Дмитрий Беседин / ВАСИЛИЙ, ГЕННАДИЙ, НИКОЛАЙ
Об авторе: ДМИТРИЙ БЕСЕДИН
Родился в Москве. Начал писать благодаря сообществу «Хороший текст».
Занимался туризмом и культурным наследием. Некоторое время жил в Италии.
***
Приехали в мае, и ещё ничего не растёт – грязь, ужас, яйца тухлые, лавочку выдрали, рябина вымахала на мощах. Памятник наклонила, клеенка лежит вся в земле, распахнутая, в ней грабли, лопатки, баночки, свечи, и погода такая, склон, широко, гулко, ветер сильный, сырым дёрном пахнет, вороны, а солнце яркое, язвящее, белое, заходит за быстрые облака, жжёт плечи, и скроется — сразу на молнию, в капюшон. Весь день — как утро. Вербное воскресенье.
Одна стаскивает клеенку, очищает ее от земли, и ветер сильный, вырывает из рук, пыль и земля пачкают юбку, второй женщине — песок в глаза, жмурится. Третья — спотыкнулась о корягу от вырванной лавки.
- А конфеточки-то я не купила.
- Ну, че ж ты?
- Там пироженцы у меня.
- Кекс!
- А он знаешь, какие любил, — в последний раз я ему купила, а он такие до этого не ел, что ли, — Машеньку!
- Машеньку...
- И говорит, каки-и-и-е вкусные! Или забыл, что ел их.
- Какие?
- Машеньку! Машеньку, ведь да? Такие желтые! Или какую?
- Желтенькая — Маша ?
- Ну, какая-то жёлтая такая. Как она называется?
- Красная Шапочка, что ль? Это Красная Шапочка.
- Красная Шапочка, да.
- А я взяла их — на, Тонь, вот так положи... Ой, фестал забыла.
- А где эта штука?
- Какая?
- Третья.
- Тарелка?
- Да.
- Одна в одной, все три.
- Ну вот эту рябинку жалко, если спилим. Как домик. Лёньке только не говорите.
- Сирень бы была у нас, было б хорошо. А это чего такое в пакете?
- Рулет, наверное, куриный.
- Индюшачий...
- Ой! А руки! Руки протрите хлорогексидином!
- А где он у тебя?
- Не, вы руки протрите, вы же из транспорта, а как вы есть будете? А сок яблочный я тоже взяла...
- С вербным воскресеньем.
- А как же ты будешь, прям так пить?
- Колька же тоже с бородой ходил в последнее время, как у вашего Женьки.
- Ну, у него такая, культурная тоже была, да?
- Ну, он периодически стриг...
- Не как у нас Лёнька с дачи приехал? Как Дед Иван, хоть попом иди! Ха-ха!
- Ой, ладно, земля пухом. Царство небесное Василий, Геннадий, Николай, ежеси на небеси.
***
Суетились, опрокинули воду, бутылки на памятник — то ли отца, то ли брата, то ли мужа, — с питьевой и поливочной, обе, сходить за водой, недалеко колонка, но пить нельзя, хоть руки помыть, протереть все, у колонки народу. Одна женщина подносит бутылку под краник, вода брызгает, мочит юбку и обувь, ветер приносит пыль, прилипает, солнце горит, другая в калошах, дай, ей ловчее, третьей — руки помыть, в ржавчине все. Пальцы холодные мокрые, мёрзнут, а плечи горят. С дороги — губы в пыли. Обратно устали, бутылки тяжелые, твердые, набрали в четыре, у скважин выбросил кто-то, чайки темные невидимые взвиваются пó небу...
- Ой, девчонки, Иисус че-то заболел. Иринка мне звонила, сказала.
- Ммм... Нехорошо как...
- Он же ведь на Ленке женился. С Ленкой живет. Я говорю, вот любовь-то...
- С какой это?
- Из Каверино, у нас была такая — Ленка, любила его которая ещё в школе.
- Какая? Он же на ней женат был? Это, может, я думала, не на той он был женатый?
- Ленка с Каверино, с конца Щербинки.
- Надя — жена?
- Нет, не Надя.
- А живёт с какой Ленкой?
- ... У него жена умерла, и у Ленки муж умер. А любовь была у них смолоду.
- Какая же Ленка-то?
- Ну, Ленка! Любила его!
- Фамилию-то назови.
