ГОЛОСА
 
не жалею, но зову, а лучше
ты включи компьютер, посмотри
ты меня в коробке черной прячешь
не читая голубой курсив.
 
но потом, когда меня не будет
мы посмотрим, как ты запоешь
постоишь на ледяной дороге
и молчишь и мокрый снег жуешь.
 
молодая, ты гранатометна
блузка от Версачи, алый лак
почему опять себя ты прячешь
а все лучше выглядишь с утра.
 
без тебя все равно все не так
все не так как вчера
так и небо полюбишь любое
и деревья стоят, как в колодце вода.
и пора со двора, и пора умирать
а мы все говорим про другое.
 
он придет, тот другой,
и сойдет по холодному трапу
в преисподнюю жизни или наоборот
чтобы Джиму дать доллар на лапу
а потом погибать за народ.
 
но ему не нужна твоя жертва
пей страстей голубой лимонад
я и сам люблю тебя, но больше
перед сном холодный виноград.
 
кто-то пишет, успевая к сроку,
золотые строки про всех нас
кто-то утром вышел на дорогу,
собираясь на всю жизнь пропасть
хорошо в культурном Вавилоне
между двух зеленоватых рек
заглянуть к Роману или к Моне
где солянкой дышит человек.
 
он не глуп – толоконный лоб
он не скуп, сидит в углу,
заказав на всех икру,
он по-своему не глуп.
а у Мани от Армани
золотой в мозгу шуруп.
 
по утру, по утру не сыграть ли в бу-
риме нам с крошкой Ру.
вот — суд, вот — дзот,
а там — дот, дот.ру
мы опять не ко двору.
 
послушайте, ведь если люди выживают,
значит, это кому-нибудь нужно
значит, кто-то хочет докурить по последней, но слушайте
 
вам ужин прощальный не нужен
пропали и друг мой и враг
и парень ведет недотрогу
в черемухой полный овраг
 
и там он ее заломает
и лифчик в горошек сорвет
в сосудах гормоны играют
ее уж ничто не спасет
 
но время еще не настало ее —
от любви умирать
сестренка, отдайся ты брату
чтоб запах родной до утра
под сводами райского сада.
 
где больше цветам не цвести
кончается время икры
уходят, уходят Soldatten
и ананасы в шампанском
к их холмику не принести
 
вот и все, смежили очи черные
и когда распяли на троих
словно в опустевшем коридоре
зазвучал прощальный лейб-мотив
 
говоря, как частное лицо деепричастному лицу,
свисая с площадок
бессонница, омар, тариф
и длинный список
актеров с камешками фраз и что
конец предельно близок
но это вовсе не про нас
 
вот лестница, вот сеновал
я каталог прочел от Блюмингдейла
синод и сенат замело на сто лет
замерз ледокол министерства
 
вот желвак на щеке
вот батон на столе
Пикассо на стене
человек вот усталый от сердца.
 
И не разойтись, а потом не уснуть
А так ведь хочется покоя
И чтоб легко на свете жить
и энергичною рукою...
да больше некому служить
 
души прекрасные порывы
туши как таянье свечи
когда не пьем четвертый день
ты посмотри как мы красивы
 
жить хочется, но говорят
что в мире есть такая карма
которую и Солнцедаром
с бычком в томате не пронять
 
не спится мне, такие ссуки
пиши-пиши им невдомёк
и замыкается виток
почти смертельной подоплеки
 
но в мире есть такие области:
шумерская или скифская
и склифосовская-ямская
где на костях последней доблести
стоят колонны из песка
 
а мы, на волосок от смерти,
себе находим оправданье
мы не рабы, но наши дети
с дежурным пионерским пеньем
поганки ищут утром ранним
 
в тумане пригородный поезд
везет похмельных грибников
малыш уж отморозил пальчик
и был таков
 
но ищут пожарные, ищет милиция
где бы им с ним бы распить на троих
в мерзлых витринах их теплые лица и
в гулком дворе замороженный крик
 
а он в прокуренном вагоне им
Кьеркегора продавал
его веселая обложка
старушек била наповал
подходя постепенно к далекой черте
ты вздыхаешь легко, покоряясь судьбе
а куда ты уходишь, там нету имен
только молча зияет оконный проем
 
нет ответа на эти вопросы
только воет норд-ист как в ведро
вот ты выкрашена купоросом
замерзая стоишь у метро
 
мы на улицу все, на дорогу
на морозную ту благодать
то учащиеся, то матросы,
слесаря, а то ... твою мать
 
там проспектами в траурном марше
воронеют центурий шелка
хороша была девушка Саша
хороша, но уж слишком легка
 
вот и выпьем стакан на плаву,
тот, граненый, за русские косы,
а потом, закурив папиросу,
по-мужски помолчим на луну
 
ночь меняет рассвет на пол-слова
мордой в студне наш дружеский стол
поздний поезд идет в Комарово
в камышах застывает весло
 
поздний лес облысел, роща правая
шелестит на прощанье слова
и какой барабанной Полтавою
оборачивается Литва
 
что ж, у мутности рюмки бездонной
в том шашлычном дыму голубом
появляется в облаке банном
исчезающий образ Его
 
он молчит, да ему не до нас
днепр далек, он этим и чуден
поцелуй высыхает Иудин
на поверхности гипсовых глаз
 
до поры никому не понять
что нам сделало это столетье:
игры в бисер в полуночном свете
на рaссвете – другая игра.шаблоны для dle