ДМИТРИЙ ДРАГИЛЁВ
Из текстов «Время мест, или Мелос относительной недоступности»
***
был ли скворец той птицей
а может кто-то иной
кого здесь привыкли считать скворцом?
были выхлопы и шумы — виновны проглоченные метеориты
был очевидно пойман
или придуман во время попытки в бега пуститься
очередной
ритенуто[1] в трамвае
соединившем завод «Красное утро» — «Сарканайс Ритс» с кварталами Рита
(есть таковые в Риге и Эрфурте) потягиваем винцо
очень скверное пойло
что-нибудь напеваем
в лавке посудной тапер — гуттаперчевый лабух
и, кажется, старый слон
оправляясь на станцию Osloеr Strasse
собой заслоняют солнце, не говорю про облачные матрасы
густую перину, которую можно метлой раздвинуть или веслом —
инструментами девушек, что праздно слоняются по орбите
и пусть даже старый курятник окажется в лучшем виде
такие пенаты точно пойдут на слом
палатку не переплюнешь
с каркасом
сделанным из дюралевых труб
брезент и гагачий пух
чайка, прилетевшая тринадцатого июня
чкалов пролетел девятнадцатого — сбросил презент
а первого августа пожаловали три медведя
ведай хотя бы азы, честно штудируй четьи, переходя на вы и веди
иногда наполняется поутру
даже самая безнадежная касса
богачи не жалуют чепуху; но фланируя, как петух
при виде красивых баб распуская перья, авось кто-нибудь клюнет
— мысли придут опосля как няни и нюни —
хорохорься, назидая холоду и грозе
и машина, слава Б-гу, не «Хорьх», и уже не дрожит графин
даже если промчится поезд
то есть
аэроплан сделан из белых листочков дин а четыре
на берлинском наречии — дин а фир
динавиа, звучащая на скани
дивания — венец любых исканий
шлараффия летящая в эфир
в стаканах мечтающих — вполне прозаически — о водке или кефире
производства новых фартовых фирм
барсы в рождественский вечер на улице Бривибас, 122
какая, мой друг, доверчивость в драке?
берите выше
все дело — в магните
и, если парафразировать Окуджаву, помноженного на Лабиша
смахните капли страха со лба
***
где ты был, полуостров Кольский
забинтованная качалка вышки
добывающая не уголь, но углероды
а может, стихи?
пока Станиславский кричал: не верю
доведенная до состояния джазового весла
башка мутирует в мумию башки редкого зверя
сказки Пушкина, пашки ушкина
булыжник, покрывшийся липким налетом другого рода
времени, падежа, числа
блестящим в летние дни
ведет себя как-то «не компанейски»
в неловком ожидании cказочного семейства
мухоловок, ошибочно и редко залетающих
в ваши заливные края
милая, это я
мы, кажется, не одни
посторонний запах мастики
и прочие пустяки
три четверти и зыбкая восьмая
пусть фигурально, мы же не такие
крючок найти на фикцию-земыгу[2]
как отпечаток Евдокии в доке
французам — Лангедок, Каппадокия —
другим — одни лишь пасмурные вздохи
и возглас: вот отсюда я сама, я
получше ориентируюсь в Моздоке
да здравствуют и мозг любого доки
и пальцы (сами складывались в фигу)
вроде называется метеор
катер для напыщенных дураков
пес дворовый голодный, почти полицейский
приходит с повинной
на дворе опять гороховое правление
постоялец с поличным пойман в отеле Exelcior
зацепивший позорной трубой
ваш альков
и чердак с высоты орлиной
все проблемы от лени и связи беспроводной
жидких кристаллов, нерушимых принципов Цейса…
в этот час жители обналиченного Берлина
делают почтовые отправления
Игра в классики
«И контур блуждает ее, свиреп».
Алексей Парщиков
«Не догадаться, не расслышать,
Идти калякать…»
Иосиф Уткин
«Косатка — млекопитающее из подотряда зубастых китов».
Словарь Брокгауза и Ефрона
что остается нам — жужелка?
