ПАУЛЬ ЦЕЛАН / ЗАПОЗДАЛАЯ ЗАХЛАМЛЕННОСТЬ РОЗ (ТРАНСЛЯЦИЯ С НЕМЕЦКОГО АНДРЕЯ СЕВЕРСКОГО)
ПО ТУ СТОРОНУ
Из зеркал я тебя ‒ на свободу: в страну-без-зеркал.
Вот сюда. Это здесь: ветка дерева:
Рукою её оплети.
Больше нету фигур. Больше нету теней.
Обойдемся без образов мы.
Только ветер да ветер да ветер в твоих волосах.
Только эти шаги в твоем сердце, только шаги.
Что здесь было когда-то, то нас отпустило уже.
Никого уже нету, кто бы песней как прежде молил.
Никого уже нету, кто во тьме бы как прежде блуждал,
А меня и подавно нет в твоих зеркалах.
Лишь шаги в твоем сердце шаги только шаги.
Лишь кинжалы кинжалы кинжалы в оке твоем.
(Раннее творчество, без даты)
CORONA
С рук моих кушает осень свой лист – мы с ней друзья.
Лущим время, а потом его учим ходить:
и возвращается снова оно в свою скорлупу.
В зеркале – день воскресенья,
сновидим с тобою во сне,
истину вдруг изрекают наши уста.
Взгляд мой клонится снова к любимой лонным местам:
мы созерцаем друг друга,
туманен наш разговор,
словно память и мак – вот как любим друг друга,
спим как в моллюсках вино,
как в лунно-кровавом луче качается море.
Обнявшись, стоим у окна, с улицы смотрят на нас:
пора наступила, чтоб помнить сознанье!
Пора наступила, чтоб камень решился зацвесть,
чтоб сердце в экстазе стучало.
Пора, чтобы время свершилось.
Пора.
(1948)
ГДЕ ЛЕД
Где лёд, там есть прохлада для двоих.
Да, для двоих: тебе я дал прийти.
Шло дуновенье от тебя как от огня ‒
Пришла от розы ты.
Спросил я: как же звали тебя там?
Сказала ты мне тамошние имена свои:
мерцаньем пепла веяли они ‒
от розы ты пришла сюда.
Где лёд ‒ там есть прохлада для двоих:
я дал тебе двойные имена.
Открыла око ты своё мне между них ‒
сиянье шло из проруби во льду.
Я закрываю, так сказал я, то что у меня:
возьми же это слово ‒ око моё скажет его оку твоему!
Возьми его и повтори его, назад верни,
мне повторяй назад, не торопи его,
произноси его помедленней, растягивай его,
а своё око продолжай распахнутым держать еще, еще!
(1954)
ОТВАЛ
Возле меня живая ты, равна ты мне:
подобна камню,
притулился он к Ночной щеке.
О, то отвал, любимая,
куда камнями мы
всё катимся и катимся
по борозде одной, по борозде другой...
Раз от разу округлее.
Похожее и отчужденнее.
Но Око есть, всеупоенное,
подобно нам оно здесь тоже в странствии,
и вот хоть изредка, но изумленное
нас созерцает в миг, когда сливаемся.
(1954)
ПОЛЯ
Неизменно только он, тополь
на опушке мысли.
Неизменно этот палец, вопиющий
с края пригорка.
А вдали от них
вечерняя борозда в нерешительном замедленье.
А облако:
плывет, тягуче истаивая.
Неизменно это Око.
Неизменно это Око, веко чьё
приподнимаешь ты в сиянии
его сестрицы опущенной.
Неизменно Око.
Неизменно Око, чей взор ‒
единственное, что обнимает нитями тополь мой.
(1954)
Я СЛЫШАЛ, ГОВОРЯТ
Я слышал, говорят, что
камень есть в воде и круг,
а над водою слово то,
что вокруг камня чертит круг за кругом.
