Анастасия Касумова / МИЛОЧКА
Об авторе: АНАСТАСИЯ КАСУМОВА
Родилась в городе Семипалатинск (Казахстан). В 2002 гощу окончила Санкт-Петербургскую Академию театрального искусства (театроведение и театральная критика). Публиковалась в «Петербургском театральном журнале», работала в петербургской студии «Радио России», была корреспондентом, автором и редактором программ. После переезда в Москву работала корреспондентом на радиостанции «Эхо Москвы», публиковала статьи в некоторых московских изданиях. Мастерская Александра Гоноровского.
Милочка проснулась, будто ее толкнули. Она открыла глаза и некоторое время бессмысленно таращилась в противоположную стену. Там, на слегка покосившемся штативе, прикрученном к стене, чуть слышно кривлялся новенький телевизор. Милочка удивленно узнала ведущих и поняла, что выпала из жизни часа на два.
Сердце билось неровно, с «подвывертами», как говорил терапевт, то частило, то вдруг замерло, всего на мгновение, но Милочка успела испугаться. Неужели все? Нет, застучало снова. Тук-тук-тук. Будем жить. Милочка тяжело поднялась. Послушала. Бьется. Пошла на кухню – готовить ужин.
Муж возвращался с работы в одно и то же время – семь тридцать. В семь сорок пять садился за стол, выпивал неизменные пятьдесят грамм и плотно ужинал приготовленной Милочкой жареной картошкой с мясом или куриными окорочками с рисом или, если у Милочки было настроение и силы, - котлетками из домашнего фарша с картофельным пюре. Милочка почти никогда не садилась с ним – не любила запаха водки и пустых разговоров, повторяющихся изо дня в день слово в слово. Про «поменять резину на зимнюю» или на летнюю, про «надо купить мяса на выходных фарш накрутить», про «задолбали уже с проверками, лучше бы зарплату вовремя платили». Милочка быстро убирала со стола, мыла посуду, наливала себе ромашкового чаю и уходила в комнату.
Милочка никогда не наедалась на ночь, каждое утро делала зарядку и регулярно посещала поликлинику. Мысли о смерти пугали ее, и заставляли цепляться за жизнь. Однажды Милочка почти решилась завести собаку, чтобы обеспечить себе ежедневные прогулки на свежем воздухе. Но потом посмотрела на новый ковер в гостиной, на только что установленный в прихожей платяной шкаф, и передумала.
Полтора часа, между ужином и сном, в которые муж смотрел телевизор, Милочка мечтала, как бы она жила, если бы мужа рядом с ней больше не было. Иногда представляла, что разведется, иногда мужу становилось плохо по дороге с работы. В прошлый четверг она придумала, как выгнала мужа после ссоры. Наяву они ни разу не ссорились. И не мирились ни разу. Милочка не помнила, когда они в последний раз повышали друг на друга голос.
Милочка завидовала, как люди ссорятся. Этажом выше соседка, молодая, резкая, не реже раза в месяц расставалась с сожителем, ходоком и выпивохой. Пару раз доходило до драки. Однажды, когда крики соседки стали походить на визг, Милочка поднялась на лестничный пролет, чтобы узнать, не нужна ли помощь. Она хотела вызвать полицию, но соседка зло рявкнула Милочке, чтобы не лезла не в свое дело. Вечером Милочка лежала в постели и удивлялась, что такого соседка нашла в мужичонке. Как ему удавалось вызывать в ней такие сильные чувства, то страсть, то ярость.
Наутро Милочка собралась в поликлинику. Очередь к кардиологу растянулась на несколько колченогих стульев. Милочка дождалась, пока за ней займут, и пошаркала делать кардиограмму.
Кардиограмма оказалась приличной. Милочка удивилась. С утра она чувствовала давление в области груди и уже представляла, как напугает вечером мужа необходимостью лечь в больницу. Заключение кардиолога ее возмутило.
- Это просто стресс.
- В каком смысле – стресс?
- В прямом, - кардиолог доброжелательно улыбнулась и снова склонилась над бумагами, - не волнуйтесь, смертельного ничего у вас нет, просто попьете лекарства, ну и постарайтесь успокоиться. Уровень стресса, конечно, нужно снизить. А то так и будете мучиться.
Этот уровень добил Милочку окончательно. Про себя она точно знала, что никакого стресса у нее нет. Мужу, хоть он и бурчал все время, зарплату платили и даже недавно премию дали, как ценному специалисту. Сын вырос и жил в другом городе, не подпуская отца с матерью близко, поддерживая ровные, спокойные отношения и раз в месяц непременно сообщал о своей жизни и здоровье по скайпу. Родители и старшая сестра Милочки умерли, все в один год, несколько лет назад. С тех пор неожиданностей, ни плохих, ни хороших, в жизни Милочки не было. И тут, на тебе – уровень стресса.
