ВЛАДИМИР БЕЛЯЕВ
* * *
музыка-музыка, никто никого не слышит.
(ты у нас одна, дорогая, стоишь на сваях).
наговорятся хозяева, в стекла надышат,
едут дальше в заиндевелых трамваях.
всюду яркая денежка, музыка дорогая.
люди с собаками - про саночки, про погоду.
мост прозвенит, и речка, не замерзая.
церковь! - кричат и показывают на воду.
я-то и сам не знаю - в чем бога приносят.
в круге фонарном, в заре на морозной горке.
или в корзинке базарной, в собачьей холке,
музыка-музыка, в искорках из-под полозьев.
* * *
Или темно так, или дрожит стакан,
или в приемном покое под Новый год,
или глухие звезды, открытый кран,
или уже ушел на вопрос вперед.
Есть ли между обоями и стеной
жизнь посторонняя - скатерть и табурет,
этот из детства, - пугающий, озорной
скрип коридора и достоевский свет.
Что там гадают - больница или отъезд.
Только начнешь различать голоса родных, -
все - по углам, и не шелохнутся с мест,
а потому и тревоги не видно в них.
Сонные домики, - скажешь, - и невесом.
Донные сомики - это возможность слез.
Слезы текут - и законченность есть во всем -
книжка-малышка, игрушечный паровоз.
Высохнут слезы - послышатся провода.
Высоковольтные, - скажешь, - и насовсем.
Смерть, пробуждение, - хочешь спросить - куда.
хочешь спросить - куда - произносишь - с чем.
* * *
Слова не вымолвить, шага не сделать, -
все непонятно от снега.
Люди из ЖЭКа и форма девять
мертвого человека.
Чувствую, что не ошибся квартирой, -
слышу в закрытые двери -
нет, мы не знаем жены твоей Киры,
дочери Веры.
Помню, что лампа включается справа...
Сна собирая обрывки,
я продолжаю использовать право,
данное по ошибке.
Как я боюсь потерять человека.
Как мне знакома
странная близость - кружения снега,
крушения дома.
* * *
так и сказал им - сносите дом,
а тополь придется оставить.
даже боюсь представить,
что будет потом?
особенно - если туман накроет,
особенно в темноте.
к тому же - не те здесь дороги строят,
и ездят по ним не те.
но ведь здорово, когда стоит дерево,
как бы никого не спросясь.
а звери выходят - какие звери
выходят на связь.
особенно тот, что не видит дома,
хоть смотрит во все глаза.
и сходит с ума от птичьего гомона,
ведь смотрит во все глаза.
особенно тот, что не знает прощания,
стучится в невидимое окно.
а вы говорите - должно быть заранее,
заранее оговорено.
* * *
что огонь идет - огню верю.
за руку сына ведет к реке.
а в другой руке корм несет
дорогому зверю...
а что сын качается на турнике,
а потом, отойдя на десять шагов, –
закат в металлической рамке –
ворота в один из кругов...
нет, не верю.
лежал я под стеклышком в ямке,
несмышленышей многих кормил.
кто мне двери открыл?
кто со мной говорил?
что огонь идет - огню верю.
* * *
В шинелях без знаков отличия
идут сквозь березовый лес.
Звериное слышат и птичье -
и каждого чувствуют вес.
Но мчится, как поезд товарный,
ребенка забытого смех.
И снег выпадает на армию,
и головы падают в снег.
Ах, мальчики, все это сказки.
Не умер никто - не умрет.
Так ржавый остов коляски
скрипучим вертинским поет.
И первый-второй замечает,
что - вечер, что - лес в сентябре.
И первый второму прощает,
прощает себе.
музыка-музыка, никто никого не слышит.
(ты у нас одна, дорогая, стоишь на сваях).
наговорятся хозяева, в стекла надышат,
едут дальше в заиндевелых трамваях.
всюду яркая денежка, музыка дорогая.
люди с собаками - про саночки, про погоду.
мост прозвенит, и речка, не замерзая.
церковь! - кричат и показывают на воду.
я-то и сам не знаю - в чем бога приносят.
в круге фонарном, в заре на морозной горке.
или в корзинке базарной, в собачьей холке,
музыка-музыка, в искорках из-под полозьев.
* * *
Или темно так, или дрожит стакан,
или в приемном покое под Новый год,
или глухие звезды, открытый кран,
или уже ушел на вопрос вперед.
Есть ли между обоями и стеной
жизнь посторонняя - скатерть и табурет,
этот из детства, - пугающий, озорной
скрип коридора и достоевский свет.
Что там гадают - больница или отъезд.
Только начнешь различать голоса родных, -
все - по углам, и не шелохнутся с мест,
а потому и тревоги не видно в них.
Сонные домики, - скажешь, - и невесом.
Донные сомики - это возможность слез.
Слезы текут - и законченность есть во всем -
книжка-малышка, игрушечный паровоз.
Высохнут слезы - послышатся провода.
Высоковольтные, - скажешь, - и насовсем.
Смерть, пробуждение, - хочешь спросить - куда.
хочешь спросить - куда - произносишь - с чем.
* * *
Слова не вымолвить, шага не сделать, -
все непонятно от снега.
Люди из ЖЭКа и форма девять
мертвого человека.
Чувствую, что не ошибся квартирой, -
слышу в закрытые двери -
нет, мы не знаем жены твоей Киры,
дочери Веры.
Помню, что лампа включается справа...
Сна собирая обрывки,
я продолжаю использовать право,
данное по ошибке.
Как я боюсь потерять человека.
Как мне знакома
странная близость - кружения снега,
крушения дома.
* * *
так и сказал им - сносите дом,
а тополь придется оставить.
даже боюсь представить,
что будет потом?
особенно - если туман накроет,
особенно в темноте.
к тому же - не те здесь дороги строят,
и ездят по ним не те.
но ведь здорово, когда стоит дерево,
как бы никого не спросясь.
а звери выходят - какие звери
выходят на связь.
особенно тот, что не видит дома,
хоть смотрит во все глаза.
и сходит с ума от птичьего гомона,
ведь смотрит во все глаза.
особенно тот, что не знает прощания,
стучится в невидимое окно.
а вы говорите - должно быть заранее,
заранее оговорено.
* * *
что огонь идет - огню верю.
за руку сына ведет к реке.
а в другой руке корм несет
дорогому зверю...
а что сын качается на турнике,
а потом, отойдя на десять шагов, –
закат в металлической рамке –
ворота в один из кругов...
нет, не верю.
лежал я под стеклышком в ямке,
несмышленышей многих кормил.
кто мне двери открыл?
кто со мной говорил?
что огонь идет - огню верю.
* * *
В шинелях без знаков отличия
идут сквозь березовый лес.
Звериное слышат и птичье -
и каждого чувствуют вес.
Но мчится, как поезд товарный,
ребенка забытого смех.
И снег выпадает на армию,
и головы падают в снег.
Ах, мальчики, все это сказки.
Не умер никто - не умрет.
Так ржавый остов коляски
скрипучим вертинским поет.
И первый-второй замечает,
что - вечер, что - лес в сентябре.
И первый второму прощает,
прощает себе.