Евгений Бабушкин / ОГОРОД НЕБЕСНЫХ МУК
Об авторе: ЕВГЕНИЙ БАБУШКИН
Родился в Петербурге, живет в Москве, работает журналистом. Публикуется с 2011 года. Автор двух пьес и нескольких рассказов. Лауреат премии «Дебют» (2012). Рассказы переведены на финский язык.
Литературная премия Дмитрия Горчева
Номинации «Красота/Мерзость»
ВЕСНА ВОЛОДИ. ГЛАД
В конце весны истлел последний самолет. Город отрезало. Вдоль моря встала очередь за хлебом. Взял дед лопату, сказал: идём. И Володя пошёл. И все пошли.
Раньше люди летали за море к другим городам. Покупали там всякие вещи. Дед привозил тушёнку, сахар, чай, петуха на палке. Теперь в пустом аэропорте висел полосатый носок — указатель ветра. Валялся винт.
Взлётную полосу уже взрыли. Над ямами гнулись дети и старики. Один упал.
—А кого понесли?
—Никого. Копай.
—А куда понесли?
—Никуда. Копай.
—А зачем понесли?
—Низачем. Копай. Жди цветочков синих.
Впереди было девяносто дней ледяного лета. Володя с дедом рыли ямы и клали туда пятнистые клубни. Другие тоже рыли и клали. Картофель сажать было поздно, но больше сажать было нечего.
—Жди цветочков. Если не засинеют, положу камней в пиджак и шагну в море, а ты береги крупу в сарае и помни лес. В июле морошка. В августе черника. В сентябре брусника. Сладкий будет год.
В июле побило морошку, в августе побило чернику, в сентябре побило бруснику. Но картофель взошел. Все выжили. И Володя выжил.
Это правда было.
Это был я.
ЛЕТО ЛЕНЫ. БРАНЬ
В земле яма, в яме — деревня, в деревне — дом. У дома стояла совсем чёрная девочка Лена. Она ездила вдаль, за границу, и там загорела так, что сливалась с вечером. У неё были глаза и ноги, как у взрослой. Мальчишки встали кругом и боялись тронуть.
—Там виноградины — такие, — сказала Лена и сложила ладони лодкой.
—Там помидорины — такие, — сказала Лена и замахнулась на луну.
—Там арбузины — такие, — и показала что-то размером с мир.
Осенью в яму стекала грязь. Зимою грязь леденела. Весною на лёд выходили меченые гуси со рваными дырами в лапах, и корка трескалась. Летом в яме стоял пар. Мальчишки потели полуголые. Старший сказал:
—Та ни. Мабуть брешешь.
Лена топнула ногой. Где-то грохнуло, и чёрное небо зарозовело. Дети стали слушать канонаду.
—А у нас бомби — ось таки! — сказал старший.
И все засмеялись. Грохотало часто, но далеко. Скоро обстрел закончился. Запели кузнечики. Вышла бабушка, покричать-поплакать:
— Астры! Астры!
Растоптали дети огород.
ОСЕНЬ ОЛЕГА. МОР
Прадед Олега сгорел в настоящем танке. Дед работал на танковом заводе. Папа — на игрушечной фабрике, делал танки один к сорока. Олег пока не работал. Он был ребёнок. Он заболел легко, но непонятно, и его отправили в деревню к дяде и двоюродным сестрам. Одна потом попала в секту, а вторую убили. А пока все сидели на веранде и пили чай.
Вздрогнуло в окне серебряной изнанкой листьев и стало ясно: осень. Дядя с трудом завёлся и поехал обгонять ветер. Он был хороший садовод, но пил много водки и давил зверей для смеху. Он возвращался всегда весёлый с тьмой и шерстью на колёсах.
Люди и растения вырождаются. Сначала роза пахнет розой, потом теряет имя. Черешня плодоносит дюжину лет, а на тринадцатый год — конец: обтянутая кожей косточка.
В июне старая черешня не принесла плодов. Её терпели до сентября. Сёстры играли с ней: младшая теребила ветви, старшая вбивала гвозди в ствол. Но дядя взял топор, срубил, смеясь, черешню в три удара, подвёл детей к змеистому стволу, дал пилу и сказал: пилите. И ушёл.