- Щербинкина у неё фамилия…
- Щербинкина?
- ... В конце Каверино, около Валькá дом её.
- Вон хлорогексидин, руки протрите и ешьте, а то в земле ковырялись.
- Ой, тоже всех забывать стала, около Валька Калашникова. Так-то я всех в лицо... Ребят-то я хорошо знаю, девок — не очень.
- Ну ты с ними со всеми крутила.
- Ой, и не говори... А Ленка-то, она и мужа похоронила, и сына похоронила.
- Ой, Зин, Зин, едем с Ленкой сейчас в автобусе, а у меня пакет вот этот, — ещё папка жив был, вещи его, — и раз, че-то говорю я, че-то рассказываю про папку, и раз — волос его. Вот так вот взлетает. У него ж длинные были. Вот так...
- Селедка хорошая. С винегретом можешь.
- Ой, ну давайте за упокой.
- Ты мне налила?
- Ветер сильный.
- ...Царство небесное Василий, Геннадий, Николай, ежеси на небеси.
- Помянем...
- ...Ну, вот, она позвонила Иринке и говорит, Иисус заболел!
- А чем, Лен?
- Ну, наверное... Не ест ничего... Рак!
***
Гвозди не взяла, забыла, лавочку прибить нечем, суетилась, все не на месте, все не с руки, из куска оргалита можно, у дороги лежал, ничей. Отломился, проволочки в корягах остались, за проволочки пристроить, подержался бы, пока помянуть, а там видно, хоть есть на чем помянуть, одна приматывает, вторая держит руками, ветер запутывает лицо, в волосы, в пыль, с соседских летит, устала, горб весь вспотел, куртку бы снять, пока третья вытаскивает из целлофана картошку в мундире, курицу из фольги, муравьев гонит, мошки, газету никак не расправит, с ветром все норовит...
- Пойду к своей девочке схожу.
- К какой?
- Я когда в медучилище училась... Прихожу, а она здесь. Я обалдела. Прям рядом с папкой похоронили.
- Жалеешь, что не закончила?
- Очень! Дура! Все папкины слова вспоминаю: — Дочь, ну ты хорошо подумала? — Хорошо! — А чем ты подумала?
- ... наделают делов и потом вспоминают.
- Вот я своему Лешке говорю, родителей надо слушаться.
- И как наш папка нервничал, как нервничал, и как он меня просил, и какая же я была дура! Но я перед ним искупила свои грехи, закончила институт и сына родила. Он же мальчика хотел, а мы все бабы у него...
- Ой, Тонь, ты и так была искуплена — тебя носили на руках, младшенькую.
- Ну чего вы смеётесь!
- Мало носили... Рано конечно, оставил...
- Зин, нас папка за Тоньку убивал, помнишь?
- Но все равно ж мальчика мечтал. Помнишь пришёл, плакал-плакал, слезы лились, из роддома вернулся — дочь опять родилась.
- Я же случайно родилась. Это же папка настоял. Мамка-то, она ходила самовольно... А папка настоял — ни в какую, рожай. И все, вдруг сын!
- Зато сейчас сыновья какие у нас...
- Вот эта моя, да? Рюмка...
- Давайте... Царство небесное Василий, Геннадий, Николай, ежеси на небеси.
***
Солнце горело белым, потом потускнело, закрылось, запряталось в облака, брушились-брушились, присели на оградку, на стульчик складной, на газетку, выпили, кулич съели для Пасхи, яйца, одно положили на камень, батончик ротфронт, с луком зелёным и солью.
Порозовели, согрелись, пальцы сгибаются тёплые, начали разбирать, пыль протереть, памятник вымыть, — фотокарточка заблестела — ни то отца, ни то брата, ни то мужа, — рассады с собой, высадили, пионы его любимые, флоксы, сухое, ржавое — все счистили, на помойку, оградку покрасили, тюльпаны кучнее, с правого бока сажай, присели, выпили водки. Перекрестились.
- Мягкое сало, нормальное!
- Мягкое, хорошее.
- Мягкое, Лен, только у меня зубов нету.
- Да ну! Я в них уже давно, уже два года хожу. Пол-лимона во рту! Че смеётесь?
- У неё они как бриллиантики.
- Ты поставь, хоть как у Лёни, у Романцева.
- А мне других уже не поставишь, Зин.