фрагмент осадка,
аде, француженка Анжелка,
моя касатка
Алеша, помнишь эти доски,
где в два присеста
творили Палмер и Твардовский
для палимпсеста?
красотка — форма крокодила,
но вы смеялись,
в стране, где секса не водилось:
спасибо, аист!
ты — выпь, тебе и камень в руки,
каштаны зала,
так выпей с классиками в группе
стакан нарзана
здесь вам не темпель ширли-мырли,
кафтан не шили,
кругом алмазы опер мыльных,
интрижки шивы
соль марлезонского балета —
как дрек без перца,
девчонки любят только летом,
товарищ сердце
дрянное дело — день ничейный,
в эфире деньги,
твоя окалина зачем мне,
окраин дебри?
шути для питерских и рижских
пустых настурций,
мне подарил товарищ книжку —
спасибо Штурцу
я наугад ее открою,
коль час плачевен,
пусть резкость дня усилит втрое:
спасибо, Чейгин
мы комикуем сыто-пьяно
до полной кучи,
нет обезьяны без изъяна,
зато не скучно
нуар, мажестик шли на мыло,
эмаль — не жостов,
под носом девочка хамила
по-женски жестко
кому нужна такая проза,
не расквитаться,
начало Бегина и просто
начало танца
бегите Лола и Менахем
из Брест-Литовска,
фон Кюльмана послали на фиг,
доска и только
как слоган тщательной таможни —
пожалте бриться,
ищите женщину, а может,
ищите принца
уже снежинки сыплет осень
в начале текста,
опять нажмешь три раза восемь*,
и звездам тесно
***
Шведские корабли «Юпитер» и «Цептер»
доставили Нильса Эриксона
крестьянина из Далахамна
на берега Священной Римской империи
персона оказалась весьма нахальной
объявил себя полковником Карлссоном
в Померании
а в Эрфурте
капитаном Гарсом назвался
остановившись в монастыре
имени блаженного Августина
ищет жену, какая бы не польстилась
на отсутствие мобильного телефона
фамильное серебро и сырье
рустикальный трон
в Стокгольме
впрочем, об Эриксоне довольно
вот карман — этот признак расчета свирепый, желание оттопыриться
женщины, глядящие сквозь, взглядом стеклянным, злым, бесподобным
кот, по натуре ленивый, кажется кровопийцей
и линяют казаки Пырьева с Кубани к Дону
вы бездонны, мы безбилетны, мы запросто вылезаем
наивняк фантазеру выходит лажей
в этой кодле, где быть не в чести Мазаем
чужаки, мы, наверное, лыжи смажем
выясни, какой сегодня в меню свекольник
в нашей столовке (пишу: кантине)
минули полдень и полночь
теперь каждое действие происходит после полундр
как после купюр
отроковицы трахаются
рожают те, кому за полтинник
дали синие от косяков на любом углу
перекур, и это, увы, не прикольно
открываем окно на помойку и видим Лувр
аберрация роговицы
не курлычь свою глупость: смолой перебьемся, нам ли…
мы-то знаем, что сила всегда не дурней привычек
возникаешь, дружок, как когда-то: совок, панамка
ветряки назначив своей добычей
с дремотцой эрфуртскую программу
принимает удивительный драматург
ни единого солдатского грамма
никаких строительных арматур
тучи хмуро — отсюда новые заграждения
филькину грамоту изучает группа лемуров, но
совершать доминиканский тур
невмоготу и муторно
надоела реклама
липовые монахи опознаваемы за версту
верстка едет по мере увеличения хлама
мы левые по рождению
товарищ, не пропей убеждения
и, если получится, не халтурь
на нейлоновые тегимены забей и
спой жизнь в розовом свете
вспомни дождь в четверг
нобелевского лауреата
мыльный радостный день пустяками разорван в клочья
пусть белки краснеют, а потом неожиданно голубеют
от снижения меланина в радужной оболочке
[1] Музыкальный термин, означающий замедление;
[2] Эта ископаемая рыба встречается только в текстах автора.