—Ты пили,— сказала одна сестра
—Ты пили,— сказала другая.
—Мы девочки
—Мы смотреть будем.
—Потом скажем, что плохо пилишь
—А ты хорошо пили.
—Старайся.
—Там цветные бусинки внутри ствола
—Бусинки.
—Будешь быстро пилить — увидишь бусинки
—Будешь медленно — их воздух растворит.
— Не опоздай же.
Олег старался. Он пилил, как мог. Он распилил её на дюжину частей, но бусинок не было. Не было никаких бусинок. Олег упал у останков черешни, сёстры закричали, как птицы. Дядя поднял Олега и понёс в дом. От него пахло мёртвыми, и Олега стошнило с дядиных рук. Целую ночь катался Олег по кровати: опоздал, дурак, опоздал. А после целую жизнь.
ЗИМА ЗИНЫ. СМЕРТЬ
Тузик жил звонко, но недолго. Сначала прыгал выше звёзд, потом оказался сукой и ощенился. А перед смертью всех заразил лишаем. "Я красивая? Красивая?”— лысая Зина ходила кругами. Зине было четыре. Тузику тоже. Он умер, как артист. Брызнул кровью, лёг посреди двора, и первая снежинка растаяла на резиновом носу.
Земля промёрзла. Рыть не вырыть. Бабушка продолбила ломом яму. Там, в огороде, уже лежал Дружок и три кота. Они давно стали морковкой и луком. Там зинина мама, когда была как Зина, похоронила больную крысу, прыгнувшую с печки. Теперь с мамой тоже стало плохо. Зину забрала бабушка, мама кричала из телефона, а Зина ходила в капоре на бритом черепе и задавала вопросы:
—А зачем могила?
—А чтобы ты спросила.
—А зачем спросила?
—А пусть лежит.
—А зачем лежит?
—Огород удобряет
—А зачем огород?
—А морковка, лук.
—А зачем?
—Съедим!
И бабушкин зуб сверкнул, как вся вечность в один день. Но Зина не испугалась.
—А зачем съедим?
—Чтобы выжить.
—А выживем?
—Да.
Родился в Петербурге, живет в Москве, работает журналистом. Публикуется с 2011 года. Автор двух пьес и нескольких рассказов. Лауреат премии «Дебют» (2012). Рассказы переведены на финский язык.
Литературная премия Дмитрия Горчева
Номинации «Красота/Мерзость»
ВЕСНА ВОЛОДИ. ГЛАД
В конце весны истлел последний самолет. Город отрезало. Вдоль моря встала очередь за хлебом. Взял дед лопату, сказал: идём. И Володя пошёл. И все пошли.
Раньше люди летали за море к другим городам. Покупали там всякие вещи. Дед привозил тушёнку, сахар, чай, петуха на палке. Теперь в пустом аэропорте висел полосатый носок — указатель ветра. Валялся винт.
Взлётную полосу уже взрыли. Над ямами гнулись дети и старики. Один упал.
—А кого понесли?
—Никого. Копай.
—А куда понесли?
—Никуда. Копай.
—А зачем понесли?
—Низачем. Копай. Жди цветочков синих.
Впереди было девяносто дней ледяного лета. Володя с дедом рыли ямы и клали туда пятнистые клубни. Другие тоже рыли и клали. Картофель сажать было поздно, но больше сажать было нечего.
—Жди цветочков. Если не засинеют, положу камней в пиджак и шагну в море, а ты береги крупу в сарае и помни лес. В июле морошка. В августе черника. В сентябре брусника. Сладкий будет год.
В июле побило морошку, в августе побило чернику, в сентябре побило бруснику. Но картофель взошел. Все выжили. И Володя выжил.
Это правда было.
Это был я.
ЛЕТО ЛЕНЫ. БРАНЬ
В земле яма, в яме — деревня, в деревне — дом. У дома стояла совсем чёрная девочка Лена. Она ездила вдаль, за границу, и там загорела так, что сливалась с вечером. У неё были глаза и ноги, как у взрослой. Мальчишки встали кругом и боялись тронуть.
