АЛЕКСАНДР КОСТАРЕВ
***
Ты помнишь, да, душа моя,
как я писал тебе вначале,
мол, ты уехала, а я
остался — повод для печали.
Конечно, как же не извлечь
слова из городского гула,
когда твою живую речь
за поездами утянуло.
Теперь смешно. Вот мы, изволь,
идем с тобой вдвоем и только,
прям как Симона и Жан-Поль,
нет-нет, как Александр и Ольга.
***
Под деревьями скамья,
вишня сладкая, вот это —
ты сидишь, а это — я,
только позапрошлым летом.
Я теперь и не знаком
с ним. Он медленно из парка
вышел и пошел, тайком
улыбаясь, через арку,
а потом по мостовой,
пережитое смакуя,
будто прятал за щекой
косточку от поцелуя.
***
Воздух, вкрапленья больших стрекоз.
Озеро в блеске пропавших блесен.
Ветер, что с берега звук принес,
тащит его до верхушек сосен,
где ему встретится звук другой,
тот, что не слышали мы с тобой.
Полдень. Повсюду разбросан свет,
и паутинка, рукой задета,
вдруг исчезает в тени, но, нет,
снова видна. И проходит лето,
и, незамеченным — мимо нас, —
то, для чего не хватает глаз.
***
Олегу Дозморову
Я в детстве не любил ни суп, ни кашу.
Сидел и ложкой тихо ковырял
еду, и говорила мама: «Саша,
покушай!» Этот скучный сериал
тянулся, и, чтоб как-нибудь ускорить
процесс, мне обещали, что на дне
тарелки я, как съем, найду такое,
что небезынтересно будет мне,
рисунок, в смысле, да — изображенье,
ну, зайчик там, слоненок или лев.
Так любопытство и воображенье
за аппетит работают в пять лет.
Невинная и милая уловка,
а дальше я справлялся как-то сам.
И, мигом вылетая из столовки,
служил не кулинарным чудесам.
По-прежнему завал и нет ответа,
что я увижу, вычерпав до дна
всю эту муть? Подобие рассвета,
картинку, что пока мне не видна?
Рейс Москва — Екатеринбург
Памяти деда
Ну, куда теперь ты? Чем мешки наполнишь?
Много ли там ягод, много ли грибов?
Водится ли рыба? — не сочти за пошлость —
нам ведь не расслышать этих берегов.
Ночь. Иллюминатор. Только между нами —
о тебе не плачу. (Плакал о коте!..)
Что ты там увидишь мертвыми глазами?
Золотые кляксы в долгой черноте.
***
Слишком верные старой теме,
не пресытившиеся всё ж,
мы проводим с тобою время,
только время не проведешь.
Мы попробуем, мы вернемся
в этот город и в этот час,
и однажды с тобой проснемся
там, где больше не будет нас.
Вот тогда и смотреть, и слушать,
и вышептывать: «Боже мой».
Время вышло, давай-ка лучше
я тебя провожу домой.
***
Господи, дай мне сил
переработать мрак,
что ты во мне вместил,
в свет. Я не знаю как.
Столько вокруг огня,
воздуха и воды.
От самого себя
долго ли до беды?
Дай совладать с собой
и не сойти с ума.
Если тепло зимой —
значит, внутри зима.
Перевирай, верти
на языке своем.
Дай мне любви — уйти.
Дай им побыть вдвоем.
***
Как птица, залетающая в класс,
становится ловушкою для глаз
и заслоняет формулы иные,
так образ твой присутствует во мне.
Читал бы книгу, лежа на спине,
все выходные,
да разучился. Строчки до конца
не доберусь, чтоб твоего лица,
точнее — призрака, не вызвать понапрасну.
И ты плывешь, веселый свет струя,
ко мне, великолепно не моя.
Тем и прекрасна.
***
Просидишь весь день за своим компом,
в мониторе тонешь (какая драма!),
и уже не хочется ни о ком,
да и сам едва ли не голограмма.
То ли выпал снег, то ли это фон
за окном сменили, опять на белый.
Но настанет утро, и выйдешь вон,
и продолжишь вновь совершать набеги
на места культуры, еды, питья,
а потом срастешься с толпой в маршрутке,
где на всё, что мыслится, есть статья
и любое горе сводимо к шутке.
Просидишь всю ночь, а потом еще,
а потом уснешь, и тебе приснится,
будто жизнь твоя по щекам течет.
