Елена Иноземцева / НЕ О ЛЮБВИ
Жизнь с точки обзора провинциального городка по имени «Вселенная», по имени «один из».
***
Зима выходит на охоту
и ждёт следов твоих
с пригорка
глядит в неё
уставший Брейгель:
на хрупкий лёд
на жёлтый шорох
сухого тростника
на солнце
морозно-клюквенного цвета
на влажный снег
на дым над домом
о Боже мой
где холст где кисти –
старик хватается за сердце
и слышит лай собак последний
и скрип шагов
и просит – жизни...
***
в утро несешь
по снегу
медленные шаги
как же печальны
круглые
лица снеговиков
так же, как ты, уставших
жить:
плакать и таять
дети друг в друга снежками
бросаются –
им не больно
***
Все хорошо,
Никто не прилетит:
Ни марсиане, ни юпитеряне,
Ни жители совсем иных галактик
На черных кораблях без парусов.
Под парусами белыми эскадра
Не подойдет однажды к побережью,
Не высадятся воины на берег
В доспехах, с ружьями и перегаром рома.
Все будет хорошо…
Не запылают
Костры по городам чумной Европы,
Останутся целы библиотеки,
А также Хиросима с Нагасаки.
Все будет хорошо на этом свете –
Не вымерли бы только динозавры…
***
мне нравится старость весны
когда из-под застиранного платка
подталого снега
выбивается прядь молодой травы
голова весны в седине
но глаза ее
обращены к младенцам:
одуванчикам и птенцам
осень другая:
серые стены больницы
желтые глаза
обезумевшего дома напротив:
кто-то
в нем
уже не доживет до весны
АПРЕЛЬ
Вот окна, опрокинутые в лужи.
Вот небо под колесами машины.
А вот тебе навстречу незнакомец
несёт слегка увядшие нарциссы
ты думаешь:
«Не это ли любовь?
Не Мастер ли, спешащий к Маргарите?»
Всю правду жизни отдаем мы книгам,
нам остаются жизни недомолвки.
«Скажите-ка,
не здесь ли разливают
Вермееровский жёлтый
по бутылкам?»
Апрель – гончар: на вазописи улиц
Чернофигурны люди и деревья.
Вот небо затянулось, потемнело…
И если что нас выручит, так только
Чернофигурный с красной ручкой зонт.
***
первый весенний вечер
открыть окно
не боясь простудиться
заварить чай
не боясь задуматься о ненужном
отключить компьютер
не боясь вирусов спама писем забытого человека
прожить долгий весенний вечер
не боясь жить
***
Когда-нибудь на рассвете
Откроешь окно
Комната
Наполнится влажным воздухом
Низкий густой туман
Из-за верхушек деревьев
Солнце
Куры о чем-то квохчут
На своих золотых шестках
По улице неторопливо
Проходит утро
Брякая бидоном
В июле
Мне десять лет
И я помню
Все
Что должно случиться
Но я закрываю память
Задёргиваю шторы
В комнате остаётся
Вкус тёплого молока
СОБАКА НАВСЕГДА
Это ведь мне понравился риджбек
Рыжий
Добродушный
бежал навстречу
Долгие улицы Лейпцига
Длиной в четырнадцать лет
Ты сейчас пьёшь
недорогой портвейн
гладишь собаку
И длинными вечерами
Рассказываешь псу
Обо мне
НЕ О ЛЮБВИ
Это стихи не о любви:
Не о дожде
(который день за окнами солнце)
Не о том, что ты ждёшь
(ты забыл, как ждали тебя)
Не о тебе
(я не знаю, кто ты на самом деле)
В общем
Это не стихи о любви
(это совсем не стихи)…
***
каждый день я учусь
любить жизнь
каждый день я
двоечница
сбегаю с уроков:
слишком влюбленная
чтобы учиться
СОЛОНЧАК
спрашиваешь: что значит –
солончак?
вспоминаю: низкие тучи
ветер трещит в ушах
голодно и шершаво моим
босым ступням – ступают так осторожно...
колючка впилась между пальцев ноги –
вынимаю, склонившись,
приближаю лицо к трещинкам
к вечным морщинам
вечной степи чья кожа
съедена солончаком... тем
летом мне было семнадцать – другие
мысли занимали
другая была причёска
другой смуглые руки протягивал
на колёсах грузовика – пыль и
сухие комья впаяны в рельеф шин
ехали в кузове, подпрыгивали
на кочках, пели
что-то русское – я сейчас не помню: память
хоть и не вечная но тоже
съедена солончаком
ЗА КАДРОМ
1.