Увидел тополь мой я, он к воде спускался,
я наблюдал, как рукавами он за глубину хватался,
я наблюдал, как он корнями небеса молил о Ночи.
Я не спешил за ним, чтобы догнать его,
я только подобрал с земли те крошки хлеба,
в которых образ Ока твоего и благородства,
я ожерелье приговоров с шеи снял твоей тихонько
и окаймил наш стол, где только эти крохи.
Мой тополь я уже с тех пор не видел больше.
(1953)
КАКОЙ БЫ КАМЕНЬ ТЫ НЕ ПОДНЯЛ
Какой бы камень ты ни поднял ‒
ты оголяешь
тех, кто так к защите каменной стремятся:
обнажены, они укрытий новых ищут.
Какое б дерево ни повалил ты ‒
ты мастеришь
постели,
где снова будут здесь тесниться души,
словно бы эон наш
не трясло со страшной силой.
Какое б слово ни изрёк ты ‒
оно всего лишь благодарность
этой порче.
(1954)
ПОКОРНЫЕ ВЕТРУ
Щитовая стена, серая, с ночным фризом.
Поля, покорные ветру, клетка за клеткой,
без букв.
Светящаяся мокрица, ползущая мимо.
Псалмы:
очей голосá, в хоре,
объединенные раной.
(Небывшее и Вот-оно,
в одновременности
пронзают сердце).
Позднее:
нарастание снега во всем, что поло,
свободно одно только поле,
ведущее счет свечному сиянью: голосам.
Голосам:
покорным ветрам, верным сердцу,
погребенным-в-огне.
(1957)
...ШУМИТ ФОНТАН
О молитвенные, о богохульные,
о молитвенно-острые лезвия
молчания
моего.
О мои искривленные
мною слова, о
мои наипрямейшие.
И ты:
ты, ты, ты
моя с каждым днем всё более подлинная
и праведно захламленная запоздалость
роз:
сколько, о сколько
миров! сколько
путей!
Уключина ты и крыло. А мы...
Мы будем песенку детскую петь,
ту, ты слышишь, ту,
где чело и где век, где человек,
и где чаща лесная
и та пара глаз, что всегда начеку:
слеза за
слезой.
(1961)
Из зеркал я тебя ‒ на свободу: в страну-без-зеркал.
Вот сюда. Это здесь: ветка дерева:
Рукою её оплети.
Больше нету фигур. Больше нету теней.
Обойдемся без образов мы.
Только ветер да ветер да ветер в твоих волосах.
Только эти шаги в твоем сердце, только шаги.
Что здесь было когда-то, то нас отпустило уже.
Никого уже нету, кто бы песней как прежде молил.
Никого уже нету, кто во тьме бы как прежде блуждал,
А меня и подавно нет в твоих зеркалах.
Лишь шаги в твоем сердце шаги только шаги.
Лишь кинжалы кинжалы кинжалы в оке твоем.
(Раннее творчество, без даты)
CORONA
С рук моих кушает осень свой лист – мы с ней друзья.
Лущим время, а потом его учим ходить:
и возвращается снова оно в свою скорлупу.
В зеркале – день воскресенья,
сновидим с тобою во сне,
истину вдруг изрекают наши уста.
Взгляд мой клонится снова к любимой лонным местам:
мы созерцаем друг друга,
туманен наш разговор,
словно память и мак – вот как любим друг друга,
спим как в моллюсках вино,
как в лунно-кровавом луче качается море.
Обнявшись, стоим у окна, с улицы смотрят на нас:
пора наступила, чтоб помнить сознанье!
Пора наступила, чтоб камень решился зацвесть,
чтоб сердце в экстазе стучало.
Пора, чтобы время свершилось.
Пора.
(1948)
ГДЕ ЛЕД
Где лёд, там есть прохлада для двоих.
Да, для двоих: тебе я дал прийти.
Шло дуновенье от тебя как от огня ‒
Пришла от розы ты.
Спросил я: как же звали тебя там?