- А мои — вот они, как мои! Я их даже чувствую. Пол лимона... Смотри
- Хорошо, что не желтые. Как у бабы Тамары... В лифте выкрутили у неё — золотые...
- У нас же на работе Санта Барбара. Мы одну комнату сдали электронным сигаретам. И ты знаешь, очень хорошо идут, сейчас вся молодежь их курит... Муж с женой из Фрязино открыли.
- Знаю, Фрязино, это не доезжая до дачи...
- Мужу 28, ей 22, ребёнку год и семь. Надя и Серёжа. С осени они у нас.
- А этот курил-курил и бросил, Агафонов наш.
- Ну вот, а напротив сдаём айфончику. Айфоны ремонтируют. И! — любовь приключилась там. Молодой парень.
- А-а-а, и они женаты!
- Женаты, и тот и другая, а у них — любовь!
- И все!
- А любовь — всегда хорошо!
- Так хорошо-то может и хорошо, но у них сразу — развод! Я говорю, ладно, любить-то любили, но до развода зачем доводить...
- О-о-о! Ну, молодые...
- Вот вам и Надя — ребёнку ещё год и семь, а она уже загуляла.
- Зин, а ты квас умеешь варить? Научи Ленку. А то Кольки не стало, мы ни одного рецепта не взяли, я ему все время говорила, Коль, ты какой здоровый, до ста лет жить будешь...
- Ну и вот, а я говорю, куда третий лезет в семью! Попробуйте ужиться, а развестись всяк успеется.
- Хороший квас делал, да.
- Сначала скрывали. А от меня не скроешь, я старый волк, я только глянула, и сразу высчитала — тут дело не чистое. Спрашиваю, а ее муж чего? А мне: да он её учил жизни!.. И вот я всегда говорю: не надо никого учить, Лен. Он ее учил, вот Надя и загуляла.
- Конечно, у каждого свой характер.
- Если жить вместе, то это постоянно уступать, наступать себе на горло, а так — это не уживёшься.
- Надо просто молчать...
- И делать так, как тебе нравится!
- Но вон баба Марфуша деда Ивана не приняла обратно... Ну загулял малёк, ну че ж теперь, с кем не бывает, ничего страшного.
- Вот у меня Саша если загуляет, а сноха хоть какая золотая, но я ж все равно сына поддержу, это ж сын. И вот, я думаю, чего эта молодёжь? Ещё жить не жили, а уж разбегаются. Надя думает, другой будет лучше...
- Нет! Не будет. Если разводиться, то если только в силу каких-либо обстоятельств.
- Да, какой-нибудь алкаш, бьет...
- Да, а Серега нормальный парень, открыл вот им электронные сигареты — магазин.
- У каждого свой характер!
- А Тетерин в третий раз женился и сказал, что все одинаковые.
- Вот с Генкой мы тоже молодые, глупые были...
- Ой, ну че уж теперь говорить, земля ему пухом.
- Налито?
- ...Царство небесное Василий, Геннадий, Николай, ежеси на небеси.
- Зин, вот чего это такое, мы никто не пишем Гену за упокой!
- Почему?
- Вот не знаю, не из-за того, что разведённые, а вот всех написали, а его забыли. И я, и Ленка...
- Ну Ленка-то — ладно, но ты-то — как мужа должна!
- Нет, я потом, вспоминаю, как выйти из церкви, иду пишу, заново возвращаюсь. Вот не даёт его за упокой писать кто-то и все.
- Да, Зин, и у меня также... думаю, может, он ещё тут, на земле?
- Он мне говорил, ты моя жена на всю жизнь осталась... Гена, дурачок, надо было слушаться меня, и жил бы как человек.
- Ну, давайте... Царство небесное Василий, Геннадий, Николай, ежеси на небеси.
- Ой, хорошая водка.
- Я вот раньше на кладбище покойников боялась, а теперь — "Ритуал".
- А покойников чего бояться? Они нас там охраняют.
***
Сгнившие сухие ягоды, зимой были красные. Ветвистая — спилили втроём — разрослась слишком, красивая была рябина, на мощах же, то ли отца, то ли брата, то ли мужа, съела их там совсем, спилили, чисто теперь. Проредили, полили цветочки, все живые, он же искусственных не любил, положили в блюдечко, у рюмки, репчатый лук, кусочек бородинского, водки накапали.
