ЕВГЕНИЯ ИЗВАРИНА / В ОЛОВЯННОМ СТАКАНЕ ТВОЕ ВИНО
Евгения ИЗВАРИНА родилась в Челябинске-65 (ныне Озёрск), окончила Челябинский государственный институт культуры по специальности библиотекарь-библиограф, работает журналистом в газете Уральского отделения РАН «Наука Урала». Член Союза писателей России, лауреат премии им. Бажова, автор семи книг стихотворений, публиковалась в журналах «Урал», «Новый мир», «Север», «Знамя», «Волга», «Гвидеон», «Звезда» и др.
***
Вино велело чёрту кланяться —
бутылку ставя на корму,
цыгане скрещивают пальцы,
потоки шёлка в полутьму
струятся из волос наяды,
и там, где лента солона —
морских течений перепады
из рыбы делают слона
(как для детей — из одеяла,
а в складках — ветер и луна…) —
чтобы на слоне земля стояла,
как штоф тяжёлого вина,
и возле автомагистрали,
худые руки разбросав,
в сухой траве цыганки спали
на серебристых волосах…
***
Меняется-мнится рядышком — не жемчужная ли одышка
измороси на волосах, на коже?
...В белом огне просушка,
фотографическая вспышка —
у тысячи горожан и у слепцов тоже
под веками — тысяча тел для одной Годивы:
мудрость и чувственность, подвигающие горы,
птички, вылетающие (вышибающие объективы) —
с головой черепахи и голосом мандрагоры....
***
Каждый миг — самозваный бог,
сретенье всех дорог.
Остынь до рассвета,
отболи —
где переливы-ковыли,
расшитые жемчугами сплошь,
просыпаешься —
пробуешь —
хорош
пастуший хлеб на костре из книг…
Козырь везения — каждый миг.
* * *
Те, кого мимо могилы провёл азарт,
говорят, что если колоду карт —
гадательную — тасует слепой игрок,
то фигурные карты меняют пол, остальные — срок
службы атласных кусочков картона...
и жизни тех,
кому по сердцу тихий смех,
различимый за шорохами, потрескиванием свечи,
тех, чьи ладони сухи и горячи,
кто хотел бы — не знать, но надеяться чуть смелей
на будущее своих непостроенных кораблей.
...Со двора смотрят звёзды, снега тяжелы, седы...
В перепончатых отпечатках за домом легко опознать следы
зверей, что овчинку неба облизывают огнём,
пахнет йодом и солью,
слепой говорит: «плывём!»
***
В ночь на Крещение снег солонее втрое… —
сердце учили верить во всё такое
не сказки,
не книги,
не слёзы
и даже не
твоя любовь, повернувшая к тишине
все слова лицом и сияньем — все зеркала.
…Сердце в ладонь ложится как пиала,
переполненная лазурью, сиянием лунных смол —
ты такого вина не пробовал и не знал,
пока три луны не взошли на один престол,
и четыре эскадры не вплыли в собор-вокзал,
и под Розой флагманы их не сошлись крестом…
***
...по осенней земле (как раз такая,
чтоб лучшей и не искали)
дикие звери луну катают,
обмахивают хвостами...
Дикие травы саванны
перечисляет низкий голос —
здесь нет таких, сквозь пыльцы туманы
не позовёт никто нас.
Что же ты заходишь в поток, готовый
врасти в эту скорость позвонками?
Что же низкий голос за красной шторой
на заре не смолкает?..
***
Сергею Ивкину
Взор — малинов,
шёпот — бирюзов:
— Любишь — так возьми с Моих возов
запах рыбы и весла замах,
лодки, что наколоты впотьмах
звёздами нейтральной полосы,
Гидры восходящие часы
над часами Ворона и Пса,
перекошенные голоса,
перевёрнутые стопари,
поле покаяний на пари,
море погребений на миру…
Я не выбираю,
я беру.
***
Солнечный шторм.
Полный вперёд.
Масло небес.
Облачный жмых.
Как назовёшь —
так поплывёт:
муки святых —
счастье живых…
* * *
Геннадию Каневскому
аэролюди ричмонда и гжатска
складной стакан походная кровать
кукушки клио нам велят рождаться
а пчёлы персефоны умирать
смотри где жерновам небесных гаек
ни станиоль ни глина нипочём
не боги дирижабли обжигают
а крылья пчёл
***
сновиденья краше
обиды реже
только чайки
одни и те же
от шеола
до шаолиня
скормишь им сердце
попросят имя
***
из опия опала янтаря
сбивают масло дочери царя
у маслобоен вымотавши срок
стихают стоны падающих с ног
и знаешь царь спокоен за семью
снимая с масла тела кисею
***
Семисвечник твой — яблоня, тополь, бук,
в оловянном стакане твоё вино —
дерево, что заламывает шесть рук,
опуская одну — на дно
озера, прячущего огни:
молодой лёд веточкой отгони:
окна лазури,
кружится голова,
семь королей служат мессу на берегу,
еле держишь охапку мечей, едва
видишь — костры в снегу…
***
...остаёмся там же,
но верим реже
стечениям и событьям —
их и бережность не удержит,
так полотно по нитям
ночь распускает.
...Что наутро
вновь соткано — то и свято.
...Когда прикасаешься к чему-то —
меняешь своё когда-то.