Про себя обозвав кардиолога дурой, Милочка сердито оделась в гардеробе и вышла на улицу. Если поторопится, успеет до закрытия рынка купить мяса. Милочка уже хотела перейти дорогу, когда увидела на другой стороне женщину. Сердце брякнуло и ушло вниз. Женщина узнала ее и даже помахала рукой, но Милочка сделала вид, что не заметила, отвернулась и торопливо пошла вглубь, во двор. Едва живая от страха, она стояла в темном предбаннике ближайшего подъезда и пыталась глубоким вдохом и выдохом выровнять сердечные ритмы.
Она сразу узнала медсестру из больницы. Они познакомились, когда Милочка неделю пролежала в глазном отделении. Ковырялась на даче и лопаткой, полной земли, заехала себе в глаз. Несмотря на многократные промывания, глаз воспалился. Летом в отделении людей почти не было – все терпели до осени, до послеурожая, когда можно позволить себе расклеиться. Милочка с удовольствием согласилась «понаблюдаться» и первый день провела, как царица, одна в шестиместной палате, пока вечером к ней не подселили тихую слепую старушку.
Утром Милочка сходила на завтрак, на процедуры, вернулась и снова легла. Она только что задремала, как в коридоре началась беготня, крики. Может, умер кто? – подумала открывшая здоровый глаз Милочка. Она сунула ноги в тапочки и уже шла к двери, когда в палату вбежал мальчик. Ему было лет пять, не больше. Ноги и руки нормальные, а голова, по сравнению с ними – неправдоподобно большая, из-за кое-как намотанных на нее бинтов. Начинаясь на макушке, повязка марлевой полосой закрывала правое ухо, цеплялась за подбородок и возвращалась назад. Левый глаз был плотно упакован, а правый, красный от слез, смотрел коричневой радужкой снизу вверх прямо в здоровый глаз Милочки.
Они были, как два одноглазых пришельца, большой и маленький. Вбежала медсестра.
- Вот ты где. А ну иди сюда.
Пришелец моргнул, хрюкнул и кинулся к растерянной Милочке. От неожиданности Милочка едва устояла на ногах. Мальчик обнял руками ее ноги и прижался так крепко, что отодрать его не было никакой возможности.
- Да что это такое, - пыхтела медсестра, пытаясь отцепить мальчика от ног Милочки,
- Подождите, - Милочка осторожно потрогала рукой забинтованную голову. Голова взволнованно пыхтела в халат Милочки, - Привет, ты чей?
- Да ничей он. Гриша зовут, - влезла с объяснениями медсестра, - в детском мест нет, его к мужикам в третью палату положили. А он испугался и убежал.
Милочка вспомнила мужиков из третьей палаты. Три одноглазых циклопа, с животами, покрытыми шерстью, с самого утра на все отделение оглушительно играли в карты.
- Идем, конфетку тебе дам, - медсестра вытащила из кармана халата конфетку и протянула в сторону забинтованной головы. Голова повернулась, с грустью посмотрела на конфетку, и снова уткнулась Милочке в ноги.
Они решили оставить мальчика до вечера в женской палате. Первые пару часов Милочка и Гриша наблюдали друг за другом. Милочка делала вид, что просматривает глянцевый журнал. Гриша, свесив забинтованную голову с кровати, интеллигентно плевал на пол и размазывал слюни по линолеуму указательным пальцем. В грязных разводах можно было угадать очертания покосившегося домика с трубой на крыше.
- Это что, домик у тебя?
Гриша на глупые вопросы не отвечал. Милочка решила зайти с другого бока.
- Как там твой глазик? Болит?
Гриша плюнул, намазал из грязи облако над трубой и повернулся к окну. Во дворе молодыми листьями шуршали деревья, у входа в приемное курили две врачихи, а беременная кошка, с гроздьями нависших на шерсти клещей, ворошила больничную помойку.
Принесли обед. Гриша оживился. Милочка пододвинула ему свою тарелку – паровая котлета из хлеба с фаршем и водянистое картофельное пюре.
- Хочешь добавку?
Гриша не ответил, но котлету с картошкой съел. Стали пить чай. Милочка достала пакет с печеньем – муж принес полкило. Она долго не могла справиться с узлом на полиэтиленовом пакете.
- Дай, - Гриша выхватил пакет, вцепился зубами, дернул. Печенье посыпалось на стол. Пока Милочка ходила за тарелкой к тумбочке, Гриша успел стрескать штук шесть и останавливаться не собирался.