У чистой могилки наклюнулся садик, худой, голенький, по росточку, по черенку, по веточке — кое-как. Какой есть. Наклюнулся. Заблестел.
Родился в Москве. Начал писать благодаря сообществу «Хороший текст».
Занимался туризмом и культурным наследием. Некоторое время жил в Италии.
***
Приехали в мае, и ещё ничего не растёт – грязь, ужас, яйца тухлые, лавочку выдрали, рябина вымахала на мощах. Памятник наклонила, клеенка лежит вся в земле, распахнутая, в ней грабли, лопатки, баночки, свечи, и погода такая, склон, широко, гулко, ветер сильный, сырым дёрном пахнет, вороны, а солнце яркое, язвящее, белое, заходит за быстрые облака, жжёт плечи, и скроется — сразу на молнию, в капюшон. Весь день — как утро. Вербное воскресенье.
Одна стаскивает клеенку, очищает ее от земли, и ветер сильный, вырывает из рук, пыль и земля пачкают юбку, второй женщине — песок в глаза, жмурится. Третья — спотыкнулась о корягу от вырванной лавки.
- А конфеточки-то я не купила.
- Ну, че ж ты?
- Там пироженцы у меня.
- Кекс!
- А он знаешь, какие любил, — в последний раз я ему купила, а он такие до этого не ел, что ли, — Машеньку!
- Машеньку...
- И говорит, каки-и-и-е вкусные! Или забыл, что ел их.
- Какие?
- Машеньку! Машеньку, ведь да? Такие желтые! Или какую?
- Желтенькая — Маша ?
- Ну, какая-то жёлтая такая. Как она называется?
- Красная Шапочка, что ль? Это Красная Шапочка.
- Красная Шапочка, да.
- А я взяла их — на, Тонь, вот так положи... Ой, фестал забыла.
- А где эта штука?
- Какая?
- Третья.
- Тарелка?
- Да.
- Одна в одной, все три.
- Ну вот эту рябинку жалко, если спилим. Как домик. Лёньке только не говорите.
- Сирень бы была у нас, было б хорошо. А это чего такое в пакете?
- Рулет, наверное, куриный.
- Индюшачий...
- Ой! А руки! Руки протрите хлорогексидином!
- А где он у тебя?
- Не, вы руки протрите, вы же из транспорта, а как вы есть будете? А сок яблочный я тоже взяла...
- С вербным воскресеньем.
- А как же ты будешь, прям так пить?
- Колька же тоже с бородой ходил в последнее время, как у вашего Женьки.
- Ну, у него такая, культурная тоже была, да?
- Ну, он периодически стриг...
- Не как у нас Лёнька с дачи приехал? Как Дед Иван, хоть попом иди! Ха-ха!
- Ой, ладно, земля пухом. Царство небесное Василий, Геннадий, Николай, ежеси на небеси.
***
Суетились, опрокинули воду, бутылки на памятник — то ли отца, то ли брата, то ли мужа, — с питьевой и поливочной, обе, сходить за водой, недалеко колонка, но пить нельзя, хоть руки помыть, протереть все, у колонки народу. Одна женщина подносит бутылку под краник, вода брызгает, мочит юбку и обувь, ветер приносит пыль, прилипает, солнце горит, другая в калошах, дай, ей ловчее, третьей — руки помыть, в ржавчине все. Пальцы холодные мокрые, мёрзнут, а плечи горят. С дороги — губы в пыли. Обратно устали, бутылки тяжелые, твердые, набрали в четыре, у скважин выбросил кто-то, чайки темные невидимые взвиваются пó небу...
- Ой, девчонки, Иисус че-то заболел. Иринка мне звонила, сказала.
- Ммм... Нехорошо как...
- Он же ведь на Ленке женился. С Ленкой живет. Я говорю, вот любовь-то...
- С какой это?
- Из Каверино, у нас была такая — Ленка, любила его которая ещё в школе.
- Какая? Он же на ней женат был? Это, может, я думала, не на той он был женатый?
- Ленка с Каверино, с конца Щербинки.
- Надя — жена?
- Нет, не Надя.
- А живёт с какой Ленкой?
- ... У него жена умерла, и у Ленки муж умер. А любовь была у них смолоду.
- Какая же Ленка-то?
- Ну, Ленка! Любила его!
- Фамилию-то назови.
- Щербинкина у неё фамилия…
- Щербинкина?
- ... В конце Каверино, около Валькá дом её.