Ночью приснится
незнакомый узбекский город, в котором
ты никогда не был
и уж точно
никогда не будешь – если только
он не существует на самом деле и тебя
каким-нибудь ветром туда не занесёт – и такое
случается в жизни, однако,
очень редко – раз
в тысячу лет и в других широтах...
Помнишь, ходили в кино в июне,
смотрели
чёрно-белый фильм
с длинным названием –
там
за кадром
всё время шумел ветер –
вот это
было реальным... Никакой музыки –
только ветер, а потом,
уже на улице, точно так же
ветром захлёбывались тополя.
Как душно...
И вдруг – крупно – навернулась гроза,
как слёзы
на глаза –
вперемешку с пылью...
2.
Взглянешь на электронные часы
в то самое мгновение, когда
одна цифра меняется на другую –
неуловимо (как и движение стрелки –
по циферблату) ...
Десять лет
накапало с того дня...
***
здесь, в домах трёхэтажных,
подёрнутых пылью, как тюлем,
есть всё
необходимое для жизни:
свет,
чтобы не было страшно
мотыльковою ночью, когда
словно в бреду,
прижимаешься чёрной щетиной
к чужому телу...
в ванных комнатах,
с неизменной зелёной краской
на три
четверти стен
с облупившимся кафелем –
есть вода,
чтобы смыть
последствия прошлой ночи,
прошлой жизни...
в этом воздухе запертом, в
сумраке предрассветном есть
балконная дверь, чтобы за ней увидеть
улочку, задушенную листвой тополиной,
улочку, помнящую скамейку (видишь,
сохранились два чурбака, к которым была прибита),
на которой до сих пор
сидишь с друзьями,
с первой твоей сигаретой...
в подворотне
стоишь
с первою девочкой –
серые доски забора хранят
её имя, вырезанное
перочинным ножом...
в этом мире – самодостаточном, стёршем
приметы времени –
как уже говорилось,
есть всё, что
нужно для жизни, а, главное, – солнце,
бьющее прямо в темя, что бы ты никогда не очнулся…
***
Зима выходит на охоту
и ждёт следов твоих
с пригорка
глядит в неё
уставший Брейгель:
на хрупкий лёд
на жёлтый шорох
сухого тростника
на солнце
морозно-клюквенного цвета
на влажный снег
на дым над домом
о Боже мой
где холст где кисти –
старик хватается за сердце
и слышит лай собак последний
и скрип шагов
и просит – жизни...
***
в утро несешь
по снегу
медленные шаги
как же печальны
круглые
лица снеговиков
так же, как ты, уставших
жить:
плакать и таять
дети друг в друга снежками
бросаются –
им не больно
***
Все хорошо,
Никто не прилетит:
Ни марсиане, ни юпитеряне,
Ни жители совсем иных галактик
На черных кораблях без парусов.
Под парусами белыми эскадра
Не подойдет однажды к побережью,
Не высадятся воины на берег
В доспехах, с ружьями и перегаром рома.
Все будет хорошо…
Не запылают
Костры по городам чумной Европы,
Останутся целы библиотеки,
А также Хиросима с Нагасаки.
Все будет хорошо на этом свете –
Не вымерли бы только динозавры…
***
мне нравится старость весны
когда из-под застиранного платка
подталого снега
выбивается прядь молодой травы
голова весны в седине
но глаза ее
обращены к младенцам:
одуванчикам и птенцам
осень другая:
серые стены больницы
желтые глаза
обезумевшего дома напротив:
кто-то
в нем
уже не доживет до весны
АПРЕЛЬ
Вот окна, опрокинутые в лужи.
Вот небо под колесами машины.
А вот тебе навстречу незнакомец
несёт слегка увядшие нарциссы
ты думаешь:
«Не это ли любовь?
Не Мастер ли, спешащий к Маргарите?»
Всю правду жизни отдаем мы книгам,
нам остаются жизни недомолвки.
«Скажите-ка,
не здесь ли разливают
Вермееровский жёлтый
по бутылкам?»
Апрель – гончар: на вазописи улиц
Чернофигурны люди и деревья.