- Не лопнешь? – спросила Милочка. Гриша засунул в рот еще печенье. Задумался. И радостно хрюкнул. Крошки посыпались на стол. Милочка вспомнила, как ее сын, когда был маленьким, никогда не хотел есть. Они с мужем вместе и по очереди рассказывали сказки, читали стихи, пели песни и разве что вокруг стола не плясали. А он, паршивец, набирал в рот еды, за маму, за папу, а потом вдруг начинал смеяться над какой-нибудь скорченной рожей или сказанным словом, или просто так. И пища, с таким трудом утрамбованная, вываливалась из гогочущего рта. Милочка злилась, ругала себя, мужа, сына, швыряла миску с едой в раковину, убегала в комнату плакать. Сын тут же начинал реветь, и Милочка возвращалась, прижимала его к себе, грязного, слюнявого. А муж обнимал их обоих. Когда Милочка очнулась от воспоминаний, Гриша собирал обломки, оставшиеся в пакете.
Пока Грише промывали загноившийся глаз и накладывали новую повязку, медсестра рассказывала историю Гришиной жизни. Жил он в детском доме, который теперь расформировывали, а воспитанников отправляли в область.
- Такой парень хороший, жалко, - намекала медсестра, а Милочка делал вид, что намеков не понимает, - у него и родители нормальные вроде, не алкаши.
- А чего отказались тогда? - Милочка хотела, чтобы причина была с романтикой, как в сериалах по ТВ, - Погибли в аварии?
- Да нет. Мать жива. Сидит. Кого-то зарезала. Отца вроде.
Милочка разочарованна выдохнула. Медсестра поняла, что ход был неправильный. И зачастила.
- Ребенок-то в чем виноват? Нарожают, сами дети еще, а потом что с ними делать? Ей еще жить хочется, гулять. Ну и творят глупости. А мальчик хороший. Чуть не угробили его, суки, воспитатели. Нагноение, инфекция, а они все тянули – теперь может вообще без глаза остаться.
Милочке не понравился разговор. Медсестра будто угадала ее мысль – а что, если усыновить этого Гришу? Мужа она уговорит. Деньги есть. Сын, хоть и не общается с ними почти, высылает регулярно. Делать Милочке все равно нечего – на пенсию вышла в прошлом году, но на самом деле несколько лет не работала. На хорошую работу в таком возрасте пробиться сложно. Учиться поздно. А умирать рано.
Идея усыновить циклопика вспыхнула в голове Милочки, как уголек, а медсестра Аня, в надежде пристроить сироту, раздула его до устойчивого костерка, все подкладывая и подкладывая веточки и хворостинки.
- А Гришка-то смышленый какой. Хотел шприцы стырить из процедурной. И ведь новые брать не стал – знает, что за новые влетит. Использованные из урны вытащил, - рассказывала медсестра, ловко обрабатывая глаз Милочки.
- Страшноватый, конечно. Но это из-за бинтов, - рассуждала она, выдавая Милочке дневную порцию лекарств, - не дает нормально перевязку делать, дергается, крутится, вот и намотали на него. А если его размотать – очень даже красивый пацанчик.
- Да я бы сама его взяла, но у меня своих трое. И муж – не муж, а одно название.
Медсестра Аня вздохнула, поблагодарила за конфеты и чай и ушла в процедурную, откуда доносились яростные вопли Гриши, который не давал себя перевязывать.
Милочка начала всерьез обдумывать, как бы они стали жить вместе с Гришей. Муж бы возмутился.
- Совсем уже? Собаку лучше заведи, - и ушел бы на кухню и выпил бы сразу сто грамм.
Сыну она бы сначала ничего не сказала. А когда он приедет на юбилей отца, вышла бы встречать его вместе с Гришей. Тихим, спокойным, улыбчивым, в новой красивой футболке Челси. Милочка знала, что сын – фанат Челси. Но даже в своих мечтах она засомневалась, что сын приедет. В прошлый день рождения он даже не позвонил. Написал только, что поздравляет, желает здоровья и счастья.
Милочка даже головой помотала, отказываясь вспоминать дальше.
- Познакомься, это Гриша, твой брат, - скажет Милочка и подтолкнет Гришу к сыну, и тот протянет ему руку, как взрослому. И Гриша пожмет ее.
- Прости меня, - скажет Милочка и заплачет. Милочка не знала, в чем провинилась перед сыном, но если он не хотел ее видеть, не хотел впускать в свою жизнь – значит, было за что.
Милочка не заметила, как наступил вечер. Муж принес свежих огурцов с огорода, запеченную в духовке курицу и пару яблок. Милочка рассказала про Гришу. Тут появился и он сам. Сурово скользнул по лицу мужа здоровым глазом и замер, заметив куриные ноги, торчащие из фольги. Милочка подтолкнула к мальчику курицу. Говорить было, как всегда, не о чем, но сегодня томительные полчаса пролетели для них с мужем незаметно. Милочка никогда не видела, чтобы кто-то так увлеченно ел курицу.