- Вон хлорогексидин, руки протрите и ешьте, а то в земле ковырялись.
- Ой, тоже всех забывать стала, около Валька Калашникова. Так-то я всех в лицо... Ребят-то я хорошо знаю, девок — не очень.
- Ну ты с ними со всеми крутила.
- Ой, и не говори... А Ленка-то, она и мужа похоронила, и сына похоронила.
- Ой, Зин, Зин, едем с Ленкой сейчас в автобусе, а у меня пакет вот этот, — ещё папка жив был, вещи его, — и раз, че-то говорю я, че-то рассказываю про папку, и раз — волос его. Вот так вот взлетает. У него ж длинные были. Вот так...
- Селедка хорошая. С винегретом можешь.
- Ой, ну давайте за упокой.
- Ты мне налила?
- Ветер сильный.
- ...Царство небесное Василий, Геннадий, Николай, ежеси на небеси.
- Помянем...
- ...Ну, вот, она позвонила Иринке и говорит, Иисус заболел!
- А чем, Лен?
- Ну, наверное... Не ест ничего... Рак!
***
Гвозди не взяла, забыла, лавочку прибить нечем, суетилась, все не на месте, все не с руки, из куска оргалита можно, у дороги лежал, ничей. Отломился, проволочки в корягах остались, за проволочки пристроить, подержался бы, пока помянуть, а там видно, хоть есть на чем помянуть, одна приматывает, вторая держит руками, ветер запутывает лицо, в волосы, в пыль, с соседских летит, устала, горб весь вспотел, куртку бы снять, пока третья вытаскивает из целлофана картошку в мундире, курицу из фольги, муравьев гонит, мошки, газету никак не расправит, с ветром все норовит...
- Пойду к своей девочке схожу.
- К какой?
- Я когда в медучилище училась... Прихожу, а она здесь. Я обалдела. Прям рядом с папкой похоронили.
- Жалеешь, что не закончила?
- Очень! Дура! Все папкины слова вспоминаю: — Дочь, ну ты хорошо подумала? — Хорошо! — А чем ты подумала?
- ... наделают делов и потом вспоминают.
- Вот я своему Лешке говорю, родителей надо слушаться.
- И как наш папка нервничал, как нервничал, и как он меня просил, и какая же я была дура! Но я перед ним искупила свои грехи, закончила институт и сына родила. Он же мальчика хотел, а мы все бабы у него...
- Ой, Тонь, ты и так была искуплена — тебя носили на руках, младшенькую.
- Ну чего вы смеётесь!
- Мало носили... Рано конечно, оставил...
- Зин, нас папка за Тоньку убивал, помнишь?
- Но все равно ж мальчика мечтал. Помнишь пришёл, плакал-плакал, слезы лились, из роддома вернулся — дочь опять родилась.
- Я же случайно родилась. Это же папка настоял. Мамка-то, она ходила самовольно... А папка настоял — ни в какую, рожай. И все, вдруг сын!
- Зато сейчас сыновья какие у нас...
- Вот эта моя, да? Рюмка...
- Давайте... Царство небесное Василий, Геннадий, Николай, ежеси на небеси.
***
Солнце горело белым, потом потускнело, закрылось, запряталось в облака, брушились-брушились, присели на оградку, на стульчик складной, на газетку, выпили, кулич съели для Пасхи, яйца, одно положили на камень, батончик ротфронт, с луком зелёным и солью.
Порозовели, согрелись, пальцы сгибаются тёплые, начали разбирать, пыль протереть, памятник вымыть, — фотокарточка заблестела — ни то отца, ни то брата, ни то мужа, — рассады с собой, высадили, пионы его любимые, флоксы, сухое, ржавое — все счистили, на помойку, оградку покрасили, тюльпаны кучнее, с правого бока сажай, присели, выпили водки. Перекрестились.
- Мягкое сало, нормальное!
- Мягкое, хорошее.
- Мягкое, Лен, только у меня зубов нету.
- Да ну! Я в них уже давно, уже два года хожу. Пол-лимона во рту! Че смеётесь?
- У неё они как бриллиантики.
- Ты поставь, хоть как у Лёни, у Романцева.
- А мне других уже не поставишь, Зин.
- А мои — вот они, как мои! Я их даже чувствую. Пол лимона... Смотри
- Хорошо, что не желтые. Как у бабы Тамары... В лифте выкрутили у неё — золотые...