***
единственных
не удержать слезами
сражённые
не помнят об игре
служение
круженье
осязанье
что пастбище овечье на заре
туманы счастья
колокольцы лета
парящий пепел
плавающий лёд
задень во сне
чтоб точно — без ответа
забудь скорей
тогда — произойдёт
***
да скроют гнилостный раскоп
плоды невинности аминь
так в алом выдохе песков
в подземном холоде пустынь
проходит юноша-солдат
не замечая гиблый грот
вдыхая розы аромат
листая Торы перевод
не с позволенья полутьмы
не листопадом сквозь войну
но тем же чудом что и мы
лишь пожелавшие ему
***
Вино велело чёрту кланяться —
бутылку ставя на корму,
цыгане скрещивают пальцы,
потоки шёлка в полутьму
струятся из волос наяды,
и там, где лента солона —
морских течений перепады
из рыбы делают слона
(как для детей — из одеяла,
а в складках — ветер и луна…) —
чтобы на слоне земля стояла,
как штоф тяжёлого вина,
и возле автомагистрали,
худые руки разбросав,
в сухой траве цыганки спали
на серебристых волосах…
***
Меняется-мнится рядышком — не жемчужная ли одышка
измороси на волосах, на коже?
...В белом огне просушка,
фотографическая вспышка —
у тысячи горожан и у слепцов тоже
под веками — тысяча тел для одной Годивы:
мудрость и чувственность, подвигающие горы,
птички, вылетающие (вышибающие объективы) —
с головой черепахи и голосом мандрагоры....
***
Каждый миг — самозваный бог,
сретенье всех дорог.
Остынь до рассвета,
отболи —
где переливы-ковыли,
расшитые жемчугами сплошь,
просыпаешься —
пробуешь —
хорош
пастуший хлеб на костре из книг…
Козырь везения — каждый миг.
* * *
Те, кого мимо могилы провёл азарт,
говорят, что если колоду карт —
гадательную — тасует слепой игрок,
то фигурные карты меняют пол, остальные — срок
службы атласных кусочков картона...
и жизни тех,
кому по сердцу тихий смех,
различимый за шорохами, потрескиванием свечи,
тех, чьи ладони сухи и горячи,
кто хотел бы — не знать, но надеяться чуть смелей
на будущее своих непостроенных кораблей.
...Со двора смотрят звёзды, снега тяжелы, седы...
В перепончатых отпечатках за домом легко опознать следы
зверей, что овчинку неба облизывают огнём,
пахнет йодом и солью,
слепой говорит: «плывём!»
***
В ночь на Крещение снег солонее втрое… —
сердце учили верить во всё такое
не сказки,
не книги,
не слёзы
и даже не
твоя любовь, повернувшая к тишине
все слова лицом и сияньем — все зеркала.
…Сердце в ладонь ложится как пиала,
переполненная лазурью, сиянием лунных смол —
ты такого вина не пробовал и не знал,
пока три луны не взошли на один престол,
и четыре эскадры не вплыли в собор-вокзал,
и под Розой флагманы их не сошлись крестом…
***
...по осенней земле (как раз такая,
чтоб лучшей и не искали)
дикие звери луну катают,
обмахивают хвостами...
Дикие травы саванны
перечисляет низкий голос —
здесь нет таких, сквозь пыльцы туманы
не позовёт никто нас.
Что же ты заходишь в поток, готовый
врасти в эту скорость позвонками?
Что же низкий голос за красной шторой
на заре не смолкает?..
***
Сергею Ивкину
Взор — малинов,
шёпот — бирюзов:
— Любишь — так возьми с Моих возов
запах рыбы и весла замах,
лодки, что наколоты впотьмах
звёздами нейтральной полосы,
Гидры восходящие часы
над часами Ворона и Пса,
перекошенные голоса,
перевёрнутые стопари,
поле покаяний на пари,
море погребений на миру…
Я не выбираю,
я беру.
***
Солнечный шторм.
Полный вперёд.
Масло небес.
Облачный жмых.
Как назовёшь —
так поплывёт:
муки святых —
счастье живых…
* * *
Геннадию Каневскому
аэролюди ричмонда и гжатска
складной стакан походная кровать
кукушки клио нам велят рождаться
а пчёлы персефоны умирать
смотри где жерновам небесных гаек
ни станиоль ни глина нипочём
не боги дирижабли обжигают
а крылья пчёл
***
сновиденья краше
обиды реже
только чайки
одни и те же
от шеола
до шаолиня
скормишь им сердце
попросят имя
***
из опия опала янтаря
сбивают масло дочери царя
у маслобоен вымотавши срок
стихают стоны падающих с ног
и знаешь царь спокоен за семью
снимая с масла тела кисею
***
Семисвечник твой — яблоня, тополь, бук,
в оловянном стакане твоё вино —
дерево, что заламывает шесть рук,
опуская одну — на дно
озера, прячущего огни:
молодой лёд веточкой отгони:
окна лазури,
кружится голова,
семь королей служат мессу на берегу,
еле держишь охапку мечей, едва
видишь — костры в снегу…
***
...остаёмся там же,
но верим реже
стечениям и событьям —
их и бережность не удержит,
так полотно по нитям
ночь распускает.
...Что наутро
вновь соткано — то и свято.
...Когда прикасаешься к чему-то —
меняешь своё когда-то.
***
единственных
не удержать слезами
сражённые
не помнят об игре
служение
круженье
осязанье
что пастбище овечье на заре
туманы счастья
колокольцы лета
парящий пепел
плавающий лёд
задень во сне
чтоб точно — без ответа
забудь скорей
тогда — произойдёт
***
да скроют гнилостный раскоп
плоды невинности аминь
так в алом выдохе песков
в подземном холоде пустынь
проходит юноша-солдат
не замечая гиблый грот
вдыхая розы аромат
листая Торы перевод
не с позволенья полутьмы
не листопадом сквозь войну
но тем же чудом что и мы
лишь пожелавшие ему