Ночью Милочка часто просыпалась, прислушивалась к тому, как спит Гриша. Новой медсестре, заступившей на смену, она велела не будить его для утреннего замера температуры. Милочка сама вставила градусник ему подмышку, засекла время и сидела положенных десять минут рядом с мальчиком, который сердился даже во сне. Температуры не было. Гриша быстро шел на поправку.
Его выписали через два дня. Милочка в это время была у врача на осмотре. Когда вернулась, медсестра Аня как раз убирала постельное белье, сворачивала матрас.
- Все, увезли, - зло бросила она вошедшей Милочке, как будто это Милочка была во всем виновата: и в том, что Гришу выписали раньше времени, и в том, что офтальмолог решил посмотреть её глаз именно сегодня, и даже в том, что нянечка, в чьи обязанности было убирать постель, заболела.
- Я ему конфет пакет сунула, да денег немного. Даже спасибо, стервец, не сказал. Маленький еще, несмышленый.
Медсестра Аня узнала, что переводить в другой детский дом Гришу будут только через месяц, так что еще есть время запустить процесс опеки, если бы вдруг нашлась добрая душа, готовая усыновить. Медсестра по умолчанию назначила Милочку приемной матерью, а себя – феей-крестной. И даже притащила из дома кучу детских вещей.
- Вот, от младшего остались. Еще в том году хотела выбросить. Как чувствовала, - объемистый пакет барахла медсестра засунула под кровать Милочки.
- Да зачем мне? – попробовала отказаться Милочка и от ненужных вещей, и от бездомного одноглазого мальчика.
- Пригодится. Дети – на них же горит все, не напасешься, - не желала правильно понимать ее медсестра.
Милочка передумала усыновлять Гришу еще в день его выписки. Муж тогда пришел поздно – другие посетители уже потянулись к выходу.
- Тема звонил, - сообщил он, выставляя на стол банку с вареной картошкой и огурцы.
Сын собирался приехать на юбилей. Не один, с девушкой. Вроде у них все серьезно, хочет с родителями познакомить, перед свадьбой.
Всю ночь Милочка не спала. Мысли перескакивали с ремонта, который нужно успеть сделать хотя бы в ванной и на кухне, чтобы не позориться, на будущую свадьбу, для которой неплохо было бы купить приличное платье, чтобы сыну не стыдно за нее было. После свадьбы мысли Милочки поскакали галопом – вот сын возвращается из свадебного путешествия, и они по скайпу объявляют, что скоро станут родителями. Вот они с мужем едут в Питер, вместе с сыном встречать его жену и ребенка из роддома. А вот и первый зубик, первый шаг, первый год…
Милочка проснулась счастливая. Сходила к врачу, потребовала выписки, пообещав самостоятельно обрабатывать глаз и показаться на следующей неделе. Потом собрала сумку и уехала из больницы,
прошмыгнув мимо процедурной, где медсестра Аня делала перевязки циклопам. Про детские вещи, лежащие в пакете под кроватью, она совсем забыла.
Милочка боязливо выглянула из подворотни – медсестры нигде не было. Хотелось домой, но нужно еще купить мяса на ужин. Рынок, наверное, уже закрылся. Милочка решила зайти в кулинарию. Там же и сладкого купит. Пусть муж порадуется.
Медсестра Аня пришла домой и первым делом наорала на детей. Случайная встреча с Милочкой оставила в душе раздражение, и Аня хотела освободиться от него, но не понимала – как.
Мешок вещей, забытых Милочкой, Аня решила отнести в церковь. Она чувствовала свою вину, что не сумела пристроить Гришу. Священник качал головой в такт признанию Ани, возмущенной черствостью Милочки, отпустил грехи и отправил с богом. Больше она о Грише не вспоминала.
Левый глаз больше не гноился. Конфеты, выданные медсестрой, Гриша в тот же день съел. Украденные из процедурной использованные одноразовые шприцы поменял на сломанный перочинный ножик. А деньги отдал Витьке Лукину из старшей группы. За это Витька обещал прикинуться в новом детдоме Гришиным старшим братом. Жизнь казалась Грише безоблачной и полной надежд. Переезд был назначен на конец лета.
Ванная сверкала новеньким ремонтом. На кухне успели установить лакированный гарнитур. Все было встроенное: духовой шкаф, холодильник и даже посудомойка, которой Милочка никогда не пользовалась. Мясо получилось сочное, ароматное. На работе мужу подарили дорогую ручку в нарядной коробочке и выписали премию. Сын позвонил несколько дней назад, сообщил, что не приедет. С девушкой он расстался.