- У нас же на работе Санта Барбара. Мы одну комнату сдали электронным сигаретам. И ты знаешь, очень хорошо идут, сейчас вся молодежь их курит... Муж с женой из Фрязино открыли.
- Знаю, Фрязино, это не доезжая до дачи...
- Мужу 28, ей 22, ребёнку год и семь. Надя и Серёжа. С осени они у нас.
- А этот курил-курил и бросил, Агафонов наш.
- Ну вот, а напротив сдаём айфончику. Айфоны ремонтируют. И! — любовь приключилась там. Молодой парень.
- А-а-а, и они женаты!
- Женаты, и тот и другая, а у них — любовь!
- И все!
- А любовь — всегда хорошо!
- Так хорошо-то может и хорошо, но у них сразу — развод! Я говорю, ладно, любить-то любили, но до развода зачем доводить...
- О-о-о! Ну, молодые...
- Вот вам и Надя — ребёнку ещё год и семь, а она уже загуляла.
- Зин, а ты квас умеешь варить? Научи Ленку. А то Кольки не стало, мы ни одного рецепта не взяли, я ему все время говорила, Коль, ты какой здоровый, до ста лет жить будешь...
- Ну и вот, а я говорю, куда третий лезет в семью! Попробуйте ужиться, а развестись всяк успеется.
- Хороший квас делал, да.
- Сначала скрывали. А от меня не скроешь, я старый волк, я только глянула, и сразу высчитала — тут дело не чистое. Спрашиваю, а ее муж чего? А мне: да он её учил жизни!.. И вот я всегда говорю: не надо никого учить, Лен. Он ее учил, вот Надя и загуляла.
- Конечно, у каждого свой характер.
- Если жить вместе, то это постоянно уступать, наступать себе на горло, а так — это не уживёшься.
- Надо просто молчать...
- И делать так, как тебе нравится!
- Но вон баба Марфуша деда Ивана не приняла обратно... Ну загулял малёк, ну че ж теперь, с кем не бывает, ничего страшного.
- Вот у меня Саша если загуляет, а сноха хоть какая золотая, но я ж все равно сына поддержу, это ж сын. И вот, я думаю, чего эта молодёжь? Ещё жить не жили, а уж разбегаются. Надя думает, другой будет лучше...
- Нет! Не будет. Если разводиться, то если только в силу каких-либо обстоятельств.
- Да, какой-нибудь алкаш, бьет...
- Да, а Серега нормальный парень, открыл вот им электронные сигареты — магазин.
- У каждого свой характер!
- А Тетерин в третий раз женился и сказал, что все одинаковые.
- Вот с Генкой мы тоже молодые, глупые были...
- Ой, ну че уж теперь говорить, земля ему пухом.
- Налито?
- ...Царство небесное Василий, Геннадий, Николай, ежеси на небеси.
- Зин, вот чего это такое, мы никто не пишем Гену за упокой!
- Почему?
- Вот не знаю, не из-за того, что разведённые, а вот всех написали, а его забыли. И я, и Ленка...
- Ну Ленка-то — ладно, но ты-то — как мужа должна!
- Нет, я потом, вспоминаю, как выйти из церкви, иду пишу, заново возвращаюсь. Вот не даёт его за упокой писать кто-то и все.
- Да, Зин, и у меня также... думаю, может, он ещё тут, на земле?
- Он мне говорил, ты моя жена на всю жизнь осталась... Гена, дурачок, надо было слушаться меня, и жил бы как человек.
- Ну, давайте... Царство небесное Василий, Геннадий, Николай, ежеси на небеси.
- Ой, хорошая водка.
- Я вот раньше на кладбище покойников боялась, а теперь — "Ритуал".
- А покойников чего бояться? Они нас там охраняют.
***
Сгнившие сухие ягоды, зимой были красные. Ветвистая — спилили втроём — разрослась слишком, красивая была рябина, на мощах же, то ли отца, то ли брата, то ли мужа, съела их там совсем, спилили, чисто теперь. Проредили, полили цветочки, все живые, он же искусственных не любил, положили в блюдечко, у рюмки, репчатый лук, кусочек бородинского, водки накапали.
У чистой могилки наклюнулся садик, худой, голенький, по росточку, по черенку, по веточке — кое-как. Какой есть. Наклюнулся. Заблестел.