АНАСТАСИЯ ЮРКЕВИЧ / ХОТЯ БЫ ПОТОМУ, ЧТО НАША ЖИЗНЬ ПРОСТА
Анастасия ЮРКЕВИЧ выросла в Москве, в семье учёных. Классический музыкант, поэт, литературный переводчик с немецкого. 20 лет прожила в Германии и Австрии, вернулась в Москву в 2011. Публиковалась в журналах «Гвидеон» и «Плавучий мост», в альманахе «Поэт Года —2014».
***
Ноябрь. На дворе трава, на траве — дрова.
Рано смеркается, мыши друг к другу в хворосте
Зябко жмутся, дышат едва-едва.
С утра труднее проснуться, но в тридцать два
Вряд ли имеет смысл говорить о возрасте.
Скорее всего, это просто грядёт зима,
Заройся и ты поглубже и жди, покуда
Однажды с утра намерзшая бахрома
На окнах, и этот свет, разлитый повсюду,
Враз не заполнят все твои закрома
Уже в тридцать третий раз ощущением чуда.
Salzburg, 2005 – Москва, 2013
Счастье
Андрюше
I
К тёплому твоему затылочку лбом прильнуть,
И ни о чём не думать: забыть, заснуть.
К тёплому твоему затылочку прильнуть лицом,
И ни о чём не надо. Потом. Потом…
II
Выходит, ножки тоненькие, говорит — не спится,
Шелестит шажками, встаёт на цыпочки, суетится,
Передо мной перетаптывается в разноцветной своей пижаме,
А я ему — всё равно, говорю, нужно спать пытаться, ложиться...
Иди в кроватку, говорю, не мешай, говорю, маме.
Не мешай, говорю, маме, а он собирает лапкой
Сосредоточенно в кучку ошмётки воска,
Сгребает в ладошку… Где, ваще, говорю, твои тапки?
А с лестницы после ремонта краской тянет, извёсткой.
Загвоздка в жизни какая-то. Сбой. Неполадки.
Топчется, не уходит. Ты, говорит, бабушке позвонила?
А сам глазом косит — чтобы ещё придумать?
Нет, говорю. Скорее всего, говорю, она забыла
И, например, ушла. А на крыше, видать, всё-таки что-то сгнило:
Третью неделю тянет падалью… Дунуть. Сплюнуть.
А он опять мне — мамочка, ну не спится!
Ну что они мне по голове громыхают своим салютом!
А я — если звёзды зажигаются, значит это, как известно, кому-то…
На пижамке, вчера подаренной, Злые Птицы,
Стреляют в заплаканных свинок. Иди, говорю, пусть тебе сон приснится.
Дай, говорит, тогда хотя бы водички. Ну, глото-о-очек!
Держит стакан лапками, а пить-то не хочется. Говорит: потом
Допью, завтра, — и покорно скрывается. Где же наш дом,
Сыночек, думаю, где же наш дом?..
Где же наш дом, заяц любимый, где, сыночек?
III
Всё, уходи в кровать, ну чего не спишь?
Времени, видишь — час, досидела снова.
Завтра с утра проснётся твой малыш,
Будешь его одевать, пеленать другого.
Будешь варить свой кофе, торчать в окне,
В снеге нежданном угадывать знак судьбы,
Будешь опять твердить о своей вине,
Думать, как всё б сложилось бы, если бы…
Думать будешь, гадать, время свое коротать…
Ну а пока — быстро спать! Просто — спать.
IV
Стоя на перекрёстке в промозглой ноябрьской мгле,
В мокром асфальте фиксируя сгустки запретных цифр,
Смуглую лапку сжимая крепко в своей руке,
Ты, как цветок, себя расправляешь в этом тепле,
Ты, от всего на секунду как бы оказываясь вдалеке,
Вдруг понимаешь: вот он, тот самый шифр,
Столь до сих пор недоступный — тобой раскрыт,
Выявлен, взломан и так невозможно прост;
Так из разрозненных карт слагается ясный пасьянс,
Так в гармонию вдруг смещается диссонанс;
Ты понимаешь, хоть всякий план вкруг тебя размыт:
Это Счастье стоит в тебе в полный рост.
Вот оно. Не вовне, не во сне и не где-то рядом:
Вот оно… И тебе в этот миг тебе от него
Ничего ровным счетом,
кроме него самого,
Не надо.
2013
***
И всё же весел бес сегодняшнего дня!..
Вновь тихий, тёплый мир автобусного царства,
Поёживаясь, ревностно храня
За пазухой, меж пузырьков с лекарством,
Обрывки снов, их тёплые мытарства,
Сквозь стёкла мутные приветствует меня.
Садись к окну, не потревожив зябких грёз,
Авось пригреется нахохлившийся птенчик
Твоих тревог. То весел, то застенчив,
Печёт и плачет март. Но плачет не всерьёз:
Окрестные поля от этих детских слёз
Распухли. Влажно. Ветер переменчив.
Поверь, всё встанет на свои места.
Хотя бы потому, что наша жизнь проста,
Как этот сельский мир — тот сеятель, тот пахарь.
Садись к окну и сосчитай до ста,
Покуда горный бог по правильным местам
Кусками глыбкими раскладывает сахар.
Зальцбург, 2006 – Москва, 2014
***
И виноградный лист, и астры, и печаль.