Родилась в городе Семипалатинск (Казахстан). В 2002 гощу окончила Санкт-Петербургскую Академию театрального искусства (театроведение и театральная критика). Публиковалась в «Петербургском театральном журнале», работала в петербургской студии «Радио России», была корреспондентом, автором и редактором программ. После переезда в Москву работала корреспондентом на радиостанции «Эхо Москвы», публиковала статьи в некоторых московских изданиях. Мастерская Александра Гоноровского.
Милочка проснулась, будто ее толкнули. Она открыла глаза и некоторое время бессмысленно таращилась в противоположную стену. Там, на слегка покосившемся штативе, прикрученном к стене, чуть слышно кривлялся новенький телевизор. Милочка удивленно узнала ведущих и поняла, что выпала из жизни часа на два.
Сердце билось неровно, с «подвывертами», как говорил терапевт, то частило, то вдруг замерло, всего на мгновение, но Милочка успела испугаться. Неужели все? Нет, застучало снова. Тук-тук-тук. Будем жить. Милочка тяжело поднялась. Послушала. Бьется. Пошла на кухню – готовить ужин.
Муж возвращался с работы в одно и то же время – семь тридцать. В семь сорок пять садился за стол, выпивал неизменные пятьдесят грамм и плотно ужинал приготовленной Милочкой жареной картошкой с мясом или куриными окорочками с рисом или, если у Милочки было настроение и силы, - котлетками из домашнего фарша с картофельным пюре. Милочка почти никогда не садилась с ним – не любила запаха водки и пустых разговоров, повторяющихся изо дня в день слово в слово. Про «поменять резину на зимнюю» или на летнюю, про «надо купить мяса на выходных фарш накрутить», про «задолбали уже с проверками, лучше бы зарплату вовремя платили». Милочка быстро убирала со стола, мыла посуду, наливала себе ромашкового чаю и уходила в комнату.
Милочка никогда не наедалась на ночь, каждое утро делала зарядку и регулярно посещала поликлинику. Мысли о смерти пугали ее, и заставляли цепляться за жизнь. Однажды Милочка почти решилась завести собаку, чтобы обеспечить себе ежедневные прогулки на свежем воздухе. Но потом посмотрела на новый ковер в гостиной, на только что установленный в прихожей платяной шкаф, и передумала.
Полтора часа, между ужином и сном, в которые муж смотрел телевизор, Милочка мечтала, как бы она жила, если бы мужа рядом с ней больше не было. Иногда представляла, что разведется, иногда мужу становилось плохо по дороге с работы. В прошлый четверг она придумала, как выгнала мужа после ссоры. Наяву они ни разу не ссорились. И не мирились ни разу. Милочка не помнила, когда они в последний раз повышали друг на друга голос.
Милочка завидовала, как люди ссорятся. Этажом выше соседка, молодая, резкая, не реже раза в месяц расставалась с сожителем, ходоком и выпивохой. Пару раз доходило до драки. Однажды, когда крики соседки стали походить на визг, Милочка поднялась на лестничный пролет, чтобы узнать, не нужна ли помощь. Она хотела вызвать полицию, но соседка зло рявкнула Милочке, чтобы не лезла не в свое дело. Вечером Милочка лежала в постели и удивлялась, что такого соседка нашла в мужичонке. Как ему удавалось вызывать в ней такие сильные чувства, то страсть, то ярость.
Наутро Милочка собралась в поликлинику. Очередь к кардиологу растянулась на несколько колченогих стульев. Милочка дождалась, пока за ней займут, и пошаркала делать кардиограмму.
Кардиограмма оказалась приличной. Милочка удивилась. С утра она чувствовала давление в области груди и уже представляла, как напугает вечером мужа необходимостью лечь в больницу. Заключение кардиолога ее возмутило.
- Это просто стресс.
- В каком смысле – стресс?
- В прямом, - кардиолог доброжелательно улыбнулась и снова склонилась над бумагами, - не волнуйтесь, смертельного ничего у вас нет, просто попьете лекарства, ну и постарайтесь успокоиться. Уровень стресса, конечно, нужно снизить. А то так и будете мучиться.
Этот уровень добил Милочку окончательно. Про себя она точно знала, что никакого стресса у нее нет. Мужу, хоть он и бурчал все время, зарплату платили и даже недавно премию дали, как ценному специалисту. Сын вырос и жил в другом городе, не подпуская отца с матерью близко, поддерживая ровные, спокойные отношения и раз в месяц непременно сообщал о своей жизни и здоровье по скайпу. Родители и старшая сестра Милочки умерли, все в один год, несколько лет назад. С тех пор неожиданностей, ни плохих, ни хороших, в жизни Милочки не было. И тут, на тебе – уровень стресса.