***
был ли скворец той птицей
а может кто-то иной
кого здесь привыкли считать скворцом?
были выхлопы и шумы — виновны проглоченные метеориты
был очевидно пойман
или придуман во время попытки в бега пуститься
очередной
ритенуто[1] в трамвае
соединившем завод «Красное утро» — «Сарканайс Ритс» с кварталами Рита
(есть таковые в Риге и Эрфурте) потягиваем винцо
очень скверное пойло
что-нибудь напеваем
в лавке посудной тапер — гуттаперчевый лабух
и, кажется, старый слон
оправляясь на станцию Osloеr Strasse
собой заслоняют солнце, не говорю про облачные матрасы
густую перину, которую можно метлой раздвинуть или веслом —
инструментами девушек, что праздно слоняются по орбите
и пусть даже старый курятник окажется в лучшем виде
такие пенаты точно пойдут на слом
палатку не переплюнешь
с каркасом
сделанным из дюралевых труб
брезент и гагачий пух
чайка, прилетевшая тринадцатого июня
чкалов пролетел девятнадцатого — сбросил презент
а первого августа пожаловали три медведя
ведай хотя бы азы, честно штудируй четьи, переходя на вы и веди
иногда наполняется поутру
даже самая безнадежная касса
богачи не жалуют чепуху; но фланируя, как петух
при виде красивых баб распуская перья, авось кто-нибудь клюнет
— мысли придут опосля как няни и нюни —
хорохорься, назидая холоду и грозе
и машина, слава Б-гу, не «Хорьх», и уже не дрожит графин
даже если промчится поезд
то есть
аэроплан сделан из белых листочков дин а четыре
на берлинском наречии — дин а фир
динавиа, звучащая на скани
дивания — венец любых исканий
шлараффия летящая в эфир
в стаканах мечтающих — вполне прозаически — о водке или кефире
производства новых фартовых фирм
барсы в рождественский вечер на улице Бривибас, 122
какая, мой друг, доверчивость в драке?
берите выше
все дело — в магните
и, если парафразировать Окуджаву, помноженного на Лабиша
смахните капли страха со лба
***
где ты был, полуостров Кольский
забинтованная качалка вышки
добывающая не уголь, но углероды
а может, стихи?
пока Станиславский кричал: не верю
доведенная до состояния джазового весла
башка мутирует в мумию башки редкого зверя
сказки Пушкина, пашки ушкина
булыжник, покрывшийся липким налетом другого рода
времени, падежа, числа
блестящим в летние дни
ведет себя как-то «не компанейски»
в неловком ожидании cказочного семейства
мухоловок, ошибочно и редко залетающих
в ваши заливные края
милая, это я
мы, кажется, не одни
посторонний запах мастики
и прочие пустяки
три четверти и зыбкая восьмая
пусть фигурально, мы же не такие
крючок найти на фикцию-земыгу[2]
как отпечаток Евдокии в доке
французам — Лангедок, Каппадокия —
другим — одни лишь пасмурные вздохи
и возглас: вот отсюда я сама, я
получше ориентируюсь в Моздоке
да здравствуют и мозг любого доки
и пальцы (сами складывались в фигу)
вроде называется метеор
катер для напыщенных дураков
пес дворовый голодный, почти полицейский
приходит с повинной
на дворе опять гороховое правление
постоялец с поличным пойман в отеле Exelcior
зацепивший позорной трубой
ваш альков
и чердак с высоты орлиной
все проблемы от лени и связи беспроводной
жидких кристаллов, нерушимых принципов Цейса…
в этот час жители обналиченного Берлина
делают почтовые отправления
Игра в классики
«И контур блуждает ее, свиреп».
Алексей Парщиков
«Не догадаться, не расслышать,
Идти калякать…»
Иосиф Уткин
«Косатка — млекопитающее из подотряда зубастых китов».
Словарь Брокгауза и Ефрона
что остается нам — жужелка?
