ИРИНА ГРАЦИНСКАЯ / ЧУВСТВО ЧАСТИ ЦЕЛОГО
кошка
где бы ни изловило время меня
в складках города на перекрёстках в метро в толпе
в водовороте голов ног локтей
на мостках переходов в автобусной сцепке
устрицей обживающей турникет —
не помыслив коленки раздвинуть больше положеного
жалуя этикет —
тебя
завернув в наготу свою и презирая мораль
окотившейся кошкой вылизываю подминаю мышонком мну
затирая отчаянно в твою память
себя одну
***
навстречу шли люди
и в каждом
сокращался мешочек с желчью
в уголках губ подтекая
едким желтком и каждый
сплёвывал бля
и каждый
походкой лихого дяди
повадкой езжалого тракта
ужимкой лесного гостя
восславил степное племя
рондо большой дороги
зипун из кислой овчины
ножичек за голенищем
...они всё сквозили мимо
ни тепла ни привета в лицах
только бражкой квасной болтнулась
тайная похоть отмщенья
за случившуюся здесь
жизнь
приют
чешуя куполов и крыш
дынный свет в чаше лувра и россыпью по брассри
ундервудовы клавиши столиков ...пара крыс
по путям подземки прошивающей изнутри
в антресолях земных там где дугами сводов крест
оторвавшись шариком шарит душа
и приют находит как птица насест
у аньерской скудости не дыша
чувство целого
чувство родины чувство части целого
рафинадно-чёрного антрацитно-белого
апельсинная долька от ржаной капусты
над ботвой свекольной купоросный купол
молоком вымя вымазано полынным
на базаре пряником в грош с полтиною
выпячено наложено горбыля с свиной кожею
гжелка жосту жопою жмётся жалится
немчуре затейливо
не пожалуешься
вязаное резаное
жилка да смекалка
навынос — не вынесут
а себе не жалко
сад
…пошли мне сад…
м.ц.
пусть сад
но будет люксембургский
...и апельсиновые кадки
и апельсиновые капли
в листве — с наклейкой оранжины
мы живы...
газон пестрит и брызжет соком
по плечикам игривых амфор
стекает локон разноцветья
приспущена кулиса вязов
день как с плеча —
жаль одноразов...
сухариком хрустит подошва
зеленых креслиц гнутый обод
в руке привычно тяжелеет
нам снится явь
в нас мало лет
рука немеет...
светило вытопит любовь
и жизнь вдруг облаком как чудо
ни войн ни смерти ни измены
Христос
с ним — ласковый Иуда...
сдобное метро
метро это штанины спины затылки
ботинки
метро это звёзды и канделябры
тонны известки
лепнина майолика пятиконечно-ржаная символика
лакрично карамельный жгут поручня
и гребёнка бесчисленных ного-шагов под
в кишечнике города
здесь проживаешь годы
во дворцах общего пользования
народных покоях народ упокоивших
успокоивших без покаяния —
народное достояние
под парчовым камзолом соли кора и трудовой желвак
чёрные жилы не выживших
жерло не сдюживших
задирая глаз просвистишь
на маяковки стальной бобслей
обливную глазурь пасхальной таганки
вот и немец пялится цокая ист фантастиш
не прозревая запекшейся насмерть
кровянки
где-то там
вот зима
мало снега
всё больше — мороки
от её уговоров одеться
меховых распродаж реагента
вакцин новогоднего кашля квартальных истерик
коллектив населения бьётся за план на товарных фронтах
суета
никому не откроешь америк:
от бесхитростной хвои бенгальских внучатых снегурок
мы отплыли в египет отчалили прочь из родимых садков
общежитие столица кишит прописавшимся гостем
их инстинкт к размноженью едва ли остудит погода
только свет розовеющий чутких небес
чудным образом в сепию тушь выправляет
...где-то там где с фасадов струится обман бытия
в смоляной оторочке кружав городской кринолин
подрисуешь в углу фотографии точку себя
из несметно числительных зная на память о д и н
я уеду
я уеду туда
где никто не знает меня
а значит
какой я была
чтобы сличать
покачивая головой
ой
чтобы просто: на — дай
хлеб пожалуйста
евро на чай
не резаться об углы
оступаясь в воронки глаз
я уеду и всё
много таких
нас
ты давай
тоже бери билет
там хорошо
потому что нас нет
там
всё это время не было
там нас
будем кожицей прирастать
чтобы потом на раз
отлепиться
сукровицу слизывая
из-под ногтей
чтобы остаться