Про себя обозвав кардиолога дурой, Милочка сердито оделась в гардеробе и вышла на улицу. Если поторопится, успеет до закрытия рынка купить мяса. Милочка уже хотела перейти дорогу, когда увидела на другой стороне женщину. Сердце брякнуло и ушло вниз. Женщина узнала ее и даже помахала рукой, но Милочка сделала вид, что не заметила, отвернулась и торопливо пошла вглубь, во двор. Едва живая от страха, она стояла в темном предбаннике ближайшего подъезда и пыталась глубоким вдохом и выдохом выровнять сердечные ритмы.
Она сразу узнала медсестру из больницы. Они познакомились, когда Милочка неделю пролежала в глазном отделении. Ковырялась на даче и лопаткой, полной земли, заехала себе в глаз. Несмотря на многократные промывания, глаз воспалился. Летом в отделении людей почти не было – все терпели до осени, до послеурожая, когда можно позволить себе расклеиться. Милочка с удовольствием согласилась «понаблюдаться» и первый день провела, как царица, одна в шестиместной палате, пока вечером к ней не подселили тихую слепую старушку.
Утром Милочка сходила на завтрак, на процедуры, вернулась и снова легла. Она только что задремала, как в коридоре началась беготня, крики. Может, умер кто? – подумала открывшая здоровый глаз Милочка. Она сунула ноги в тапочки и уже шла к двери, когда в палату вбежал мальчик. Ему было лет пять, не больше. Ноги и руки нормальные, а голова, по сравнению с ними – неправдоподобно большая, из-за кое-как намотанных на нее бинтов. Начинаясь на макушке, повязка марлевой полосой закрывала правое ухо, цеплялась за подбородок и возвращалась назад. Левый глаз был плотно упакован, а правый, красный от слез, смотрел коричневой радужкой снизу вверх прямо в здоровый глаз Милочки.
Они были, как два одноглазых пришельца, большой и маленький. Вбежала медсестра.
- Вот ты где. А ну иди сюда.
Пришелец моргнул, хрюкнул и кинулся к растерянной Милочке. От неожиданности Милочка едва устояла на ногах. Мальчик обнял руками ее ноги и прижался так крепко, что отодрать его не было никакой возможности.
- Да что это такое, - пыхтела медсестра, пытаясь отцепить мальчика от ног Милочки,
- Подождите, - Милочка осторожно потрогала рукой забинтованную голову. Голова взволнованно пыхтела в халат Милочки, - Привет, ты чей?
- Да ничей он. Гриша зовут, - влезла с объяснениями медсестра, - в детском мест нет, его к мужикам в третью палату положили. А он испугался и убежал.
Милочка вспомнила мужиков из третьей палаты. Три одноглазых циклопа, с животами, покрытыми шерстью, с самого утра на все отделение оглушительно играли в карты.
- Идем, конфетку тебе дам, - медсестра вытащила из кармана халата конфетку и протянула в сторону забинтованной головы. Голова повернулась, с грустью посмотрела на конфетку, и снова уткнулась Милочке в ноги.
Они решили оставить мальчика до вечера в женской палате. Первые пару часов Милочка и Гриша наблюдали друг за другом. Милочка делала вид, что просматривает глянцевый журнал. Гриша, свесив забинтованную голову с кровати, интеллигентно плевал на пол и размазывал слюни по линолеуму указательным пальцем. В грязных разводах можно было угадать очертания покосившегося домика с трубой на крыше.
- Это что, домик у тебя?
Гриша на глупые вопросы не отвечал. Милочка решила зайти с другого бока.
- Как там твой глазик? Болит?
Гриша плюнул, намазал из грязи облако над трубой и повернулся к окну. Во дворе молодыми листьями шуршали деревья, у входа в приемное курили две врачихи, а беременная кошка, с гроздьями нависших на шерсти клещей, ворошила больничную помойку.
Принесли обед. Гриша оживился. Милочка пододвинула ему свою тарелку – паровая котлета из хлеба с фаршем и водянистое картофельное пюре.
- Хочешь добавку?
Гриша не ответил, но котлету с картошкой съел. Стали пить чай. Милочка достала пакет с печеньем – муж принес полкило. Она долго не могла справиться с узлом на полиэтиленовом пакете.
- Дай, - Гриша выхватил пакет, вцепился зубами, дернул. Печенье посыпалось на стол. Пока Милочка ходила за тарелкой к тумбочке, Гриша успел стрескать штук шесть и останавливаться не собирался.