Сказала ты мне тамошние имена свои:
мерцаньем пепла веяли они ‒
от розы ты пришла сюда.
Где лёд ‒ там есть прохлада для двоих:
я дал тебе двойные имена.
Открыла око ты своё мне между них ‒
сиянье шло из проруби во льду.
Я закрываю, так сказал я, то что у меня:
возьми же это слово ‒ око моё скажет его оку твоему!
Возьми его и повтори его, назад верни,
мне повторяй назад, не торопи его,
произноси его помедленней, растягивай его,
а своё око продолжай распахнутым держать еще, еще!
(1954)
ОТВАЛ
Возле меня живая ты, равна ты мне:
подобна камню,
притулился он к Ночной щеке.
О, то отвал, любимая,
куда камнями мы
всё катимся и катимся
по борозде одной, по борозде другой...
Раз от разу округлее.
Похожее и отчужденнее.
Но Око есть, всеупоенное,
подобно нам оно здесь тоже в странствии,
и вот хоть изредка, но изумленное
нас созерцает в миг, когда сливаемся.
(1954)
ПОЛЯ
Неизменно только он, тополь
на опушке мысли.
Неизменно этот палец, вопиющий
с края пригорка.
А вдали от них
вечерняя борозда в нерешительном замедленье.
А облако:
плывет, тягуче истаивая.
Неизменно это Око.
Неизменно это Око, веко чьё
приподнимаешь ты в сиянии
его сестрицы опущенной.
Неизменно Око.
Неизменно Око, чей взор ‒
единственное, что обнимает нитями тополь мой.
(1954)
Я СЛЫШАЛ, ГОВОРЯТ
Я слышал, говорят, что
камень есть в воде и круг,
а над водою слово то,
что вокруг камня чертит круг за кругом.
Увидел тополь мой я, он к воде спускался,
я наблюдал, как рукавами он за глубину хватался,
я наблюдал, как он корнями небеса молил о Ночи.
Я не спешил за ним, чтобы догнать его,
я только подобрал с земли те крошки хлеба,
в которых образ Ока твоего и благородства,
я ожерелье приговоров с шеи снял твоей тихонько
и окаймил наш стол, где только эти крохи.
Мой тополь я уже с тех пор не видел больше.
(1953)
КАКОЙ БЫ КАМЕНЬ ТЫ НЕ ПОДНЯЛ
Какой бы камень ты ни поднял ‒
ты оголяешь
тех, кто так к защите каменной стремятся:
обнажены, они укрытий новых ищут.
Какое б дерево ни повалил ты ‒
ты мастеришь
постели,
где снова будут здесь тесниться души,
словно бы эон наш
не трясло со страшной силой.
Какое б слово ни изрёк ты ‒
оно всего лишь благодарность
этой порче.
(1954)
ПОКОРНЫЕ ВЕТРУ
Щитовая стена, серая, с ночным фризом.
Поля, покорные ветру, клетка за клеткой,
без букв.
Светящаяся мокрица, ползущая мимо.
Псалмы:
очей голосá, в хоре,
объединенные раной.
(Небывшее и Вот-оно,
в одновременности
пронзают сердце).
Позднее:
нарастание снега во всем, что поло,
свободно одно только поле,
ведущее счет свечному сиянью: голосам.
Голосам:
покорным ветрам, верным сердцу,
погребенным-в-огне.
(1957)
...ШУМИТ ФОНТАН
О молитвенные, о богохульные,
о молитвенно-острые лезвия
молчания
моего.
О мои искривленные
мною слова, о
мои наипрямейшие.
И ты:
ты, ты, ты
моя с каждым днем всё более подлинная
и праведно захламленная запоздалость
роз:
сколько, о сколько
миров! сколько
путей!
Уключина ты и крыло. А мы...
Мы будем песенку детскую петь,
ту, ты слышишь, ту,
где чело и где век, где человек,
и где чаща лесная
и та пара глаз, что всегда начеку:
слеза за
слезой.
(1961)