И двор, и дом, и на веранде чай.
И ты. И рядом те, кого ты любишь.
И тихое, как будто невзначай:
«А всё же, как его ни величай,
Так страшен чёрт, как вряд ли намалюешь»…
Саратов, август 2014
***
Ноябрь. На дворе трава, на траве — дрова.
Рано смеркается, мыши друг к другу в хворосте
Зябко жмутся, дышат едва-едва.
С утра труднее проснуться, но в тридцать два
Вряд ли имеет смысл говорить о возрасте.
Скорее всего, это просто грядёт зима,
Заройся и ты поглубже и жди, покуда
Однажды с утра намерзшая бахрома
На окнах, и этот свет, разлитый повсюду,
Враз не заполнят все твои закрома
Уже в тридцать третий раз ощущением чуда.
Salzburg, 2005 – Москва, 2013
Счастье
Андрюше
I
К тёплому твоему затылочку лбом прильнуть,
И ни о чём не думать: забыть, заснуть.
К тёплому твоему затылочку прильнуть лицом,
И ни о чём не надо. Потом. Потом…
II
Выходит, ножки тоненькие, говорит — не спится,
Шелестит шажками, встаёт на цыпочки, суетится,
Передо мной перетаптывается в разноцветной своей пижаме,
А я ему — всё равно, говорю, нужно спать пытаться, ложиться...
Иди в кроватку, говорю, не мешай, говорю, маме.
Не мешай, говорю, маме, а он собирает лапкой
Сосредоточенно в кучку ошмётки воска,
Сгребает в ладошку… Где, ваще, говорю, твои тапки?
А с лестницы после ремонта краской тянет, извёсткой.
Загвоздка в жизни какая-то. Сбой. Неполадки.
Топчется, не уходит. Ты, говорит, бабушке позвонила?
А сам глазом косит — чтобы ещё придумать?
Нет, говорю. Скорее всего, говорю, она забыла
И, например, ушла. А на крыше, видать, всё-таки что-то сгнило:
Третью неделю тянет падалью… Дунуть. Сплюнуть.
А он опять мне — мамочка, ну не спится!
Ну что они мне по голове громыхают своим салютом!
А я — если звёзды зажигаются, значит это, как известно, кому-то…
На пижамке, вчера подаренной, Злые Птицы,
Стреляют в заплаканных свинок. Иди, говорю, пусть тебе сон приснится.
Дай, говорит, тогда хотя бы водички. Ну, глото-о-очек!
Держит стакан лапками, а пить-то не хочется. Говорит: потом
Допью, завтра, — и покорно скрывается. Где же наш дом,
Сыночек, думаю, где же наш дом?..
Где же наш дом, заяц любимый, где, сыночек?
III
Всё, уходи в кровать, ну чего не спишь?
Времени, видишь — час, досидела снова.
Завтра с утра проснётся твой малыш,
Будешь его одевать, пеленать другого.
Будешь варить свой кофе, торчать в окне,
В снеге нежданном угадывать знак судьбы,
Будешь опять твердить о своей вине,
Думать, как всё б сложилось бы, если бы…
Думать будешь, гадать, время свое коротать…
Ну а пока — быстро спать! Просто — спать.
IV
Стоя на перекрёстке в промозглой ноябрьской мгле,
В мокром асфальте фиксируя сгустки запретных цифр,
Смуглую лапку сжимая крепко в своей руке,
Ты, как цветок, себя расправляешь в этом тепле,
Ты, от всего на секунду как бы оказываясь вдалеке,
Вдруг понимаешь: вот он, тот самый шифр,
Столь до сих пор недоступный — тобой раскрыт,
Выявлен, взломан и так невозможно прост;
Так из разрозненных карт слагается ясный пасьянс,
Так в гармонию вдруг смещается диссонанс;
Ты понимаешь, хоть всякий план вкруг тебя размыт:
Это Счастье стоит в тебе в полный рост.
Вот оно. Не вовне, не во сне и не где-то рядом:
Вот оно… И тебе в этот миг тебе от него
Ничего ровным счетом,
кроме него самого,
Не надо.
2013
***
И всё же весел бес сегодняшнего дня!..
Вновь тихий, тёплый мир автобусного царства,
Поёживаясь, ревностно храня
За пазухой, меж пузырьков с лекарством,
Обрывки снов, их тёплые мытарства,
Сквозь стёкла мутные приветствует меня.
Садись к окну, не потревожив зябких грёз,
Авось пригреется нахохлившийся птенчик
Твоих тревог. То весел, то застенчив,
Печёт и плачет март. Но плачет не всерьёз:
Окрестные поля от этих детских слёз
Распухли. Влажно. Ветер переменчив.
Поверь, всё встанет на свои места.
Хотя бы потому, что наша жизнь проста,
Как этот сельский мир — тот сеятель, тот пахарь.
Садись к окну и сосчитай до ста,
Покуда горный бог по правильным местам
Кусками глыбкими раскладывает сахар.
Зальцбург, 2006 – Москва, 2014
***
И виноградный лист, и астры, и печаль.
И двор, и дом, и на веранде чай.
И ты. И рядом те, кого ты любишь.
И тихое, как будто невзначай:
«А всё же, как его ни величай,
Так страшен чёрт, как вряд ли намалюешь»…
Саратов, август 2014