- Не лопнешь? – спросила Милочка. Гриша засунул в рот еще печенье. Задумался. И радостно хрюкнул. Крошки посыпались на стол. Милочка вспомнила, как ее сын, когда был маленьким, никогда не хотел есть. Они с мужем вместе и по очереди рассказывали сказки, читали стихи, пели песни и разве что вокруг стола не плясали. А он, паршивец, набирал в рот еды, за маму, за папу, а потом вдруг начинал смеяться над какой-нибудь скорченной рожей или сказанным словом, или просто так. И пища, с таким трудом утрамбованная, вываливалась из гогочущего рта. Милочка злилась, ругала себя, мужа, сына, швыряла миску с едой в раковину, убегала в комнату плакать. Сын тут же начинал реветь, и Милочка возвращалась, прижимала его к себе, грязного, слюнявого. А муж обнимал их обоих. Когда Милочка очнулась от воспоминаний, Гриша собирал обломки, оставшиеся в пакете.
Пока Грише промывали загноившийся глаз и накладывали новую повязку, медсестра рассказывала историю Гришиной жизни. Жил он в детском доме, который теперь расформировывали, а воспитанников отправляли в область.
- Такой парень хороший, жалко, - намекала медсестра, а Милочка делал вид, что намеков не понимает, - у него и родители нормальные вроде, не алкаши.
- А чего отказались тогда? - Милочка хотела, чтобы причина была с романтикой, как в сериалах по ТВ, - Погибли в аварии?
- Да нет. Мать жива. Сидит. Кого-то зарезала. Отца вроде.
Милочка разочарованна выдохнула. Медсестра поняла, что ход был неправильный. И зачастила.
- Ребенок-то в чем виноват? Нарожают, сами дети еще, а потом что с ними делать? Ей еще жить хочется, гулять. Ну и творят глупости. А мальчик хороший. Чуть не угробили его, суки, воспитатели. Нагноение, инфекция, а они все тянули – теперь может вообще без глаза остаться.
Милочке не понравился разговор. Медсестра будто угадала ее мысль – а что, если усыновить этого Гришу? Мужа она уговорит. Деньги есть. Сын, хоть и не общается с ними почти, высылает регулярно. Делать Милочке все равно нечего – на пенсию вышла в прошлом году, но на самом деле несколько лет не работала. На хорошую работу в таком возрасте пробиться сложно. Учиться поздно. А умирать рано.
Идея усыновить циклопика вспыхнула в голове Милочки, как уголек, а медсестра Аня, в надежде пристроить сироту, раздула его до устойчивого костерка, все подкладывая и подкладывая веточки и хворостинки.
- А Гришка-то смышленый какой. Хотел шприцы стырить из процедурной. И ведь новые брать не стал – знает, что за новые влетит. Использованные из урны вытащил, - рассказывала медсестра, ловко обрабатывая глаз Милочки.
- Страшноватый, конечно. Но это из-за бинтов, - рассуждала она, выдавая Милочке дневную порцию лекарств, - не дает нормально перевязку делать, дергается, крутится, вот и намотали на него. А если его размотать – очень даже красивый пацанчик.
- Да я бы сама его взяла, но у меня своих трое. И муж – не муж, а одно название.
Медсестра Аня вздохнула, поблагодарила за конфеты и чай и ушла в процедурную, откуда доносились яростные вопли Гриши, который не давал себя перевязывать.
Милочка начала всерьез обдумывать, как бы они стали жить вместе с Гришей. Муж бы возмутился.
- Совсем уже? Собаку лучше заведи, - и ушел бы на кухню и выпил бы сразу сто грамм.
Сыну она бы сначала ничего не сказала. А когда он приедет на юбилей отца, вышла бы встречать его вместе с Гришей. Тихим, спокойным, улыбчивым, в новой красивой футболке Челси. Милочка знала, что сын – фанат Челси. Но даже в своих мечтах она засомневалась, что сын приедет. В прошлый день рождения он даже не позвонил. Написал только, что поздравляет, желает здоровья и счастья.
Милочка даже головой помотала, отказываясь вспоминать дальше.
- Познакомься, это Гриша, твой брат, - скажет Милочка и подтолкнет Гришу к сыну, и тот протянет ему руку, как взрослому. И Гриша пожмет ее.
- Прости меня, - скажет Милочка и заплачет. Милочка не знала, в чем провинилась перед сыном, но если он не хотел ее видеть, не хотел впускать в свою жизнь – значит, было за что.
Милочка не заметила, как наступил вечер. Муж принес свежих огурцов с огорода, запеченную в духовке курицу и пару яблок. Милочка рассказала про Гришу. Тут появился и он сам. Сурово скользнул по лицу мужа здоровым глазом и замер, заметив куриные ноги, торчащие из фольги. Милочка подтолкнула к мальчику курицу. Говорить было, как всегда, не о чем, но сегодня томительные полчаса пролетели для них с мужем незаметно. Милочка никогда не видела, чтобы кто-то так увлеченно ел курицу.