И ее глаза. И ее ресницы.
Ты помнишь, да, душа моя,
как я писал тебе вначале,
мол, ты уехала, а я
остался — повод для печали.
Конечно, как же не извлечь
слова из городского гула,
когда твою живую речь
за поездами утянуло.
Теперь смешно. Вот мы, изволь,
идем с тобой вдвоем и только,
прям как Симона и Жан-Поль,
нет-нет, как Александр и Ольга.
***
Под деревьями скамья,
вишня сладкая, вот это —
ты сидишь, а это — я,
только позапрошлым летом.
Я теперь и не знаком
с ним. Он медленно из парка
вышел и пошел, тайком
улыбаясь, через арку,
а потом по мостовой,
пережитое смакуя,
будто прятал за щекой
косточку от поцелуя.
***
Воздух, вкрапленья больших стрекоз.
Озеро в блеске пропавших блесен.
Ветер, что с берега звук принес,
тащит его до верхушек сосен,
где ему встретится звук другой,
тот, что не слышали мы с тобой.
Полдень. Повсюду разбросан свет,
и паутинка, рукой задета,
вдруг исчезает в тени, но, нет,
снова видна. И проходит лето,
и, незамеченным — мимо нас, —
то, для чего не хватает глаз.
***
Олегу Дозморову
Я в детстве не любил ни суп, ни кашу.
Сидел и ложкой тихо ковырял
еду, и говорила мама: «Саша,
покушай!» Этот скучный сериал
тянулся, и, чтоб как-нибудь ускорить
процесс, мне обещали, что на дне
тарелки я, как съем, найду такое,
что небезынтересно будет мне,
рисунок, в смысле, да — изображенье,
ну, зайчик там, слоненок или лев.
Так любопытство и воображенье
за аппетит работают в пять лет.
Невинная и милая уловка,
а дальше я справлялся как-то сам.
И, мигом вылетая из столовки,
служил не кулинарным чудесам.
По-прежнему завал и нет ответа,
что я увижу, вычерпав до дна
всю эту муть? Подобие рассвета,
картинку, что пока мне не видна?
Рейс Москва — Екатеринбург
Памяти деда
Ну, куда теперь ты? Чем мешки наполнишь?
Много ли там ягод, много ли грибов?
Водится ли рыба? — не сочти за пошлость —
нам ведь не расслышать этих берегов.
Ночь. Иллюминатор. Только между нами —
о тебе не плачу. (Плакал о коте!..)
Что ты там увидишь мертвыми глазами?
Золотые кляксы в долгой черноте.
***
Слишком верные старой теме,
не пресытившиеся всё ж,
мы проводим с тобою время,
только время не проведешь.
Мы попробуем, мы вернемся
в этот город и в этот час,
и однажды с тобой проснемся
там, где больше не будет нас.
Вот тогда и смотреть, и слушать,
и вышептывать: «Боже мой».
Время вышло, давай-ка лучше
я тебя провожу домой.
***
Господи, дай мне сил
переработать мрак,
что ты во мне вместил,
в свет. Я не знаю как.
Столько вокруг огня,
воздуха и воды.
От самого себя
долго ли до беды?
Дай совладать с собой
и не сойти с ума.
Если тепло зимой —
значит, внутри зима.
Перевирай, верти
на языке своем.
Дай мне любви — уйти.
Дай им побыть вдвоем.
***
Как птица, залетающая в класс,
становится ловушкою для глаз
и заслоняет формулы иные,
так образ твой присутствует во мне.
Читал бы книгу, лежа на спине,
все выходные,
да разучился. Строчки до конца
не доберусь, чтоб твоего лица,
точнее — призрака, не вызвать понапрасну.
И ты плывешь, веселый свет струя,
ко мне, великолепно не моя.
Тем и прекрасна.
***
Просидишь весь день за своим компом,
в мониторе тонешь (какая драма!),
и уже не хочется ни о ком,
да и сам едва ли не голограмма.
То ли выпал снег, то ли это фон
за окном сменили, опять на белый.
Но настанет утро, и выйдешь вон,
и продолжишь вновь совершать набеги
на места культуры, еды, питья,
а потом срастешься с толпой в маршрутке,
где на всё, что мыслится, есть статья
и любое горе сводимо к шутке.
Просидишь всю ночь, а потом еще,
а потом уснешь, и тебе приснится,
будто жизнь твоя по щекам течет.
И ее глаза. И ее ресницы.