фрагмент осадка,
аде, француженка Анжелка,
моя касатка
Алеша, помнишь эти доски,
где в два присеста
творили Палмер и Твардовский
для палимпсеста?
красотка — форма крокодила,
но вы смеялись,
в стране, где секса не водилось:
спасибо, аист!
ты — выпь, тебе и камень в руки,
каштаны зала,
так выпей с классиками в группе
стакан нарзана
здесь вам не темпель ширли-мырли,
кафтан не шили,
кругом алмазы опер мыльных,
интрижки шивы
соль марлезонского балета —
как дрек без перца,
девчонки любят только летом,
товарищ сердце
дрянное дело — день ничейный,
в эфире деньги,
твоя окалина зачем мне,
окраин дебри?
шути для питерских и рижских
пустых настурций,
мне подарил товарищ книжку —
спасибо Штурцу
я наугад ее открою,
коль час плачевен,
пусть резкость дня усилит втрое:
спасибо, Чейгин
мы комикуем сыто-пьяно
до полной кучи,
нет обезьяны без изъяна,
зато не скучно
нуар, мажестик шли на мыло,
эмаль — не жостов,
под носом девочка хамила
по-женски жестко
кому нужна такая проза,
не расквитаться,
начало Бегина и просто
начало танца
бегите Лола и Менахем
из Брест-Литовска,
фон Кюльмана послали на фиг,
доска и только
как слоган тщательной таможни —
пожалте бриться,
ищите женщину, а может,
ищите принца
уже снежинки сыплет осень
в начале текста,
опять нажмешь три раза восемь*,
и звездам тесно
***
Шведские корабли «Юпитер» и «Цептер»
доставили Нильса Эриксона
крестьянина из Далахамна
на берега Священной Римской империи
персона оказалась весьма нахальной
объявил себя полковником Карлссоном
в Померании
а в Эрфурте
капитаном Гарсом назвался
остановившись в монастыре
имени блаженного Августина
ищет жену, какая бы не польстилась
на отсутствие мобильного телефона
фамильное серебро и сырье
рустикальный трон
в Стокгольме
впрочем, об Эриксоне довольно
вот карман — этот признак расчета свирепый, желание оттопыриться
женщины, глядящие сквозь, взглядом стеклянным, злым, бесподобным
кот, по натуре ленивый, кажется кровопийцей
и линяют казаки Пырьева с Кубани к Дону
вы бездонны, мы безбилетны, мы запросто вылезаем
наивняк фантазеру выходит лажей
в этой кодле, где быть не в чести Мазаем
чужаки, мы, наверное, лыжи смажем
выясни, какой сегодня в меню свекольник
в нашей столовке (пишу: кантине)
минули полдень и полночь
теперь каждое действие происходит после полундр
как после купюр
отроковицы трахаются
рожают те, кому за полтинник
дали синие от косяков на любом углу
перекур, и это, увы, не прикольно
открываем окно на помойку и видим Лувр
аберрация роговицы
не курлычь свою глупость: смолой перебьемся, нам ли…
мы-то знаем, что сила всегда не дурней привычек
возникаешь, дружок, как когда-то: совок, панамка
ветряки назначив своей добычей
с дремотцой эрфуртскую программу
принимает удивительный драматург
ни единого солдатского грамма
никаких строительных арматур
тучи хмуро — отсюда новые заграждения
филькину грамоту изучает группа лемуров, но
совершать доминиканский тур
невмоготу и муторно
надоела реклама
липовые монахи опознаваемы за версту
верстка едет по мере увеличения хлама
мы левые по рождению
товарищ, не пропей убеждения
и, если получится, не халтурь
на нейлоновые тегимены забей и
спой жизнь в розовом свете
вспомни дождь в четверг
нобелевского лауреата
мыльный радостный день пустяками разорван в клочья
пусть белки краснеют, а потом неожиданно голубеют
от снижения меланина в радужной оболочке
[1] Музыкальный термин, означающий замедление;
[2] Эта ископаемая рыба встречается только в текстах автора.