Ночью Милочка часто просыпалась, прислушивалась к тому, как спит Гриша. Новой медсестре, заступившей на смену, она велела не будить его для утреннего замера температуры. Милочка сама вставила градусник ему подмышку, засекла время и сидела положенных десять минут рядом с мальчиком, который сердился даже во сне. Температуры не было. Гриша быстро шел на поправку.
Его выписали через два дня. Милочка в это время была у врача на осмотре. Когда вернулась, медсестра Аня как раз убирала постельное белье, сворачивала матрас.
- Все, увезли, - зло бросила она вошедшей Милочке, как будто это Милочка была во всем виновата: и в том, что Гришу выписали раньше времени, и в том, что офтальмолог решил посмотреть её глаз именно сегодня, и даже в том, что нянечка, в чьи обязанности было убирать постель, заболела.
- Я ему конфет пакет сунула, да денег немного. Даже спасибо, стервец, не сказал. Маленький еще, несмышленый.
Медсестра Аня узнала, что переводить в другой детский дом Гришу будут только через месяц, так что еще есть время запустить процесс опеки, если бы вдруг нашлась добрая душа, готовая усыновить. Медсестра по умолчанию назначила Милочку приемной матерью, а себя – феей-крестной. И даже притащила из дома кучу детских вещей.
- Вот, от младшего остались. Еще в том году хотела выбросить. Как чувствовала, - объемистый пакет барахла медсестра засунула под кровать Милочки.
- Да зачем мне? – попробовала отказаться Милочка и от ненужных вещей, и от бездомного одноглазого мальчика.
- Пригодится. Дети – на них же горит все, не напасешься, - не желала правильно понимать ее медсестра.
Милочка передумала усыновлять Гришу еще в день его выписки. Муж тогда пришел поздно – другие посетители уже потянулись к выходу.
- Тема звонил, - сообщил он, выставляя на стол банку с вареной картошкой и огурцы.
Сын собирался приехать на юбилей. Не один, с девушкой. Вроде у них все серьезно, хочет с родителями познакомить, перед свадьбой.
Всю ночь Милочка не спала. Мысли перескакивали с ремонта, который нужно успеть сделать хотя бы в ванной и на кухне, чтобы не позориться, на будущую свадьбу, для которой неплохо было бы купить приличное платье, чтобы сыну не стыдно за нее было. После свадьбы мысли Милочки поскакали галопом – вот сын возвращается из свадебного путешествия, и они по скайпу объявляют, что скоро станут родителями. Вот они с мужем едут в Питер, вместе с сыном встречать его жену и ребенка из роддома. А вот и первый зубик, первый шаг, первый год…
Милочка проснулась счастливая. Сходила к врачу, потребовала выписки, пообещав самостоятельно обрабатывать глаз и показаться на следующей неделе. Потом собрала сумку и уехала из больницы,
прошмыгнув мимо процедурной, где медсестра Аня делала перевязки циклопам. Про детские вещи, лежащие в пакете под кроватью, она совсем забыла.
Милочка боязливо выглянула из подворотни – медсестры нигде не было. Хотелось домой, но нужно еще купить мяса на ужин. Рынок, наверное, уже закрылся. Милочка решила зайти в кулинарию. Там же и сладкого купит. Пусть муж порадуется.
Медсестра Аня пришла домой и первым делом наорала на детей. Случайная встреча с Милочкой оставила в душе раздражение, и Аня хотела освободиться от него, но не понимала – как.
Мешок вещей, забытых Милочкой, Аня решила отнести в церковь. Она чувствовала свою вину, что не сумела пристроить Гришу. Священник качал головой в такт признанию Ани, возмущенной черствостью Милочки, отпустил грехи и отправил с богом. Больше она о Грише не вспоминала.
Левый глаз больше не гноился. Конфеты, выданные медсестрой, Гриша в тот же день съел. Украденные из процедурной использованные одноразовые шприцы поменял на сломанный перочинный ножик. А деньги отдал Витьке Лукину из старшей группы. За это Витька обещал прикинуться в новом детдоме Гришиным старшим братом. Жизнь казалась Грише безоблачной и полной надежд. Переезд был назначен на конец лета.
Ванная сверкала новеньким ремонтом. На кухне успели установить лакированный гарнитур. Все было встроенное: духовой шкаф, холодильник и даже посудомойка, которой Милочка никогда не пользовалась. Мясо получилось сочное, ароматное. На работе мужу подарили дорогую ручку в нарядной коробочке и выписали премию. Сын позвонил несколько дней назад, сообщил, что не приедет. С девушкой он расстался.