ВАДИМ БАЛАБАН
* * *
из того что осталось
мне досталась
местная африка на песке
из песка
выросла лестница
–
я – в этих недрах –
бесполезное ископаемое
есть ли печаль от того?
нет
я просто есть
–
изумрудная ящерка на восток
отбросила знак
безразличия ко всему
она питается солнцем
и твёрдыми сортами времени.
* * *
меня вменяемого вместо
такое место что нечестно
на встречу сразу с потолка
без гроздевого ни глотка
а вместо места телемост
и на мосту стоит невеста
как голубица как река
всего святого молока.
* * *
производительность возросла
благодаря концу
света
Света ты поняла?
произноси к лицу
ближе словА, выводи часы
на байконур и
в космос
в космос кричат отцы
из бункера-конуры
а звёзды рушатся мимо нас
и гасятся на корню
и зарастает травою плац
через свою броню.
* * *
1
и никуда не поедем
и никого не увидим
только гудит барабан
и заливается время
от времени талым приливом
на домовой колчедан.
2
и никакие окраски
не открывают завесы
воздуха в этом пути
шаговом/ в маковой тряске
гнёзда легли на отвесы
скрыты под землю полки.
3
и проросли по апрелю
и нанесли по урону
урановым стержнем/ прости
мы никуда не поедем
не обращай на ворону
слово из этой горсти.
* * *
равнение на середину
а я всё равняюсь в Бог
месят ногами глину
или упавших в спину
чтобы всё было ОК
медленные работы
длительные кроты
переполняют соты
и головные гроты
устной невмоготы.
* * *
из-под земли выходят земляки
сжимая трудовые кулаки
а сверху опускается лебёдка
и капельная палевая водка
хоронятся однажды
и при встрече
устраивают за оградой вече
с венками и цветочною пластмассой
с костей снимая что-то вроде мяса
а я молчал
а курево кадило
земля моя ко мне не подходила.
* * *
ртутным столбом давили
и всё, почитай, труп
с губ стрекозу ловили
и под стекло луп
лучше во тьме мелом
на глубину лип
что же стоять в белом
слушать грудной хлип
хуже: во тьме лапать
доски и отгибать
гвозди. лежи лапоть
завтра тебе вставать.
* * *
во дни растений и кузнечиков
я возвращался в дом конечный
и был обычным человечком
но из пластмассы изувеченной
густою тенью прирастали
ветрами рвущиеся полосы
а где-то лес горел местами
я не имею права голоса
на дом на тень и на огонь:
они сказали мне – не тронь…
* * *
соринки и зыбучие пески
вкушения искусы Иисусы
покусы обескровленной тоски
с водою уксусы бурнусы
к чему всё это если не знаком
с историей своих умалишений
я рот свой оставляю под замком
и вижу – нет особых возражений.
* * *
мелочь тонкая моросит.
я признался себе в одном:
дождь – избыточный клавесин
в дне глазном.
гиацинты стянули круг
клумбы, чтобы ещё тесней;
чтоб от их бесполезных рук
не к весне,
а к признаниям ножевым
у осевшего сосняка,
где скрипят ледяные швы
сквозняка.
* * *
С. И.
по отрешённой атмосфере
в белёсых кубиках квартир
твердят невидимые звери
свой неразборчивый пунктир
из блюдец тянут нить событий
и – чтобы не оборвалась –
из потолочных перекрытий
по стенам стаскивают связь
по роздыху водопровода
по набухающим часам
определяют время года,
голосовые пояса.
* * *
1
из преднамеренных гитар
вскрыт осени резервуар
но свет полощется во рту –
случайно вышел
и воробьиную орду
швырнул на крышу.
2
вот херувимов коридор
доносит издали мотор –
биплан цепляется крылом
за стеновые
у кафедральных куполов
встают живые.
3
кричат грачиные луга
клюют озимые рога
взрывают почву для еды
смеются черви/
и человек (из-под воды)
вскрывает нервы.
* * *
вот атомные люди в новизне
зимы на остановках догорают
маршрутки их в рентгеновской весне
и в кадрах километров замотают
случайные выходят из дверей
и росспечать их ласково встречает
как могут встретить маты матерей
но им никто в ответ не отвечает
а вот мои решённые следы
с плевками и бычками по соседству
в себе несу убитые сады
и волны подступающего сердца
не видно новогодней кожуры
и полный рот зубов универмага
лишь снеговые чёрные жиры
обочин и порватая бумага.
* * *
продев чего-то как-то в рукава
потусторонней шубы – на изнанке
орнаменты из азиатских зноев,
направленных вовнутрь, как слова
забыв, и этим сразу успокоив…
под снегом не шевелятся подранки.
над снегом только снеговые швы.
но поднеси к глазам – увидишь столько!..
глаза всё видят и хотят уйти.
а тропы отступленья смещены
под мёртвыми слоями. где же ты,
проклятое предместие Стокгольма?!.
* * *
да не помру помря
перетерплю на нет
в новое января
переключая свет
и целина цела
перезаряжен дух
хочется – до бела –
или одно из двух.