Вот небо затянулось, потемнело…
И если что нас выручит, так только
Чернофигурный с красной ручкой зонт.
***
первый весенний вечер
открыть окно
не боясь простудиться
заварить чай
не боясь задуматься о ненужном
отключить компьютер
не боясь вирусов спама писем забытого человека
прожить долгий весенний вечер
не боясь жить
***
Когда-нибудь на рассвете
Откроешь окно
Комната
Наполнится влажным воздухом
Низкий густой туман
Из-за верхушек деревьев
Солнце
Куры о чем-то квохчут
На своих золотых шестках
По улице неторопливо
Проходит утро
Брякая бидоном
В июле
Мне десять лет
И я помню
Все
Что должно случиться
Но я закрываю память
Задёргиваю шторы
В комнате остаётся
Вкус тёплого молока
СОБАКА НАВСЕГДА
Это ведь мне понравился риджбек
Рыжий
Добродушный
бежал навстречу
Долгие улицы Лейпцига
Длиной в четырнадцать лет
Ты сейчас пьёшь
недорогой портвейн
гладишь собаку
И длинными вечерами
Рассказываешь псу
Обо мне
НЕ О ЛЮБВИ
Это стихи не о любви:
Не о дожде
(который день за окнами солнце)
Не о том, что ты ждёшь
(ты забыл, как ждали тебя)
Не о тебе
(я не знаю, кто ты на самом деле)
В общем
Это не стихи о любви
(это совсем не стихи)…
***
каждый день я учусь
любить жизнь
каждый день я
двоечница
сбегаю с уроков:
слишком влюбленная
чтобы учиться
СОЛОНЧАК
спрашиваешь: что значит –
солончак?
вспоминаю: низкие тучи
ветер трещит в ушах
голодно и шершаво моим
босым ступням – ступают так осторожно...
колючка впилась между пальцев ноги –
вынимаю, склонившись,
приближаю лицо к трещинкам
к вечным морщинам
вечной степи чья кожа
съедена солончаком... тем
летом мне было семнадцать – другие
мысли занимали
другая была причёска
другой смуглые руки протягивал
на колёсах грузовика – пыль и
сухие комья впаяны в рельеф шин
ехали в кузове, подпрыгивали
на кочках, пели
что-то русское – я сейчас не помню: память
хоть и не вечная но тоже
съедена солончаком
ЗА КАДРОМ
1.
Ночью приснится
незнакомый узбекский город, в котором
ты никогда не был
и уж точно
никогда не будешь – если только
он не существует на самом деле и тебя
каким-нибудь ветром туда не занесёт – и такое
случается в жизни, однако,
очень редко – раз
в тысячу лет и в других широтах...
Помнишь, ходили в кино в июне,
смотрели
чёрно-белый фильм
с длинным названием –
там
за кадром
всё время шумел ветер –
вот это
было реальным... Никакой музыки –
только ветер, а потом,
уже на улице, точно так же
ветром захлёбывались тополя.
Как душно...
И вдруг – крупно – навернулась гроза,
как слёзы
на глаза –
вперемешку с пылью...
2.
Взглянешь на электронные часы
в то самое мгновение, когда
одна цифра меняется на другую –
неуловимо (как и движение стрелки –
по циферблату) ...
Десять лет
накапало с того дня...
***
здесь, в домах трёхэтажных,
подёрнутых пылью, как тюлем,
есть всё
необходимое для жизни:
свет,
чтобы не было страшно
мотыльковою ночью, когда
словно в бреду,
прижимаешься чёрной щетиной
к чужому телу...
в ванных комнатах,
с неизменной зелёной краской
на три
четверти стен
с облупившимся кафелем –
есть вода,
чтобы смыть
последствия прошлой ночи,
прошлой жизни...
в этом воздухе запертом, в
сумраке предрассветном есть
балконная дверь, чтобы за ней увидеть
улочку, задушенную листвой тополиной,
улочку, помнящую скамейку (видишь,
сохранились два чурбака, к которым была прибита),
на которой до сих пор
сидишь с друзьями,
с первой твоей сигаретой...
в подворотне
стоишь
с первою девочкой –
серые доски забора хранят
её имя, вырезанное
перочинным ножом...
в этом мире – самодостаточном, стёршем
приметы времени –
как уже говорилось,
есть всё, что
нужно для жизни, а, главное, – солнце,
бьющее прямо в темя, что бы ты никогда не очнулся…