—Там виноградины — такие, — сказала Лена и сложила ладони лодкой.
—Там помидорины — такие, — сказала Лена и замахнулась на луну.
—Там арбузины — такие, — и показала что-то размером с мир.
Осенью в яму стекала грязь. Зимою грязь леденела. Весною на лёд выходили меченые гуси со рваными дырами в лапах, и корка трескалась. Летом в яме стоял пар. Мальчишки потели полуголые. Старший сказал:
—Та ни. Мабуть брешешь.
Лена топнула ногой. Где-то грохнуло, и чёрное небо зарозовело. Дети стали слушать канонаду.
—А у нас бомби — ось таки! — сказал старший.
И все засмеялись. Грохотало часто, но далеко. Скоро обстрел закончился. Запели кузнечики. Вышла бабушка, покричать-поплакать:
— Астры! Астры!
Растоптали дети огород.
ОСЕНЬ ОЛЕГА. МОР
Прадед Олега сгорел в настоящем танке. Дед работал на танковом заводе. Папа — на игрушечной фабрике, делал танки один к сорока. Олег пока не работал. Он был ребёнок. Он заболел легко, но непонятно, и его отправили в деревню к дяде и двоюродным сестрам. Одна потом попала в секту, а вторую убили. А пока все сидели на веранде и пили чай.
Вздрогнуло в окне серебряной изнанкой листьев и стало ясно: осень. Дядя с трудом завёлся и поехал обгонять ветер. Он был хороший садовод, но пил много водки и давил зверей для смеху. Он возвращался всегда весёлый с тьмой и шерстью на колёсах.
Люди и растения вырождаются. Сначала роза пахнет розой, потом теряет имя. Черешня плодоносит дюжину лет, а на тринадцатый год — конец: обтянутая кожей косточка.
В июне старая черешня не принесла плодов. Её терпели до сентября. Сёстры играли с ней: младшая теребила ветви, старшая вбивала гвозди в ствол. Но дядя взял топор, срубил, смеясь, черешню в три удара, подвёл детей к змеистому стволу, дал пилу и сказал: пилите. И ушёл.
—Ты пили,— сказала одна сестра
—Ты пили,— сказала другая.
—Мы девочки
—Мы смотреть будем.
—Потом скажем, что плохо пилишь
—А ты хорошо пили.
—Старайся.
—Там цветные бусинки внутри ствола
—Бусинки.
—Будешь быстро пилить — увидишь бусинки
—Будешь медленно — их воздух растворит.
— Не опоздай же.
Олег старался. Он пилил, как мог. Он распилил её на дюжину частей, но бусинок не было. Не было никаких бусинок. Олег упал у останков черешни, сёстры закричали, как птицы. Дядя поднял Олега и понёс в дом. От него пахло мёртвыми, и Олега стошнило с дядиных рук. Целую ночь катался Олег по кровати: опоздал, дурак, опоздал. А после целую жизнь.
ЗИМА ЗИНЫ. СМЕРТЬ
Тузик жил звонко, но недолго. Сначала прыгал выше звёзд, потом оказался сукой и ощенился. А перед смертью всех заразил лишаем. "Я красивая? Красивая?”— лысая Зина ходила кругами. Зине было четыре. Тузику тоже. Он умер, как артист. Брызнул кровью, лёг посреди двора, и первая снежинка растаяла на резиновом носу.
Земля промёрзла. Рыть не вырыть. Бабушка продолбила ломом яму. Там, в огороде, уже лежал Дружок и три кота. Они давно стали морковкой и луком. Там зинина мама, когда была как Зина, похоронила больную крысу, прыгнувшую с печки. Теперь с мамой тоже стало плохо. Зину забрала бабушка, мама кричала из телефона, а Зина ходила в капоре на бритом черепе и задавала вопросы:
—А зачем могила?
—А чтобы ты спросила.
—А зачем спросила?
—А пусть лежит.
—А зачем лежит?
—Огород удобряет
—А зачем огород?
—А морковка, лук.
—А зачем?
—Съедим!
И бабушкин зуб сверкнул, как вся вечность в один день. Но Зина не испугалась.
—А зачем съедим?
—Чтобы выжить.
—А выживем?
—Да.