из того что осталось
мне досталась
местная африка на песке
из песка
выросла лестница
–
я – в этих недрах –
бесполезное ископаемое
есть ли печаль от того?
нет
я просто есть
–
изумрудная ящерка на восток
отбросила знак
безразличия ко всему
она питается солнцем
и твёрдыми сортами времени.
* * *
меня вменяемого вместо
такое место что нечестно
на встречу сразу с потолка
без гроздевого ни глотка
а вместо места телемост
и на мосту стоит невеста
как голубица как река
всего святого молока.
* * *
производительность возросла
благодаря концу
света
Света ты поняла?
произноси к лицу
ближе словА, выводи часы
на байконур и
в космос
в космос кричат отцы
из бункера-конуры
а звёзды рушатся мимо нас
и гасятся на корню
и зарастает травою плац
через свою броню.
* * *
1
и никуда не поедем
и никого не увидим
только гудит барабан
и заливается время
от времени талым приливом
на домовой колчедан.
2
и никакие окраски
не открывают завесы
воздуха в этом пути
шаговом/ в маковой тряске
гнёзда легли на отвесы
скрыты под землю полки.
3
и проросли по апрелю
и нанесли по урону
урановым стержнем/ прости
мы никуда не поедем
не обращай на ворону
слово из этой горсти.
* * *
равнение на середину
а я всё равняюсь в Бог
месят ногами глину
или упавших в спину
чтобы всё было ОК
медленные работы
длительные кроты
переполняют соты
и головные гроты
устной невмоготы.
* * *
из-под земли выходят земляки
сжимая трудовые кулаки
а сверху опускается лебёдка
и капельная палевая водка
хоронятся однажды
и при встрече
устраивают за оградой вече
с венками и цветочною пластмассой
с костей снимая что-то вроде мяса
а я молчал
а курево кадило
земля моя ко мне не подходила.
* * *
ртутным столбом давили
и всё, почитай, труп
с губ стрекозу ловили
и под стекло луп
лучше во тьме мелом
на глубину лип
что же стоять в белом
слушать грудной хлип
хуже: во тьме лапать
доски и отгибать
гвозди. лежи лапоть
завтра тебе вставать.
* * *
во дни растений и кузнечиков
я возвращался в дом конечный
и был обычным человечком
но из пластмассы изувеченной
густою тенью прирастали
ветрами рвущиеся полосы
а где-то лес горел местами
я не имею права голоса
на дом на тень и на огонь:
они сказали мне – не тронь…
* * *
соринки и зыбучие пески
вкушения искусы Иисусы
покусы обескровленной тоски
с водою уксусы бурнусы
к чему всё это если не знаком
с историей своих умалишений
я рот свой оставляю под замком
и вижу – нет особых возражений.
* * *
мелочь тонкая моросит.
я признался себе в одном:
дождь – избыточный клавесин
в дне глазном.
гиацинты стянули круг
клумбы, чтобы ещё тесней;
чтоб от их бесполезных рук
не к весне,
а к признаниям ножевым
у осевшего сосняка,
где скрипят ледяные швы
сквозняка.
* * *
С. И.
по отрешённой атмосфере
в белёсых кубиках квартир
твердят невидимые звери
свой неразборчивый пунктир
из блюдец тянут нить событий
и – чтобы не оборвалась –
из потолочных перекрытий
по стенам стаскивают связь
по роздыху водопровода
по набухающим часам
определяют время года,
голосовые пояса.
* * *
1
из преднамеренных гитар
вскрыт осени резервуар
но свет полощется во рту –
случайно вышел
и воробьиную орду
швырнул на крышу.
2
вот херувимов коридор
доносит издали мотор –
биплан цепляется крылом
за стеновые
у кафедральных куполов
встают живые.
3
кричат грачиные луга
клюют озимые рога
взрывают почву для еды
смеются черви/
и человек (из-под воды)
вскрывает нервы.
* * *
вот атомные люди в новизне
зимы на остановках догорают
маршрутки их в рентгеновской весне
и в кадрах километров замотают
случайные выходят из дверей
и росспечать их ласково встречает
как могут встретить маты матерей
но им никто в ответ не отвечает
а вот мои решённые следы
с плевками и бычками по соседству
в себе несу убитые сады
и волны подступающего сердца
не видно новогодней кожуры
и полный рот зубов универмага
лишь снеговые чёрные жиры
обочин и порватая бумага.
* * *
продев чего-то как-то в рукава
потусторонней шубы – на изнанке
орнаменты из азиатских зноев,
направленных вовнутрь, как слова
забыв, и этим сразу успокоив…
под снегом не шевелятся подранки.
над снегом только снеговые швы.
но поднеси к глазам – увидишь столько!..
глаза всё видят и хотят уйти.
а тропы отступленья смещены
под мёртвыми слоями. где же ты,
проклятое предместие Стокгольма?!.
* * *
да не помру помря
перетерплю на нет
в новое января
переключая свет
и целина цела
перезаряжен дух
хочется – до бела –
или одно из двух.