ни этой
ни той
ничей
где бы ни изловило время меня
в складках города на перекрёстках в метро в толпе
в водовороте голов ног локтей
на мостках переходов в автобусной сцепке
устрицей обживающей турникет —
не помыслив коленки раздвинуть больше положеного
жалуя этикет —
тебя
завернув в наготу свою и презирая мораль
окотившейся кошкой вылизываю подминаю мышонком мну
затирая отчаянно в твою память
себя одну
***
навстречу шли люди
и в каждом
сокращался мешочек с желчью
в уголках губ подтекая
едким желтком и каждый
сплёвывал бля
и каждый
походкой лихого дяди
повадкой езжалого тракта
ужимкой лесного гостя
восславил степное племя
рондо большой дороги
зипун из кислой овчины
ножичек за голенищем
...они всё сквозили мимо
ни тепла ни привета в лицах
только бражкой квасной болтнулась
тайная похоть отмщенья
за случившуюся здесь
жизнь
приют
чешуя куполов и крыш
дынный свет в чаше лувра и россыпью по брассри
ундервудовы клавиши столиков ...пара крыс
по путям подземки прошивающей изнутри
в антресолях земных там где дугами сводов крест
оторвавшись шариком шарит душа
и приют находит как птица насест
у аньерской скудости не дыша
чувство целого
чувство родины чувство части целого
рафинадно-чёрного антрацитно-белого
апельсинная долька от ржаной капусты
над ботвой свекольной купоросный купол
молоком вымя вымазано полынным
на базаре пряником в грош с полтиною
выпячено наложено горбыля с свиной кожею
гжелка жосту жопою жмётся жалится
немчуре затейливо
не пожалуешься
вязаное резаное
жилка да смекалка
навынос — не вынесут
а себе не жалко
сад
…пошли мне сад…
м.ц.
пусть сад
но будет люксембургский
...и апельсиновые кадки
и апельсиновые капли
в листве — с наклейкой оранжины
мы живы...
газон пестрит и брызжет соком
по плечикам игривых амфор
стекает локон разноцветья
приспущена кулиса вязов
день как с плеча —
жаль одноразов...
сухариком хрустит подошва
зеленых креслиц гнутый обод
в руке привычно тяжелеет
нам снится явь
в нас мало лет
рука немеет...
светило вытопит любовь
и жизнь вдруг облаком как чудо
ни войн ни смерти ни измены
Христос
с ним — ласковый Иуда...
сдобное метро
метро это штанины спины затылки
ботинки
метро это звёзды и канделябры
тонны известки
лепнина майолика пятиконечно-ржаная символика
лакрично карамельный жгут поручня
и гребёнка бесчисленных ного-шагов под
в кишечнике города
здесь проживаешь годы
во дворцах общего пользования
народных покоях народ упокоивших
успокоивших без покаяния —
народное достояние
под парчовым камзолом соли кора и трудовой желвак
чёрные жилы не выживших
жерло не сдюживших
задирая глаз просвистишь
на маяковки стальной бобслей
обливную глазурь пасхальной таганки
вот и немец пялится цокая ист фантастиш
не прозревая запекшейся насмерть
кровянки
где-то там
вот зима
мало снега
всё больше — мороки
от её уговоров одеться
меховых распродаж реагента
вакцин новогоднего кашля квартальных истерик
коллектив населения бьётся за план на товарных фронтах
суета
никому не откроешь америк:
от бесхитростной хвои бенгальских внучатых снегурок
мы отплыли в египет отчалили прочь из родимых садков
общежитие столица кишит прописавшимся гостем
их инстинкт к размноженью едва ли остудит погода
только свет розовеющий чутких небес
чудным образом в сепию тушь выправляет
...где-то там где с фасадов струится обман бытия
в смоляной оторочке кружав городской кринолин
подрисуешь в углу фотографии точку себя
из несметно числительных зная на память о д и н
я уеду
я уеду туда
где никто не знает меня
а значит
какой я была
чтобы сличать
покачивая головой
ой
чтобы просто: на — дай
хлеб пожалуйста
евро на чай
не резаться об углы
оступаясь в воронки глаз
я уеду и всё
много таких
нас
ты давай
тоже бери билет
там хорошо
потому что нас нет
там
всё это время не было
там нас
будем кожицей прирастать
чтобы потом на раз
отлепиться
сукровицу слизывая
из-под ногтей
чтобы остаться
ни этой
ни той
ничей