с ними в лес, спал в детских объятиях. Щенка назвали Чернышом.
На некоторое время в семье воцарился мир. Наладились отношения даже с одноглазым тестем.
Прошло несколько месяцев. Черныш подрос. Он полюбил сидеть у крыльца барака и встречать сыновей Ситникова из школы. Встречал прыжками, облизыванием и лаем. Взрослея, стал пробовать свой характер на незнакомых прохожих, кошках и собаках - рычал и облаивал нарушителей ломающимся своим гавом.
Сосед снизу стал жаловаться на собаку. Потом жена соседа потребовала собаку убрать. Но Сашка Черныша убрать не мог. Его любили дети. И этот пес снова объединил семью Ситникова. Он был счастьем его семьи. Ситников несколько месяцев не пил.
И вот в один прекрасный день Ситникова вызвали в исполком, сказали, что на собаку его поступила жалоба, жалобу рассмотрели и приняли решение – либо он в течение недели собаку убирает из дома, куда хочет, либо сам с детьми и женой выселяется из барака.
Надо сказать, что в исполкоме знали Сашку только как кочегара и никогда не видели, как он бросается в ледяное штормовое море, чтобы помочь товарищу. Поэтому намерения чиновников были серьезные.
Сашка вернулся домой чернее ночи. Долго сидел на кровати, глядя в пол перед собой. Потом посмотрел на часы на стенке (скоро должны были закончиться уроки в школе), привязал к ошейнику Черныша веревку и пошел с собакой на улицу. Вначале он пошел в соседний барак, где купил за тридцать рублей бутылку водки, выпил половину на месте, а со второй половиной пошел к морю.
Там он достал из кармана обрывок дели (того, из чего вяжут сети), нашел камень, палку. Палку привязал к шее Черныша, камень упаковал в дель и привязал к палке. Потом взял Черныша на руки и, не разуваясь, зашел в море по грудь и бросил в волны щенка. Щенок сразу пошел на дно, а Сашка вышел на берег и сел, опустив железные свои руки между колен и стал набирать и сыпать песок.
Вдруг в море раздался визг, и Сашка увидел Черныша, гребущего отчаянно к берегу.
Узел развязался, камень выпал, и щенок с палкой на шее греб изо всех сил к хозяину. Сашка сидел и не шевелился. Щенок выскочил из прибоя и рванул к нему. Радуясь своему спасению, он бросился мокрым комком на Сашку и стал лизать его лицо.
Тогда Сашка допил свою водку, нашел новый камень, перевязал узлы и затянул их, зашел еще раз по грудь и снова бросил в зеленую воду Черныша.
Дойдя до своего барака, Ситников постучал в дверь соседа на первом этаже, а когда ему открыли, ударом в лицо сбил соседа с ног. Выскочила с криком жена соседа, но Сашка схватил ее за шиворот, вытащил на крыльцо и изо всех сил пнул мокрым ботинком в толстый зад.
Начали сбегаться люди, и кто знает, каких бед мог натворить Саша, если бы не появился муж учительницы, не обнял Сашку за плечи и не сказал: «Александр, что с вами? Идемте, Александр».
Он отвел Сашку к себе домой, где обеспокоенная учительница налила Ситникову еще и еще, пока он не начал плакать, а потом вырубился и уснул.
Когда через две недели Саша вышел из запоя, участковый рассказал ему, что жалобу на Черныша написал совсем не сосед с первого этажа, а заслуженная учительница, которая сделала это так грамотно и подробно и с такими обстоятельными копиями в вышестоящие инстанции, что местным просто ничего не оставалось делать.
И Сашке тоже ничего не оставалось делать.
Только вспоминать.
«Александр!»
Родился в Новосибирске в 1963 году. Рос на дебаркадере, на берегах морей и лиманов. Потом оказался в Москве. Учился на Высших сценарных курсах и в пяти вузах. Окончил один - литературный. Роман "Ветер в оранжерее", написанный под псевдонимом Андрей Коровин, номинировался на Букера. Под псевдонимами было опубликовано еще три романа. Долго ничего не писал. Теперь пишет.
Звали его Саша Ситников. Много лет назад мы с ним работали в леспромхозе на восточном побережье Сахалина. Ловили рыбу.
В то время, когда я знал его, Ситникову было около сорока лет. Это был совершенно дикий человек с железным телом античной статуи, красивым мужественным лицом завоевателя Дикого Запада, круглыми черными детскими глазами и кудрявой черно-седой бородой, делавшей его временами похожим на известный портрет Хемингуэя. Хотя сам Ситников о существовании Хемингуэя, как, впрочем, и античных статуй, никакого представления не имел.
Черные глаза и волосы достались ему от матери, гилячки. Есть такой народ на севере Сахалина – гиляки. Детство свое Ситников провел с ними. Ловил рыбу, ездил на собаках, часть из которых весной, чтобы зря не кормить, пока не выпадет новый снег, убивали. Ел чаек и юколу. Юкола по гиляцки – это горбуша или кижач, которую во время путины закапывают без соли в холодный мокрый песок отлива, а через несколько месяцев выкапывают и едят. Вот и вся гастрономия.
Первым знакомством с цивилизацией для Ситникова стала служба в стройбате в Хабаровском крае, где он работал на лесоповале и вернулся с наколками над пальцами ног: на левой «На работу не спешите», а на правой – «На обед не опоздайте».
После дембеля он устроил битву в ресторане из-за того, что ему принесли цыпленка табака, не посыпанного табаком, и Ситникову пришлось самостоятельно потрошить «Беломор» и посыпать неправильно приготовленное поваром блюдо.
Он был добр, бесстрашен и все, что ни делал, делал как дышал. Вязал сети, гнул голыми пальцами гвозди, мгновенно бросался на помощь любому, кому было тяжело.
У него было четверо детей, мальчишек, таких же черноглазых, как и отец. Мальчишки его горячо любили. И боялись.
В жизни у Саши существовало две главные проблемы. Первая – это водка. А вторая – то, что женат он был на дочери нашего одноглазого бригадира Соколова, крепкого старика с крутым нравом. При всем своем бесстрашии тестя Ситников опасался и даже побаивался.
Одним из столпов, на которых строилась жизненная философия Ситникова, было уважение. Для него это было не просто слово и не повод к пьяным базарам. Каждый, кто знал его, чувствовал согревающую полновесность его уважения и охлаждающий душ его отсутствия. Саше было обязательно нужно уважать тех, кто был рядом. Если он не уважал, это становилось катастрофой. И он хотел, чтобы уважали также и его.
При этом, можно сказать, трагедией Ситникова было то, что его окружение относилось к нему по большей части несерьезно, и называли этого железного красавца с седой бородой не по имени-отчеству и даже не Сашей, а Сашкой.
Незаметно было, чтобы он сильно от этого страдал, но иногда, принимая на грудь, он вспоминал о своей соседке по бараку, заслуженной учительнице, и рассказывал:
- Воть это, - так он произносил: «воть это», а не «вот это», - воть это, говорит она мне: «Александр, вы не могли бы…»
- «Александр!..» - повторял он, и видно было, как это слово озаряет в секунду всю его жизнь и как еще более округляются его детские черные глаза.
Учительница в этом смысле была единственной и неповторимой.
И вот однажды.
И вот однажды Ситников, который в промежутках между ловлей рыбы и охотой работал истопником, принес из кочегарки черного щенка. Ему очень важен был этот щенок, так как незадолго перед этим Саша побывал в запое, натворил бед, напугал детишек и хотел как-то все это исправить.
Дети были в восторге. Щенок жил у них на втором этаже длинного деревянного барака, бегал с мальчишками по улицам маленького приморского городка, ходил с ними в лес, спал в детских объятиях. Щенка назвали Чернышом.
На некоторое время в семье воцарился мир. Наладились отношения даже с одноглазым тестем.
Прошло несколько месяцев. Черныш подрос. Он полюбил сидеть у крыльца барака и встречать сыновей Ситникова из школы. Встречал прыжками, облизыванием и лаем. Взрослея, стал пробовать свой характер на незнакомых прохожих, кошках и собаках - рычал и облаивал нарушителей ломающимся своим гавом.
Сосед снизу стал жаловаться на собаку. Потом жена соседа потребовала собаку убрать. Но Сашка Черныша убрать не мог. Его любили дети. И этот пес снова объединил семью Ситникова. Он был счастьем его семьи. Ситников несколько месяцев не пил.
И вот в один прекрасный день Ситникова вызвали в исполком, сказали, что на собаку его поступила жалоба, жалобу рассмотрели и приняли решение – либо он в течение недели собаку убирает из дома, куда хочет, либо сам с детьми и женой выселяется из барака.
Надо сказать, что в исполкоме знали Сашку только как кочегара и никогда не видели, как он бросается в ледяное штормовое море, чтобы помочь товарищу. Поэтому намерения чиновников были серьезные.
Сашка вернулся домой чернее ночи. Долго сидел на кровати, глядя в пол перед собой. Потом посмотрел на часы на стенке (скоро должны были закончиться уроки в школе), привязал к ошейнику Черныша веревку и пошел с собакой на улицу. Вначале он пошел в соседний барак, где купил за тридцать рублей бутылку водки, выпил половину на месте, а со второй половиной пошел к морю.
Там он достал из кармана обрывок дели (того, из чего вяжут сети), нашел камень, палку. Палку привязал к шее Черныша, камень упаковал в дель и привязал к палке. Потом взял Черныша на руки и, не разуваясь, зашел в море по грудь и бросил в волны щенка. Щенок сразу пошел на дно, а Сашка вышел на берег и сел, опустив железные свои руки между колен и стал набирать и сыпать песок.
Вдруг в море раздался визг, и Сашка увидел Черныша, гребущего отчаянно к берегу.
Узел развязался, камень выпал, и щенок с палкой на шее греб изо всех сил к хозяину. Сашка сидел и не шевелился. Щенок выскочил из прибоя и рванул к нему. Радуясь своему спасению, он бросился мокрым комком на Сашку и стал лизать его лицо.
Тогда Сашка допил свою водку, нашел новый камень, перевязал узлы и затянул их, зашел еще раз по грудь и снова бросил в зеленую воду Черныша.
Дойдя до своего барака, Ситников постучал в дверь соседа на первом этаже, а когда ему открыли, ударом в лицо сбил соседа с ног. Выскочила с криком жена соседа, но Сашка схватил ее за шиворот, вытащил на крыльцо и изо всех сил пнул мокрым ботинком в толстый зад.
Начали сбегаться люди, и кто знает, каких бед мог натворить Саша, если бы не появился муж учительницы, не обнял Сашку за плечи и не сказал: «Александр, что с вами? Идемте, Александр».
Он отвел Сашку к себе домой, где обеспокоенная учительница налила Ситникову еще и еще, пока он не начал плакать, а потом вырубился и уснул.
Когда через две недели Саша вышел из запоя, участковый рассказал ему, что жалобу на Черныша написал совсем не сосед с первого этажа, а заслуженная учительница, которая сделала это так грамотно и подробно и с такими обстоятельными копиями в вышестоящие инстанции, что местным просто ничего не оставалось делать.
И Сашке тоже ничего не оставалось делать.
Только вспоминать.
«Александр!»